Аргант с натугой изрыгал слова.
39. Растут в сердцах противников две бури,
Не пробуй удержать их на цепи!
Два всадника на бешеном аллюре
Помчались друг на друга по степи.
О Муза, исступленьем гневных фурий
Мой голос исступленный укрепи!
Так, чтобы отзвуки угроз взаимных
И лязг мечей в моих гремели гимнах!
40. Несутся скакуны богатырей,
Крюкастым копьям ветер не перечит,
По веткам рысь не прыгает быстрей,
Быстрей не падает на землю кречет.
У иноходцев пламя из ноздрей.
Арганту в шлем копье нормандец мечет,
Нормандца в шлем бьет сарацинский вождь,
Летит с небес осколков острых дождь.
41. Колеблют перекаты громовые
Неколебимую кору земли,
С презреньем к острой стали верховые
Мечи над головами занесли,
Грудь с грудью сшиблись кони боевые
И, рухнув, забарахтались в пыли,
Теперь враги в бою сойдутся пешем —
Себя мы новым зрелищем потешим!
42. Коварной тактике пришел черед,
Следят настороженно друг за другом.
Танкред подался вспять, Аргант – вперед,
Пространство узкое обходят кругом.
Один откроется, другой замрет,
И в каждом шаге твердом и упругом
Таится смерть, как в танце роковом:
Не видно мастера за мастерством!
43. Подставить щит не удалось Танкреду,
Удар – и кровью бок его согрет!
Но рано нехристь праздновал победу:
Отбив клинок, настиг его Танкред
И по багровому увидел следу,
Что царский не оправится клеврет.
Нет, бдительность нельзя терять барону —
Он начеку, он держит оборону!
44. Смотрел Аргант с брезгливою тоской
На кровь, текущую из-под кольчуги,
И от обиды рев издал такой,
Что вся округа замерла в испуге.
Он поднял меч слабеющей рукой
И, жуткие описывая дуги,
Врагу собрался голову снести,
Но был в предплечье ранен до кости.
45. Так загнанный медведь на задних лапах
Качается с рогатиной в боку
И, крови собственной почуя запах,
Поднявшись, ломится по сосняку.
В его утробном рыке, в шумных всхрапах
Охотник слышит смертную тоску.
Не мыслит защищаться мусульманин —
Идет на меч, бесстрашьем отуманен.
46. Он ожил, он позор искупит свой,
Забыл о боли витязь сарацинский,
Кругами мощными над головой
Он с криком меч вращает исполинский.
Танкред, боясь атаки лобовой,
Пережидает натиск сатанинский.
С чудовищем сражаться мудрено:
В нем сила с храбростью слились в одно!
47. Надеется Танкред, что натиск ярый
В конце концов утихнет сам собой.
Шажками мелкими, сухой, поджарый,
Врага обходит, не вступая в бой,
Но видит, что бессчетные удары
Летят без передышки, вразнобой.
Терпение на миг теряет краткий
И поддается опьяненью схватки.
48. От ярости враги сильней вдвойне,
Им больше голос разума не внятен,
На шлемах, на искромсанной броне
Не сосчитать пробоин, трещин, вмятин.
Сошлись, чтобы сражаться наравне
На поле, мокром от кровавых пятен.
Гремя, сверкают грозные мечи,
Как в небе гром, как молнии в ночи!
49. Две рати, точно в цирке многолюдном,
По сторонам ристалища стоят,
Следят за боем с ужасом подспудным,
Тревогой и надеждой дол объят.
Молчаньем связанные обоюдным,
В душе волненье зрители таят.
Не шелохнется ни один на кромке,
И только слышен стук сердец негромкий.
50. Сомнений не осталось, что враги
Друг друга умертвят в слепой отваге,
Но вскоре ночь спустилась, и ни зги
Дерущимся не видно в полушаге.
Гонцу приказывает царь: «Беги,
Пора поднять нам перемирья флаги!» —
Франк Аридей и сарацин Пандор
Выходят на поле пресечь раздор.
51. Клинки, как в Древнем Риме или Спарте,
Жезлами миротворцы развели
По букве строгих кодексов и хартий,
Чье право признают и короли.
Пандор был краток: «В боевом азарте
Вы собственную храбрость превзошли!
Теперь остыньте и, размыслив здраво,
Ночному отдыху верните право.
52. Нам светлый день дарован для труда,
А ночь мила покоем бивуака,
Войны незримой подлость нам чужда!»
Аргант в ответ: «Мне жаль, что из-за мрака
Бой прерывать приходится всегда,
Сражаться днем почетнее, однако.
Пусть рыцарь, опасающийся тьмы,
Клянется, что опять сойдемся мы!»
53. «Клянусь, – отрезал франк, – но пусть плененный
Оттон в урочный час придет с тобой,
Иначе этой сталью вороненой
Тебя заставлю я продолжить бой!»
Присягою коленопреклоненной
Решилось дело, и, трубя отбой,
Для излеченья им отвел глашатай
Четыре дня, назначив бой на пятый.
54. Картина схватки врезалась в сердца
И воинам Креста, и сарацинам,
Народ о ней судачил без конца,
Подавлен ужасом небеспричинным.
Какого предпочесть им храбреца,
Ни в крепости, ни за высоким тыном
Не знали люди и, затеяв спор,
Могли дойти до непустячных ссор.
55. Гадал по целым дням народ досужий,
Кого погибель ждет, кого успех,
И спорил, что важнее в храбром муже:
Уменье или злость, но среди тех,
Кто мучился и горевал не вчуже,
Эрминия страдала больше всех:
Негоже дочери порфирородной
Зависеть от Беллоны сумасбродной!
56. Престолом Антиохии владел
Ее отец, противясь чужевластью,
Но Готфрид царству положил предел,
Сельджуки в плен попали большей частью,
Добычи бранной ждал ее удел,
Танкред в толпе ее заметил, к счастью:
По-рыцарски, не варвар, не вандал,
Он почести ей царские воздал.
57. Эрминию он объявил свободной,
Вернул ей золото и серебро
И все, что скрашивает быт походный.
Корысти чуждый, он творил добро!
Был строен станом рыцарь благородный,
Любовь силки расставила хитро.
Нет в мире крепче уз, чем эти узы,
А сердцу нет отраднее обузы.
58. Свободной плоть была, но не душа!
Эрминию свобода не прельщала.
Ей жизнь в плену казалась хороша,
Покорность господину восхищала!
Увы, бесчестьем девушку страша,
Ей гордость радоваться воспрещала.
«Со старой матерью придется мне
Искать защиты в дружеской стране!»
59. На Аладина обе уповали,
Приют беглянкам он дозволил дать,
Пришлось ей вскоре в черном покрывале
Над гробом милой матери рыдать.
Огонь любви, осознанной едва ли,
Царевна приняла как благодать:
Склониться перед смертью не желала
И потаенным пламенем пылала!
60. Пылала, толщью стен окружена,
Лелея память о поре беспечной,
В былое безнадежно влюблена —
Надежду отнял у нее Предвечный.
Чем глубже чувство прятала она,
Тем жарче полыхал огонь сердечный.
И вдруг вдали забрезжил слабый свет:
Под Иерусалим пришел Танкред!
61. Молчал при виде войск многоплеменных
Народ, в оцепененье глядя вниз.
Эрминия на лентах и знаменах
Искала друга милого девиз.
В восторге от полков разноименных
Бесстрашно выходила на карниз:
То находила графа, то теряла
И снова «Вот он, вот он!» повторяла.
62. На дальней башне царского дворца,
Господствующей над стеною внешней,
Весь день просиживала у зубца,
Смотрела с высоты на стан нездешний,
На дол, где ни куста, ни деревца,
И не было раздумий безутешней.
Вздыхала, проводив вечерний свет,
Вздыхала – думам собственным в ответ.
63. За ходом рокового поединка
Из-за зубца следила сирота.
Металась в страхе, как простолюдинка,
При звоне крестоносного щита.
Ей в сердце острая вонзалась льдинка,
И мысль не раз просилась на уста:
«Что, если взмахом палаша единым
Аргант с ее покончит господином?»
64. Когда ж герольд решенье огласил,
Что бой на пятые назначен сутки,
Несчастная, собрав остаток сил,
Боялась помутнения в рассудке.
Ей облегченья плач не приносил,
И, в жилах ощущая холод жуткий,
Вздыхала, тягостный тая секрет,
Смертельной горечи живой портрет!
65. «Куда от доли убежать постылой!»
К ней призраки являлись что ни ночь,
Пугая незарытою могилой,
Ей страшно, тошно, душно, ей невмочь!
Валялся в луже крови рыцарь милый,
Тянул к ней руки, умолял помочь.
Со страху в яму дева оступалась
И на подушке мокрой просыпалась.
66. Но тягостных предчувствий тяжелей
Была тревога за его здоровье,
Всем сердцем одного хотелось ей —
Присесть у раненого в изголовье!
Взывала к небу дева: «Пожалей
Свою рабу – сними проклятье вдовье!»
А тут еще молвой раздутый слух,
Что рыцарь вскорости испустит дух!
67. Эрминии известны были с детства
Любого зелья свойства и состав:
Как боль смягчить, царевна знала средство,
Умела вправить выбитый сустав.
Ценила материнское наследство
Беглянка, мудрость древнюю впитав.
Теперь же у постели сарацина
Ей стала ненавистна медицина.