Освобожденный Иерусалим — страница 24 из 72

68.  Выхаживать Арганта дан приказ

Влюбленной в неприятеля сиделке.

Отраву влить хотелось ей подчас

Ему в питье, но Дьявола проделки

Претили деве. Бог царевну спас

От преступленья и простил ей мелкий

Грех помыслов дурных. С тех пор пустой —

Из нецелебных трав – он пил настой.

69.  Привычна к запаху и виду крови,

Эрминия родной забыла кров.

Картины смерти были ей не внове,

Не внове был походный вой ветров.

Иных мужчин смелее и суровей,

Бедняжка грелась у чужих костров,

Для женщины была вполне бесстрашной

И не печалилась печалью зряшной.

70.  Влюбившись, сделалась еще храбрей

И без того неробкая царевна,

Средь африканских гадов и зверей

Прошла бы по лесам, взирая гневно.

Однако есть у царских дочерей

Обязанность блюсти себя вседневно.

Любовь и Честь взялись терзать ее,

Нашептывая каждая свое.

71.  Ворчала Честь: «Ты девой непорочной

Пережила осаду и войну,

Ты целомудрие оградой прочной

Не побоялась окружить в плену.

Зачем капитуляцией досрочной

Ты взваливаешь на себя вину?

Кто глупость мог внушить тебе такую?

Ее тебе я мигом растолкую.

72.  Ужель себя так низко ценишь ты,

Что в чуждый стан бродяжкой бесприютной

Проникнешь под покровом темноты?

Забавою натешится минутной

Тюремщик и невинности цветы

Брезгливо бросит солдатне распутной,

Легионерам бросит дочь царя!»

Любовь ей возражала, говоря:

73.  «Не слушай Честь, гони ее с дороги!

Влюбленным осторожность не сестра,

Ты не в медвежьей родилась берлоге

Вдали от искр любовного костра.

Распустишь пояс девственности строгий,

Увидишь, как стрела моя остра:

Сжигает все огонь неистребимый —

Ужели ты стыдишься быть любимой?

74.  И кто же он, тюремщик твой, скажи,

Не тот ли, что дежурил дни и ночи

У ложа несравненной госпожи?

Не он ли над тобой проплакал очи?

С меня довольно лицемерной лжи,

Сама кого угодно ты жесточе.

О друге не заботясь дорогом,

Мила и ласкова с его врагом!

75.  Лечи врага, чтоб от его десницы

Пал в поединке благодетель твой!

Признательнее не сыскать должницы —

За доброту отплатишь ты с лихвой.

Вдыхая с наслажденьем смрад больницы,

Усердье сердобольное удвой.

О милом позабыв, убийцу пользуй!

Я вижу, время ты проводишь с пользой.

76.  Нет! Все твое трепещет существо

При мысли, что из тысячи изгнанниц

Лишь ты одна кумира своего

Могла б спасти, могла б вернуть румянец

Лицу, что нынче тускло и мертво.

Он оживет, твой милый чужестранец.

При виде мужественной красоты

Его чертами восхитишься ты!

77.  Себя узришь ты рядом с милым другом

На груде завоеванных корон,

Тебе законным станет он супругом,

И, среди римских шествуя матрон,

Ты будешь принята вельможным кругом,

Услышишь похвалы со всех сторон

В Италии, где истинную славу

И веру истинную чтут по праву!»

78.  Так говорила хитрая зуда,

Прельщая девушку надеждой ложной,

Но из дворца не выйти – вот беда! —

Одной не справиться с задачей сложной.

Ворота не откроет никогда

Охрана без причины неотложной.

Дозорные в тревожной тишине

Всю ночь обходят крепость по стене.

79.  Привыкла персиянку-нелюдимку

Царевна навещать в закатный час,

Луна в окно светила им сквозь дымку,

Над мертвыми песками запад гас.

В одной постели спящими в обнимку

Их луч рассветный заставал не раз.

Клоринде душу дева открывала,

Но тайну главную не выдавала.

80.  Она шептала сердцу: «Замолчи!»

И на вопрос: «О чем так безысходно

Слезами обливалась ты в ночи?»

Могла в ответ придумать что угодно.

Царевна знала, где лежат ключи

От комнаты Клоринды, и свободно

Входила к ратнице, покуда та

Сражалась против воинов Креста.

81.  И вот однажды на пороге спальни,

Воительницу не найдя нигде,

Она застыла, призрака печальней,

В раздумьях о нахлынувшей беде:

Ей было страшно в путь пуститься дальний,

Как вдруг в простенке узком, на гвозде,

Клориндиных доспехов сталь блеснула,

И горестно Эрминия вздохнула:

82.  «О как я ей завидую тайком,

Как я порвать хочу со слабым полом,

Чтоб не искать защитника ни в ком,

Грозя обидчикам мечом тяжелым!

Красу ее не держат под замком,

Шаги ее не стеснены подолом:

Стремглав летит вперед и никогда

Не ведает ни страха, ни стыда!

83.  Ах, почему природа силой дюжей

Не пожелала наделить меня!

Богатырей дралась бы я не хуже,

Мне так пошла бы ратная броня!

Ни ярость бурь, ни злоба зимней стужи

Во мне не затушили бы огня,

Блистала бы в шеломе вместо фески

При блеске солнечном, при лунном блеске!

84.  Меня не оттеснил бы ты, черкес,

Я первой вышла бы на бой с Танкредом,

Стремительно, с копьем наперевес!

Он в плен поплелся бы за мною следом,

В цепях любви мгновенно бы воскрес,

И я, всевластная над сердцеедом,

Сравнив по весу наши кандалы,

Сочла бы, что мои не тяжелы!

85.  Но даже если б заплатила кровью

За дерзость я, пронзенная насквозь,

От раны, нанесенной мне любовью,

Страдать бы сердцу больше не пришлось.

Он к моему склонился б изголовью,

Чуть слышно я молила бы: „Набрось

На мученицу саван белоснежный!“ —

Он надо мной рыдал бы, страстный, нежный!

86.  Увы, несбыточны мои мечты —

Бесплодная фантазия ночная,

С клеймом гонимой всеми сироты

На женской половине жить должна я,

Но нет, восстану я из-под пяты

Судьбы, обычай предков проклиная,

Сменю на тяжкий панцирь паранджу

И меч в руке девичьей удержу!

87.  Да, удержу! Бывает, что и лани

Миролюбивые идут на бой.

Амур, узнав о своевольном плане,

Поможет сладить с тяжестью любой.

Однако хитрость, кажется, желанней,

Чем скачка за походною трубой.

Клоринды я походный плащ надену

И выберусь за крепостную стену.

88.  Никто из караульных не дерзнет

Встать на пути у амазонки юной.

Отринув нерешительности гнет,

Откинуть повелю запор чугунный.

Не вырваться иначе из тенет,

Расставленных Любовью и Фортуной.

Я способ с ними справиться нашла.

Бегу, пока Клоринда не пришла!»

89.  Решилась и украденные латы

Перенесла неслышно в свой покой.

Торопит девушку шалун крылатый,

Пощады не дает ей никакой.

На счастье, царские пусты палаты,

Нет никого ни в кухне, ни в людской.

Сообщница влюбленных и воришек,

Ночь дарит деве храбрости излишек.

90.  С небес безмолвная спустилась мгла,

Мерцали звезды в сумраке тревожном,

К себе служанку втайне позвала

Царевна вместе с витязем надежным.

Об истинной причине солгала,

Поведала о плане неотложном

И бегстве, но зачем и почему —

Ни ей не объяснила, ни ему.

91.  Не допуская мысли об отсрочке,

Ушел конюший исполнять приказ.

Стоит Эрминия в одной сорочке,

На землю сбросив бархат и атлас,

Растоптан мех богатой оторочки,

Нет зрелища отраднее для глаз:

Прекрасна в наготе своей южанка!

Одна прислуживает ей служанка.

92.  Сжимается кольцо из чугуна

Вкруг золотых волос, вкруг шеи хрупкой.

Напрячь все силы девушка должна,

Булатный щит не назовешь скорлупкой!

Ходить в доспехах учится она,

Еще немного – и займется рубкой.

Хохочет подстрекатель волокит:

Так в женском платье был смешон Алкид.

93.  Вот, переваливаясь с боку на бок,

Идет, служанку за плечо держа,

Походкой шаткой немощных прабабок,

Кольчуга – не хиджаб, не паранджа!

К коню с попоною до самых бабок

Бредет, ногам своим не госпожа,

Из тьмы к ней верный витязь подбегает

И сесть в седло поспешно помогает.

94.  Летит беглянка тайною тропой,

С уздечки пенные слетают хлопья,

Блестят то здесь, то там во тьме слепой

Нагрудники, кирасы, шлемы, копья.

Солдаты окружают их толпой,

Но содрогается душа холопья:

Сирийцы отступают, трепеща

Эмблемы и знакомого плаща.

95.  Эрминия глядит смелей, чем прежде,

Но страшно ей, что стража у ворот,

Признав обманщицу в чужой одежде,

Ее в цепях к тирану отведет.

Что делать, как не ввериться надежде!

Кричит, подъехав: «Расступись, народ!

Посторонись и верховой, и пеший,

Клоринда едет с царскою депешей!»

96.  Был голос у Эрминии высок,

Как у Клоринды, и никто во мраке

Не понял, что она на волосок

От смерти, что беглянке не до драки.

Умчалась всадница, взметнув песок,

По бездорожью через буераки.

С ней рядом витязь преданный скакал

Тропой, змеящейся меж диких скал.

97.  В широкий дол спустились верховые,

Велит царевна привязать коней,

Не подняли тревогу часовые,

Погоню не устроили