за ней,
И тут она задумалась впервые,
Что план ее в реальности трудней,
Чем при побеге глупом и поспешном,
Когда казался он вполне успешным.
98. Ее вдруг осенило, что к врагу
Идти опасно в сарацинских латах,
Что смерть ее на каждом ждет шагу.
Еще глупей открыться при солдатах.
«Как целомудрие я сберегу?
Не примет суженый цветов измятых!»
Над нетерпеньем разум верх берет,
Конюшего царевна шлет вперед:
99. «Ступай к неверным, витязь мой, и вызнай,
Где герцог раненый лежит в шатре.
Скажи ему, что бог любви капризный
Меня сжигает на своем костре.
Танкред меня не встретит укоризной,
Героя исцелю я на одре
Болезни. От любви я пламенею,
Он, жар уняв, меня помирит с нею.
100. Еще скажи, что верю я в него,
Что не грозит бессмертной этой вере
Ни стыд, ни страх, ни гордость – ничего!
Ступай, а я в какой-нибудь пещере
Ждать буду возвращенья твоего.
О беззаветной вере юной пери
Скажи ему и, если невзначай
О чем-то спросит он, не отвечай!»
101. Умчался, как на крыльях, воин славный,
И так умело дело он повел,
Что вскоре отведен был к ставке главной,
Пред рыцарем больным предстал посол,
Танкреда убедил он речью плавной
И с вестью для Эрминии ушел:
Мол, паладин, хоть и взволнован крайне,
Просительницу примет в строгой тайне.
102. Посланца деве ждать невмоготу,
Сама с собой ведет она беседу:
«Вот к первому подкрался он посту,
Вот спешился, вот приведен к Танкреду…»
Бормочет, вглядываясь в темноту,
И вдруг решает: «Дай-ка я подъеду
Поближе!» – лихо щелкает хлыстом
И вдаль несется в сумраке густом!
103. Луна возникла из-за перевала,
Окаймлена безоблачною тьмой,
Роняя жемчуга на покрывало,
Жемчужною играя бахромой.
Свой жар сердечный дева отдавала
Ночным полям и темноте немой —
Свидетелям любви своей нетленной, —
Летела к свету вместе со вселенной.
104. Вздыхала грустно, глядя на огни:
«О милые латинские палатки,
Меня вы утешаете одни,
Опять дымок над вами вьется сладкий.
Последние здесь проведу я дни,
К вам в гости путь привел меня негладкий.
Похоже, в чужедальней стороне
Без шума брани нет покоя мне.
105. Примите же меня в свои объятья,
За жалостью я руки к вам тяну:
Потворствуя всем людям без изъятья,
Любовь над девой сжалилась в плену!
Могла ли пред Любовью устоять я?
Отцовского я трона не верну.
Что царство мне, лежащее пустыней?
Дозвольте среди вас мне жить рабыней!»
106. Не ведала Эрминия, какой
Удар ей уготован был Фортуной:
Как светоч в бездне ночи колдовской,
Она возникла на дорожке лунной
И гордо выпрямилась над лукой.
На фоне неба плащ тигрицы юной
Враги заметили издалека,
Клоринду в ней узнав наверняка.
107. Случилось так, что в сумраке пещерном
В засаде франки прятались в ту ночь
С Алькандром во главе и Полиферном,
Гостей незваных прогоняя прочь,
Стада мешая уводить неверным.
На взгорье въехала царева дочь,
Пока ее гонец в потемках черных
Путем окольным объезжал дозорных.
108. Для Полиферна, чей отец погиб
В бою с Клориндой, плащ ее атласный
Был вызовом, – издав зловещий хрип,
Вскочил феррарец, над собой невластный,
Сквозь строй собратьев путь себе прошиб,
Напрягся и с угрозой громогласной
В богоотступницу метнул копье,
Но от волненья не попал в нее.
109. Увидеть серну на горе бесплодной
Случилось мне в один из летних дней:
Припала, робкая, к струе холодной,
Бегущей среди кочек и камней,
Как вдруг, оскалив зубы, пес голодный
Из-за кустарника рванулся к ней.
О жажде позабыла вмиг бедняжка,
Бежит и от испуга дышит тяжко.
110. Так жажду целомудренной души
Любовью дева утолить мечтала,
Мечтала с милым в благостной тиши
Уснуть, на грудь ему склонясь устало,
Как вдруг во тьме блеснули палаши,
Раздался крик «Держи!» и звон металла.
Надежды и мечтанья прочь гоня,
В галоп пустила всадница коня.
111. Бежит, точь-в-точь испуганная серна,
Бока у скакуна красны от шпор,
Служанка поняла, что дело скверно,
И в поле понеслась во весь опор.
За ними вслед феррарцы Полиферна,
Сидевшие в засаде до сих пор.
Вернулся к месту встречи в это время
Гонец любви – и тоже ногу в стремя!
112. Алькандр был похитрей, чем младший брат:
На миг он замер пред необъяснимой
Наездницей напротив южных врат,
Но не погнался за Клориндой мнимой.
Он в лагерь сообщил, что скотокрад,
Дозорными по пустоши гонимый,
Скакавший без поводьев и удил,
На персиянку чем-то походил.
113. Он не поверил, рассуждая здраво,
Что, помыкая сборищем воров,
Сама Клоринда с плетью гуртоправа
На поле выехала красть коров,
И все ж за Готфридом оставил право
Послать отряд за пограничный ров.
Приказа ждет Алькандр, умен, отважен,
А лагерь происшедшим взбудоражен.
114. Вторую о Клоринде слышит весть
Танкред и больше не считает странным
Ее приход полночный: «Так и есть,
Она геройским сострадает ранам!
Что ж, на коня опять придется сесть,
Но не в тяжелом облаченье бранном.
Знать об отъезде никому не дам!» —
И в ночь по свежим поскакал следам.
Песнь седьмая
1. Прочь от священных стен, сквозь лес молчащий,
За гриву скользкую держась едва,
На лошади, ее куда-то мчащей,
Эрминия неслась, полужива,
От гонки по непроходимой чаще
Кружилась у беглянки голова.
Погоня от нее давно отстала,
Латины в лагерь побрели устало.
2. Так, упустив добычу, стая псов
Хозяйской плети ждет, а не потачки,
Понуро возвращаясь из лесов.
Царевна, ошалев от дикой скачки,
Ни топота копыт, ни голосов
Не слышит за плечами, но в горячке
Бессмысленного бегства наугад
Не смеет, бедная, взглянуть назад.
3. Несется конь, пути не разбирая,
Он деву плачущую взял в полон!
За первой ночью близится вторая,
Померк над Океаном небосклон,
Опять распряг у западного края
Златую колесницу Аполлон,
На третью ночь негаданно-нежданно
Эрминия достигла Иордана.
4. Отчаяньем все эти дни она
Питалась, жажду утоляя плачем,
Забылась наконец, истомлена,
Морфей велел остыть слезам горячим.
С какой признательностью в складках сна
Мы очи смертные от мира прячем!
Увы, различный принимая вид,
Амур к ней в сон ворваться норовит!
5. Наутро просыпается беглянка
На мягком ложе из густого мха,
От гомона пичуг звенит полянка,
Река течет, прозрачна и тиха,
Над берегом ей видится землянка —
Убогое жилище пастуха,
И тотчас шепот ветерка лесного
Зовет ее вздыхать и плакать снова.
6. Рыдая, слышит дева в тростнике
Заливистые голоса и трели,
Спустилась, любопытная, к реке,
Идет на звук пастушеской свирели.
Отшельник примостился на пеньке,
На розовом лугу стада пестрели…
Корзину мирно плел он из ветвей
Под пенье трех плечистых сыновей.
7. На появленье воина в испуге
Взирает простодушная семья.
Взмолилась дева: «Вольные досуги
Селян смиренных не нарушу я!»
Снимает шлем, струится по кольчуге
Поток златых кудрей: «Вы мне друзья,
Занятья не встречала я чудесней
И не пойду с оружьем против песни.
8. Скажи, отец, как вышло, что сюда
Ни воин не добрался, ни грабитель?
От Марса нет семье твоей вреда…» —
«Мой сын, – ответствовал пустынножитель, —
Не посягает на мои стада
Никто – в забытую мою обитель
Не заглянул доныне бог войны,
От нападений мы ограждены.
9. Я верю, что Владыка выси горней
Оберегает нас от грозных сеч,
А может, травы низкие и корни
Он молниями презирает жечь,
И только принцы среди пышной дворни
Главу под острый подставляют меч.
Вселенских бурь прожорливая ярость
Убогую не обижает старость.
10. Убогую, но только для других,
А для меня она всех в мире чище.
В одеждах не нуждаясь дорогих,
За деньги я не покупаю пищи.
Что мне владельцы кошельков тугих!
Я – богатей и только с виду нищий:
Бесплатно пью я воду из ручья,
Отравы в ней не опасаюсь я!
11. Для жизни нам, поверь, так мало надо:
Спокойствие, топор, мотыга, плуг.
Смотрю на сыновей, и сердце радо,
Нет у меня ни челяди, ни слуг.
На утренней заре гоню я стадо
Из хлева теплого на сочный луг,
В лесу поют пичуги, солнце блещет,
В речной воде, играя, рыба плещет.
12. Как я себя за прошлое корю!
За то, что, рук работой не марая,
С презреньем к рыбарю и косарю
Бежал в Египет из родного края:
До Мемфиса добрался и к царю