Он туловом стальным врага таранит
И в левое бедро нещадно ранит.
42. По шлему рыцаря ударил он,
Но медь не раскололась от удара,
Катался в черепе Танкреда звон,
Тяжелый, как внутри пустого шара.
Нормандец зашатался, оглушен,
Но боевого не утратил жара.
Он пламя на Рамбальда изрыгал
И громким скрежетом зубов пугал.
43. Отпрянул нехристь и обмяк со страху,
От молнийного взора сам не свой.
Он слышит свист меча, молясь Аллаху,
Он чует в сердце холод гробовой,
Он увернулся, и Танкред с размаху
Ударил по опоре мостовой.
Рамбальд летящие увидел щепки
И поспешил обратно в замок крепкий.
44. Бежит он через мост над озерком,
Танкред надеется догнать гасконца,
Врага пугает поднятым клинком,
Вот-вот пронзит он идолопоклонца,
Вот-вот расправится с еретиком,
Как вдруг лучи искусственного солнца
Струиться перестали с вышины —
Ни звезд на черном небе, ни луны.
45. Жезлом взмахнула ученица мага,
И беглеца сокрыла темнота.
Танкред на ощупь, как слепой бродяга,
Спускается с подъемного моста.
В какой капкан ведет его отвага?
Беду он осознал, когда врата,
Скользя по мху, заваленному дрязгом,
За ним с чугунным затворились лязгом.
46. В Комаккьо, где береговой изгиб
Являет безотрадную картину,
Случалось видеть мне, как стаи рыб
От бурь в спокойную уходят тину.
Однако выплыть из-под мощных глыб
Назад через природную плотину
Не удается бедным никогда:
Впустив, не выпускает их вода.
47. В такую западню попал скиталец,
В такую необычную тюрьму,
Несокрушимую для стрел и палиц,
Навеки погруженную во тьму.
Напрасно двери сотрясал страдалец,
Гремящий глас ответствовал ему:
«Тебе твой гордый норов не союзник,
Смирись, Армиды обреченный узник!
48. Здесь заживо сгниешь ты посреди
Гниющих жителей глухого склепа!»
Нормандец, подавляя стон в груди,
Молчал и сам себе шептал свирепо:
«Танкред, чужим святыням не кади!
За низменною страстью шел ты слепо.
Пусть прозябать без солнца тяжело,
Не это самое большое зло!
49. Куда страшней, что от меня темница
Лучи иного солнца утаит,
С возлюбленной мне не соединиться
В краю, где битву проиграл Аид.
Немногих дней минует вереница —
Мне скоро бой с Аргантом предстоит!
Я долгом пренебрег и вечным раем,
Я всеми по заслугам презираем!»
50. На сердце рыцарю за шрамом шрам
Наносит Честь вслед за любовным шрамом.
Тем временем Морфей по вечерам
С Аргантом не справляется упрямым.
Бездействие для великана – срам!
Кровавым опьяняясь фимиамом
И раны незажившие кляня,
Он пятого ждет не дождется дня.
51. Глаз не смыкает в возбужденье диком
Всю ночь последнюю измаилит,
Вскочил, когда еще над горным пиком
Был мрак непроницаемый разлит.
Оруженосца будит зычным криком,
Подать доспехи лучшие велит,
Ему царем врученные когда-то,
Признанья знак, почетный для солдата!
52. Тяжелый панцирь с легкостью надел,
Привесил меч старинного закала,
Незатупившийся от ратных дел.
Бугристый торс кольчуга облекала.
Так ни одна комета, в наш предел
Попавшая, доселе не сверкала
И молнией не рассекала тьму,
Пророча гибель царствам и чуму.
53. Орла-стервятника смотрел он зорче,
Белками кровожадными крутя,
Кривлялся, бесновался, как от порчи,
Грозил смертоубийством не шутя.
Любой храбрец, увидев эти корчи,
От страха зарыдал бы, как дитя.
Меч обнажил и при померкших звездах
Кричал, впустую рассекая воздух:
54. «Кто твоему поверит хвастовству,
Кяфир, с тобой я справлюсь без помехи!
Я волосы твои в кровавом рву,
Глумясь, измажу грязью для потехи.
В насмешку богу твоему сорву
С тебя, еще не мертвого, доспехи,
И, сколько ни молись ты Небесам,
Я труп твой брошу на съеденье псам!»
55. Так бык копытом яму роет в дерне,
Вдали завидя пришлого быка,
Рогами поддевает пни и корни,
Непрошеного гонит женишка,
Мотает головой и все упорней
Грозит сопернику вспороть бока,
Свой гнев своим же распаляет ревом,
Чтоб тот не вздумал подходить к коровам!
56. Герольда требует к себе черкес
И говорит: «Скачи скорей в долину
И там без лишних объяви словес,
Что я отмщу любому исполину,
Клевещущему, что Христос воскрес!»
Вслед за глашатаем, взметая глину,
И сам он тотчас ринулся на бой,
Заложника гоня перед собой.
57. Герольд трубит призывно в рог бараний,
И страх вселяется в сердца людей,
В командной ставке, до обедни ранней,
Не счесть державных принцев и вождей.
«Готовьтесь умереть на поле брани! —
Так угрожал героям лиходей. —
Танкреда первым вызывает витязь,
А после прочих, если не боитесь!»
58. В сомненье Готфрид смотрит на ряды
Соратников – он верит и не верит,
Что рыцари останутся тверды,
Когда Косая пасть свою ощерит.
Нет рядом с ним геройской череды.
Кого он с нечестивцем соразмерит?
Без Богемунда дерзок стал черкес,
Ринальд в изгнанье, и Танкред исчез.
59. К десятерым, отпущенным с Армидой,
Богатырей примкнуло большинство.
Оставшиеся под его эгидой
Сейчас дрожали – все до одного.
И каждый чуть не вслух бубнил: «Не выдай
Ничем стыда и страха своего!»
Но по опущенным читалось взорам,
Что страх восторжествует над позором.
60. Встряхнет ли слабых в трусости упрек?
Молчали крестоносцы, как на тризне.
Поднялся Готфрид и в сердцах изрек,
Давая волю горькой укоризне:
«Когда б я жизнь земную так берег,
Я был бы недостоин этой жизни.
Ужели варвар сей непобедим
И нашу честь мы растоптать дадим?
61. Что остается вам? – смотреть в испуге,
Как вызов иноверца я приму…
Подать оружье!» – крикнул он прислуге,
И латы тотчас подали ему.
Его увидел в шлеме и кольчуге
Раймунд, превосходящий по уму
Всех в армии, и, стоя на пороге,
Бесстрашному не уступил дороги.
62. «Ты, – возгласил он, – не солдат простой,
Ты в нашем храме главная колонна.
Ты будущей империи святой
И Божьей церкви охраняешь лоно.
За дело общее, за веру стой —
В твоей деснице гибель Вавилона!
Ты скипетру предпочитаешь меч?
Оставь другим триумф кровавых сеч!
63. О рыцари, перед людьми и Богом
В душе храню я гордости запас
И схватки не избегну под предлогом,
Что плотью немощен и старше вас.
Я в молодости грешен был во многом,
Но в землю не смотрел, как вы сейчас,
И не стерпел бы над собой насмешек.
Раймунд Тулузский крепкий был орешек.
64. Я говорю о давней той поре,
Когда в столице шпейерской державы,
У Конрада Второго при дворе,
Вонзил я в Леопольда меч кровавый.
Был дивный панцирь на богатыре,
Его я снял, и в этом больше славы,
Чем в одиночку драться против орд
Разбойничьих, – так был я сердцем тверд!
65. Вернись ко мне хоть капля прежней силы,
Глумливец не дерзнул бы свысока
Болтать, что перед ним страдалец хилый —
Не знает страха сердце старика!
Пусть мне в бою не избежать могилы,
Победа будет для него горька.
Доспехи мне! Пусть отблеск славы давней
В деяньях новых вспыхнет достославней!»
66. Умолк Раймунд, и жар его речей
Стал музыкой для рыцарского слуха,
И тот, кто прежде избегал мечей,
Исполнился воинственного духа
И на язык вдруг сделался бойчей.
Забыли, как в гортани было сухо
И Гвельф, и Балдуин, и шевалье
Этьен, и оба Гвидо и Гернье.
67. Фируз, врата открывший Богемунду
Антиохийские, и с ним Эврард —
Все стали храбрыми в одну секунду,
Рудольф, ирландский вождь, войдя в азарт,
Примкнул, как встарь, к британцу Розимунду,
В страну которого без точных карт
Не доплывешь. На подвиг беспримерный
Нацелен Эдуард с Гильдиппой верной.
68. Но более других Раймунд седой
Торопится ответить Голиафу.
Сияют латы, взнуздан конь гнедой,
Пернатый шлем надеть осталось графу.
Воскликнул Готфрид: «Ты сиял звездой,
Освободив от иноверцев Яффу.
В тебе воинственная старина,
Как в зеркале живом, отражена!
69. Когда бы среди поросли зеленой
Нашел я дюжину таких, как ты,
До Бактрии донес бы отдаленной
Я всепобедный Крест через фронты.
Премудрой сединою убеленный,
Оставь, Раймунд, безумные мечты.
Пусть лучше молодые жребий кинут:
Судьба решит, чей первым будет вынут.
70. Нет, не судьба, а Триединый Дух,
С Небес печется Он о нашем благе…»
Раймунд, к призывам полководца глух,
С другими состязается в отваге.
Счастливца имя вождь читает вслух,
Из шлема вытащив клочок бумаги,
И все вокруг кричат наперебой,
Что граф Тулузский первым примет бой!