Освобожденный Иерусалим — страница 30 из 72

Он жаждал, почитая гений твой,

Но сам себя стыдился, как ни странно,

И сетовал, что обойден молвой.

Порой завидовал, насколько рано

Ринальд созрел для славы боевой,

И все ж, о доле не заботясь бренной,

Стремился к Небесам душой смиренной.

8.  С дружиной переправился храбрец

Через Босфор для встречи с Алексеем,

Введен был в императорский дворец,

Был принят венценосным фарисеем.

Там ждал героя Генрих, твой гонец,

Сказал он: „Мы Христову правду сеем!

Чистосердечной повести внемли,

Как франки в Антиохию вошли:

9.  На город, накануне нами взятый,

Такую силу двинул Кербога,

Что опустел Мосул, людьми богатый“.

Он о тебе сказал, что ты слуга

Господень и пред Господом ходатай

За нас в походе на Архиврага.

Он о Ринальде говорил подробно,

Чье праведное рвенье бесподобно.

10.  Предрек посланец, что священный град

Возьмешь ты штурмом боговдохновенным,

Что сердцем справедливым будешь рад

К триумфу высшему идти со Свеном.

С тех пор, не требуя себе наград,

Мечтал в служении самозабвенном

Сын короля, что среди грозных сеч

Сирийской кровью обагрит он меч.

11.  Он по-мальчишески в твоем геройстве

Ничтожество усматривал свое,

В душевном пребывая беспокойстве,

И мнение не уважал ничье.

Он был бесстрашен, и об этом свойстве

Я знал, но говорило мне чутье,

Что об одной опасности он тужит:

Вдруг похвалы твоей он не заслужит!

12.  Коня судьбы он подгонял бичом,

Нас за собой таща, как на аркане.

В поход он с первым выступил лучом,

И мы за ним пошли без пререканий.

Пески герою были нипочем

И горы в блеске молнийных сверканий.

Кратчайший путь по вражьим областям

Подвижник предпочел иным путям.

13.  Пустыня нас враждебно принимала.

Скитаясь без воды по многу дней,

Арабов мы рассеяли немало,

Немало избежали западней.

Мысль о победе дух нам поднимала,

Опасности нас делали сильней.

Мы северной границы галилейской

Достигли, двигаясь к земле библейской.

14.  Разведчики однажды донесли,

Что натолкнулись на передовые

Позиции неверных и вдали

Повозки разглядели кочевые.

Войска на нас бесчисленные шли.

Ряды осматривая боевые,

Увидел Свен, как рыцари бледны,

Но голосом не дрогнул сын войны:

15.  „Венец терновый и венец лавровый

На выбор нам даны, – сказал герой. —

Желанен первый мне в крови багровой,

Но с радостью приму я и второй.

Пусть для потомков этот край суровый

Навеки станет храмовой горой,

Пусть им напомнят о святом форпосте

Трофеи наши или наши кости!“

16.  Он к знамени приставил караул,

Лег отдохнуть в кирасе и кольчуге,

В доспехах полных эскадрон уснул,

Как вдруг невесть откуда по округе

Громоподобный прокатился гул.

Мгновенно пробудились мы в испуге:

К туманным пикам каменной гряды

Вздымались вопли варварской орды.

17.  Сигнал тревоги вторил крикам зверским,

И Свен вскочил, как будто и не спал,

Лицо его огнем пылало дерзким,

Воинственный в нем не иссяк запал.

Он первым дал отпор царькам берберским,

Со всех сторон противник наступал,

Нас дикари косили, как серпами,

И стрелы сверху падали снопами.

18.  Язычник нас превосходил числом

Раз в двадцать, но в неравной этой схватке

В безлунной тьме бесстрашно, напролом

Мы шли в атаку в боевом порядке,

На гибель шли в угаре удалом,

С незримой смертью мы играли в прятки.

Безвестья уготован был удел

Для наших павших и для наших дел.

19.  Над грудой тел и лошадиных крупов

Шлем королевича сиял в ночи,

В рядах дикарских слабину нащупав,

Отважно шел он грудью на мечи.

Вокруг него воздвиглись горы трупов,

Глаза его сверкали, горячи.

Он страх внушал, как древний жрец закланий,

И гибель сеял взмахом мощной длани.

20.  Вслепую до рассвета бились мы,

Но день нам не принес успокоенья:

Рассеяв ужас непроглядной тьмы,

Открыл он взору ужас избиенья.

Смотрел я на окрестные холмы,

На очертанья смерти и гниенья.

Когда же сделалось совсем светло,

Я понял, сколько братьев полегло!

21.  Две тысячи нас было перед боем,

Не больше ста я насчитал теперь.

Проехал Свен перед притихшим строем,

Ошеломленным тяжестью потерь,

И рек: „Друзья, мы в райский сад откроем

Указанную мертвецами дверь.

Их подвиг доблестный, я знаю верно,

Нас уведет от Стикса и Аверна!“

22.  Читал я счастье на его лице:

Казалось, что не Смерть его искала,

А сам о близком думал он конце.

На копья сатанинского закала

Рванулся на летучем жеребце,

Загробного не убоясь оскала.

Он землю вражьей кровью напитал

И сам одной огромной раной стал!

23.  Он был убит, но труп его бесстрашный,

Без устали орудуя мечом,

Вновь шел на смерть в отваге бесшабашной —

Покойникам опасность нипочем! —

Покуда в жуткой схватке рукопашной

С турецким не столкнулся силачом:

Упал герой под кулаком геракла,

И жизненная сила в нем иссякла.

24.  Непобежденным юноша угас.

Мы понимали, что с могучим ханом

Не совладает ни один из нас.

Клянусь героя телом бездыханным,

Я меч из ножен вытащил тотчас

И на врага помчался по барханам,

И если б соблаговолила твердь,

Я в том побоище нашел бы смерть.

25.  Один, один из ста в разгар сраженья

Живым упал я на кровавый луг,

Лежал без чувств и, верно, без движенья —

Меня убитым посчитал сельджук! —

Очнулся, но от головокруженья

Не различал я ничего вокруг.

Когда же зренье вновь ко мне вернулось,

Вдали как будто пламя шелохнулось.

26.  Завороженный вспышками огня,

Я вглядывался вяло в темень навью.

Как человек, заснувший среди дня,

Моргал на грани между сном и явью.

Тут раны разболелись у меня,

Прибавив муку новую к бесславью.

Под азиатским небом, в зыбкой мгле,

На голой распластался я земле.

27.  Все ближе свет, все ближе шепот в поле,

Тут вышел я из полузабытья

И веки расцепил усильем воли,

Два факела во тьме увидел я

И голос услыхал: „Забудь о боли,

Угодна Богу преданность твоя.

Он к праведникам на исходе битвы

Грядет, не дожидаясь их молитвы!“

28.  Угодник над моею головой

Простер десницу для благословенья.

Я смысла этой мессы гробовой

Не понял в те великие мгновенья.

„Восстань, – сказал он, – и душой усвой

Урок неугасающего рвенья!“

И я восстал, покинув смертный одр,

Чудесным образом здоров и бодр.

29.  Застыл я, подавляя страх безмерный,

Наслышан о зловредных колдунах.

„Как мог ты усомниться, маловерный? —

В сердцах спросил меня второй монах. —

Мирскую грязь с ее греховной скверной

Устав носить на слабых раменах,

Мы, смертные, от плотского искуса

Ушли в пустыню ради Иисуса.

30.  Орудьями спасенья твоего

Избрал Предвечный постников смиренных,

Он высшее являет торжество

Порой в делах обыденных, презренных.

Непогребенного слугу Его

Отыщешь ты среди останков бренных.

Героя душу светлую и плоть

За гробом вновь соединит Господь.

31.  Я гордый памятник над прахом Свена

Потомкам в назиданье возведу.

Из многих звезд одна благословенна,

Единственную разгляди звезду,

Сияющую необыкновенно!

Великих дел провидя череду,

Ступай за ней туда, где в свете чудном

Датчанин сном почиет беспробудным“.

32.  И тут я луч увидел вдалеке,

Идущий от небесного светила, —

Казалось, тонкой кистью по доске

Его рука художника чертила,

Увидел труп, простертый на песке,

Ночное солнце раны осветило

До самых мелких шрамов и рубцов —

Узнал я Свена в груде мертвецов.

33.  Он не лежал, лицом уткнувшись в землю,

Он мертвый взор вперил во тьму небес,

Он словно говорил: „Я Богу внемлю,

Для новых дерзновений я воскрес

И над землей победный меч подъемлю!“

Рукою правой он сжимал эфес,

А левую прижал к груди недвижной,

Как будто в исповеди непостижной.

34.  Застала плачущим меня заря,

Тут встал один из набожных скитальцев,

Разжал без слов кулак богатыря

И вынул меч из посиневших пальцев.

Ко мне он обратился, говоря:

„За мучеников веры, за страдальцев

Сей меч зажжется ярче кумача,

Нет в мире справедливее меча!

35.  Так решено судьбой, что, если юным

Падет герой, мечом владевший сим,

Не будет рядом со щитом чугунным

Ржаветь клинок, чей блеск неугасим,

Покуда доблесть в мире есть подлунном,

Ему мы славу в вышних возгласим:

Другой рукой подхвачен дерзновенно,

В бою настигнет он убийцу Свена!

36.  Падет убийца Свена Сулейман!

Неси же братьям грозный меч отмщенья

К стенам, где в битве против мусульман