Когда же речь заходит о добыче
И почестях, он забывает нас.
„Устал я, – говорит, – от ссор и ябед“.
При дележе он итальянцев грабит!
66. Еще недавно от таких обид
Любой бы отшатнулся с изумленьем,
Теперь же нас ничто не оскорбит —
Плевки мы не считаем оскорбленьем!
Что деньги нам, когда Ринальд убит,
Когда Закон поруган преступленьем!
Так отчего ж не грянули грома
И кровопийцу не накрыла тьма?
67. Убит Ринальд – он был щитом надежным
Латинской веры и ее мечом.
Гниет герой в овраге придорожном —
Мы так же скоро кровью истечем,
Умерщвлены завистником безбожным,
Невинных жертв жестоким палачом!
Кто погубитель италийской славы?
Не Готфрид ли и брат его кровавый?
68. Я Небеса в свидетели зову —
Не заподозришь Небеса в обмане! —
Сегодня утром, как по волшебству,
Оживший призрак в сумрачном тумане
Передо мной явился наяву.
„Германцы сгубят вас – не мусульмане!“ —
Так предсказал фантом – он и сейчас,
Куда ни глянешь, бродит среди нас.
69. Как дальше быть? Не думать о собрате
И вновь к братоубийце встать под флаг
Или, покинув стан брабантской рати,
Переселиться в область райских благ
И на счастливом пировать Евфрате?!
Там тишина, там зреет мирный злак,
Там, позабыв про прежние мытарства,
Ни с кем делить не надо будет царства.
70. Уйти и бросить неотмщенный прах
На жар полдневный, на полночный холод?..
Ах, если б вы преодолели страх
И дух в груди у вас был снова молод,
Тогда бы аспид в каменных горах
Издох, карающим копьем проколот.
Крестовой доблести сгубил он цвет,
Пред рыцарством держать ему ответ!
71. Ах, если б сила гордая, мужская
Товарищей моих была со мной,
Изменнику-вождю наверняка я
Вонзил бы в глотку этот меч стальной!» —
Так, земляков в геенну увлекая,
Единоверцам он грозил войной.
«В атаку!» – рявкнул новый полководец,
«В атаку!» – подхватил лихой народец.
72. Без Алекто не сдюжил бы смутьян!
Тосканцам яд она вливала в жилы,
И, от кровавой ненависти пьян,
Взъярился повсеместно люд служилый.
Не на арабов, не на персиян
Восстали новички и старожилы,
И вот уже бретонец и гельвет
Сердито ропщут, злы на целый свет.
73. Забыт убитый подло соплеменник,
Затушенный пожар пылает вновь,
Бушует спор, кто сюзерен, кто ленник.
Таимая до срока нелюбовь
Проснулась: «Проклят будь народ-изменник,
Будь проклят галл, проливший нашу кровь!»
От ненависти к праведному мужу
Былые распри вырвались наружу.
74. Так греется на медленном огне
Вода в котле на кухне задымленной,
Покуда пар, скопившийся на дне,
Не брызнет из-под крышки раскаленной.
Немногие остались в стороне,
Чураясь черни, гневом ослепленной.
Никто безумья не переломил —
Пропал Танкред и далеко Камилл.
75. Оружье расхватали в суматохе
От трубных звуков пьяные глупцы,
Помчались, видя факелов сполохи,
К главнокомандующему гонцы:
«Дела в Христовом войске, Готфрид, плохи!»
Коня ему подводят под уздцы,
И Балдуин, задирист и неробок,
Со старшим братом выехал бок о бок.
76. Под градом оскорблений и клевет
Прийти на помощь Готфрид Бога молит:
«Кто выдумал кровавый сей навет?
Глумиться разве совесть мне позволит
Над ближними? Да будет правды свет
На низменное преступленье пролит!
Безгрешен я пред Богом и людьми,
Глупцов, слепых от гнева, вразуми!»
77. Умолкнув, ощутил он, как по венам
Божественное разлилось тепло.
Сияло светом необыкновенным
Его иконописное чело.
Себя не мнил он неприкосновенным,
Но веровал, что одолеет Зло:
К толпе, убийством подлым разъяренной,
Сошел смиренник умиротворенный.
78. Поверх кирасы тонкая парча
Вилась у полководца за плечами,
Без шлема, без привычного меча
Он грудь свою открыл перед мечами.
Не горячился, не рубил сплеча,
Плыл голос под небесными лучами…
Сжималось сердце у людей в комок:
Он смертному принадлежать не мог!
79. «Что значат эти варварские клики? —
Спросил он ровным тоном. – От кого
Узнали вы про верные улики
Моей измены, зверства моего?
В том истины и малой нет толики,
Мне кажется, вы ждете одного:
Что я сознаюсь, стоя на коленях,
В не совершенных мною преступленьях.
80. Стыда такого я не допущу,
Повсюду узнаюсь я по усердью
К Христу, по командирскому плащу
И по жезлу, дарованному твердью.
За прошлые заслуги вас прощу —
Уступит справедливость милосердью! —
И в память о Ринальде молодом
Не буду вас преследовать судом.
81. Пусть Аргилан, зачинщик глупой смуты,
Искупит кровью общую вину.
Его навет, догадками раздутый,
Толкал вас на позорную войну» —
Так он сказал, и власти атрибуты
Померкли, признавая власть одну:
Обмякнув перед командирским ликом,
Застыл мятежник в ужасе великом!
82. И чернь, которая не так давно
Грозилась уничтожить лагерь вражий,
Та чернь, которой по сердцу одно —
Святыню поносить в безумном раже,
Теперь, когда все было решено,
Не смела от стыда взглянуть, как стражи
Бунтовщика в тюрьму ведут в цепях
И плаху воздвигают второпях.
83. Так лев рычит, пугая гривой бурой,
Но, видя укротителя с хлыстом,
Мотает хмуро головой понурой,
Виляет примирительно хвостом.
Он хлесткий этот хлыст запомнил шкурой.
О царь зверей, в рычании пустом
Нет смысла – ты своей клыкастой пастью
Не справишься с богоподобной властью!
84. И если верить набожной молве,
В тот полдень над простором многолюдным
Парил архангел в чистой синеве,
Вождя щитом обороняя чудным.
Мечом грозил он в правом торжестве,
Как древле – городам неправосудным,
Кровь бунтарей, красна и горяча,
Текла по лезвию его меча.
85. К привычным планам, строг и хладнокровен,
Вернулся Готфрид, подавив мятеж:
Покатят башни из огромных бревен
Солдаты на передовой рубеж.
Прекрасна мощь губительных диковин!
Пройдет три дня, в стене пробьет он брешь.
На ближний холм поднялся и с вершины
Рассматривал осадные машины.
Песнь девятая
1. Взъярилась Алекто на всех и вся:
Нет пользы от злокозненной отравы,
Лукавый план ее не удался,
И воины Креста, как прежде, правы.
Уходит прочь, обиду унося,
И вянут под ее ногами травы,
Но снова для невиданных затей
Сплетать берется тысячу сетей.
2. Колдунья знала, что успехов лестных
Добилась младшая ее сестра,
Отвадив самых смелых, самых честных
От лицезренья высшего Добра.
Ринальд пропал, Танкред в лесах безвестных…
«Нам Сулеймана в бой ввести пора!
Над войском малочисленным и слабым
Дадим мы покуражиться арабам».
3. В пустыню гнусная рванулась тварь,
Где кочевых разбойников султаном
Стал Сулейман, Никеи прежний царь.
Пример свирепости магометанам
Воитель подавал и мог бы встарь
Урок бесстрашья преподать титанам.
Богопротивник злейший среди всех,
Он впал во грех и царство ввел во грех.
4. До берегов эгейских сын Агари
Расширил оттоманскую страну,
Где жили на Меандре и Сангаре
Фригийцы и лидийцы в старину.
Когда же Готфрид в боевом угаре
Разжег Анатолийскую войну,
Султан затеял два больших сраженья
И дважды не ушел от пораженья.
5. На третий раз, разбитый в пух и прах,
В Каир бежал он из родного края.
Служил царю за совесть, не за страх,
Гордилась сыном родина вторая.
Халиф героя славил на пирах,
Султану руку дружбы простирая,
И говорил, что с ним поставит он
У крестоносцев на пути заслон.
6. Но перед генеральным наступленьем,
Боясь, что франков он не разгромит,
Султана за туземным подкрепленьем
Послал в Сахару хитрый Фатимид.
Суля богатство кочевым селеньям,
Спустя полгода в город пирамид
Вербовщик царский воротился, выбрав
Себе вояк всех статей и калибров.
7. С тех пор, владыка шаек воровских,
Он грабил иудейское нагорье,
Он христиан от гаваней морских
Отрезал, выйдя с конницей на взморье.
Он сознавал, что пал в глазах людских,
Что месть для чести слабое подспорье:
«Я без Никеи кончен, я погиб!» —
Катались мысли тяжелее глыб.
8. И вот однажды старцем убеленным
Явилась к Сулейману Алекто,
В простой чалме, в бурнусе запыленном,
Брил бороду пришелец, но зато
Усы над подбородком оголенным
Оставил. Было лет ему под сто,
В морщинах щеки, мышцы рук одрябли,
И все ж при самостреле и при сабле.
9. «Мы жители пустыни, – старец рек, —
Нет в целом мире края окаянней,
Бесплодный и голодный этот брег