Немало христианских тел остылых.
Уравнивает властно лиходей
Народ низкорожденный и вождей.
68. Клоринда бить неверных помогала —
Обрубками усеяла песок,
Полвойска крестоносцев распугала,
Берлингиера ранила в висок,
Сквозь узел жизненный проткнула Галла,
Сквозь мягкий пуп, через который сок
Он впитывал у матери в утробе,
Альбину грудь пробила в дикой злобе.
69. Гернье Клоринду ранил сгоряча
И закричал от боли, однорукий:
Сжимали в корчах рукоять меча
Еще живые пальцы в жуткой муке.
Так силится срастись, кровоточа,
Разрубленный мотыгой хвост гадюки.
Война с калекой ратнице смешна,
Меч у Акила выбила она.
70. С размаху перерезала трахею,
И голова его в туманной мгле,
Подобная ненужному трофею,
Со стуком покатилась по земле.
Безглавый торс, обрубленный по шею,
Каким-то чудом усидел в седле,
Покуда ошалевший конь кургузый
От жуткой не избавился обузы.
71. Восторг и ужас боевой страды
Пьянят Клоринду – кто удержит деву!
Гильдиппа в сарацинские ряды
Врывается, давая волю гневу.
Милы обеим ратные труды,
В обеих узнаешь праматерь Еву,
Но не сойтись красавицам в бою —
С другими драться им за жизнь свою.
72. К противнице пробиться не сумела
Ни Магомета дочь, ни дочь Христа.
Гвельф на Клоринду налетает смело
И, бросив быстрый взгляд поверх щита,
Удар в плечо наносит ей умело,
Кольчуга девы кровью залита.
Красавица, нахмурившись недобро,
Меч норовит вогнать ему под ребра.
73. Гордячку герцог швабский посрамит!
Но тут в разгар ожесточенной сшибки
Подставил лоб клинку его Осмид,
Чужую смерть присвоив по ошибке.
Упал на землю замертво семит,
Меж тем сквозь предрассветный сумрак зыбкий
Отряд на помощь Гвельфу подоспел,
И бой в смятенье общем закипел.
74. Заря, покинув горние палаты,
На свой балкон из сонной вышла тьмы,
И Аргилан, не убоясь расплаты,
В переполохе спасся из тюрьмы.
Он первые попавшиеся латы
Надел, считая, что берет взаймы.
Он знал, что заново греху уступит,
Но подвигами новый грех искупит.
75. Так боевые кони на лугу,
Впервые за зиму попав на выгул,
Потряхивают гривой на бегу,
Вот самый резвый заиграл, запрыгал,
И шея изгибается в дугу.
Из-под копыт снопы искристых игол
Посыпались. Бежит быстрей, быстрей! —
И пламя извергает из ноздрей.
76. Летит по ямам, кочкам и ухабам,
Сверкая взором, Аргилан лихой
К ошеломленным наглостью арабам,
Едва касается земли сухой,
Кричит им властно, как пугливым бабам:
«Что вы затеяли в ночи глухой?
Ответствуйте, воры и попрошайки,
Откуда смелость у бродячей шайки?
77. Вы не приучены носить броню,
Поднять тяжелый щит у вас нет мочи.
Вверяя стрелы ветру, жизнь – коню,
Предпочитая копья покороче,
Вы мастера подстроить западню,
Напасть внезапно под покровом ночи.
Теперь, когда бесследно тает ночь,
Какой шайтан возьмется вам помочь?»
78. Он с криком этим Альгазелу в горло
Вонзил клинок, чтоб не перечил вор!
Открывшуюся челюсть сталь подперла,
Неначатый окончив разговор.
Крыло над падающим Тьма простерла.
Еще не мертв, но безнадежно хвор,
Упал араб, настигнут невезеньем,
Зубами в землю вгрызся с омерзеньем.
79. Пал от десницы франка Мулясем,
Не посчастливилось и Саладину,
Альдиазелу расколол он шлем
И палицей пробил ему грудину,
Поверг Агрикалата и затем,
Плюясь хулой в лицо Ариадину,
Свалил его и так рассвирепел,
Что тот с гримасой боли прохрипел:
80. «Победой над поверженным не хвастай,
Судьбой вот-вот обманут будешь сам!»
Ответил Аргилан: «С поганой кастой
Покончу я во славу Небесам,
А труп твой языкастый и горластый
Достанется стервятникам и псам».
С душою вместе меч из раны вынул
И вновь забрало на глаза надвинул.
81. Среди султанских самых верных слуг
Был паренек, чей подбородок нежный
Не походил еще на вешний луг.
Пот на щеках его, как жемчуг снежный,
Блестел, когда натягивал он лук.
И пыльные вихры, и вид небрежный,
Слегка надменный, шли ему к лицу,
Лишь добавляя прелести юнцу.
82. Был аргамак под ним белее снега
На белом Апеннинском леднике.
Препятствия любые брал с разбега
Он на своем заносистом коньке.
На перевязи – сабля туарега,
Короткий дротик в маленькой руке.
Красуясь в мантии пурпурно-царской,
Он роскошью ошеломлял дикарской.
83. Сквозь слезы счастья видит как в дыму
Он славы блеск, и сердце сладко бьется,
Он франков раздразнил, но никому
Достать его копьем не удается.
Известно Аргилану одному
По опыту, что мальчик зря смеется.
Мгновенье улучил он наконец:
Конь на земле и под конем юнец!
84. Несчастный тщетно о пощаде просит,
Мольбой обороняясь вместо лат.
Убийца, не колеблясь, меч заносит,
Воруя жизни сокровенный клад.
Клинок как будто знал, что юность косит:
Плашмя добросердечный пал булат.
На наковальнях, с жалостью знакомых,
Ковался меч, но франк исправил промах!
85. Султан оружье с Готфридом скрестил,
Внезапно видит он, что жизнь Лесбина
В опасности. Коня в галоп пустил,
Лежит меж ними узкая ложбина,
Ломая строй, за смерть смертями мстил,
Но опоздал – о горькая судьбина!
К любимцу наконец пробился он:
Затоптан нераскрывшийся бутон!
86. Назад откинут лоб, на коже вялость,
Глаза остекленелые пусты.
Султана трогает любая малость,
Прекрасны заостренные черты.
Откуда в зачерствелом сердце жалость?
О Сулейман, ужели плачешь ты?
Твой взор был сух, когда, страну утратив,
Стоял ты над могилами собратьев.
87. Смотрел султан на лезвие меча,
Дымящегося неостывшей кровью,
И ненавистью против палача
Сменился плач, подсказанный любовью.
По гребню шлема рубит он сплеча,
По темени, по носу, по надбровью.
Вложил в удары горечь всю и гнев
И в горло сталь вогнал, остервенев.
88. Он топчет труп, смириться не желая,
Что тело осквернителя мертво,
Так пес бросается, скуля и лая,
На камень, кем-то брошенный в него.
Судьбы несправедливой шутка злая —
Над безучастным прахом торжество!
Меж тем в борьбе с опасностью нависшей
Вождь франков помышлял о цели высшей.
89. Блистали сталью шлемов и кирас
Пять сотен всадников в турецком стане,
Им бойня рисовалась без прикрас,
Служа походной стражей при султане,
Никейцы в море азиатских рас
С царем делили тяготы скитаний
И вопреки превратностям войны
Остались клятве дружеской верны.
90. Геройски заслоняя вход в долину,
Не уступали франкам смельчаки.
Копье вонзает Готфрид в грудь Селину,
Коркуту отсекает полщеки…
Вспорол брюшину Росну-исполину,
Рустему обе отрубил руки…
Он память о себе увековечил,
Не перечислить, скольких изувечил!
91. И все ж не удается торжеством
Бой завершить ему в священном гневе,
На перемену в счастье боевом
Еще надеются сыны кочевий.
Вдруг ярче молний в небе грозовом,
Страшнее туч, несущих гибель в чреве,
Плащи затрепетали на ветру
С крестами алыми по серебру.
92. Кто усомнился бы теперь в победе
При виде полусотни верховых?
Будь у меня сто языков из меди,
Будь у меня сто глоток громовых,
Я всех не перечислил бы трагедий
В языческих рядах передовых:
Бежал араб, не зная чувства долга,
Сельджук сражался храбро, но недолго.
93. За Смертью следом Ужас, Плач и Крик
Бродили, увязая в красной жиже.
Испуганное стадо всадник стриг
В обличьях разных на кобыле рыжей.
Томим предчувствиями, царь-старик
Выходит из ворот взглянуть поближе
На поле в дымке бледно-голубой,
Гадая, чем же завершится бой?
94. Он сломлен быстротою отступленья,
Полков разбитых вид его потряс,
Он в крепость отойти без промедленья
Арганту и Клоринде шлет приказ.
Убийством опьянясь до исступленья,
Те бесконечно длят кровавый час,
Но, мужества не возвратив пехоте,
Бросают бой – не по своей охоте.
95. Кто справится с трусливой гольтепой?
Избавясь от оружья, как от груза,
Бегут неуправляемой толпой,
Железный меч для варваров – обуза!
В глухой овраг их гонит страх слепой.
Ты помнишь эту котловину, Муза,
От лагеря до городских ворот?
Там клубы черной пыли поднял сброд.
96. Удобно бить врагов, бегущих кучей,
По склону вниз катящихся на дно!
Преследовать арабов вверх по круче
Преследующим стало мудрено.
Решает Гвельф, смиряя гнев кипучий,
Что продолжать погоню не умно.
Решает царь, что рисковать – нелепость,
И не спеша впускает войско в крепость.
97. Один стоял султан – в крови, в поту,