38. Язычницей росла ты вопреки
Желанью матери, не зная, кто ты.
С врагом сводила счеты по-мужски,
Тебе претили женские заботы.
Пускай твои деянья велики,
Болтать о том нет у меня охоты.
Повсюду, где громила ты врага,
Я был с тобой, отец твой и слуга.
39. И вот вчера в предутреннем тумане
Знакомый дух явился мне во сне.
„Я знал, ракалья, о твоем обмане, —
Пророкотал он в гулкой тишине, —
Обречены на муки мусульмане,
Клоринду ты вернуть обязан мне,
Пришла пора ей изменить свой жребий!“
Умолк гонец и растворился в небе.
40. Пойми, не от Аллаха эта весть,
Отцовской вере нанесла ты много
Обид, не зная, что она и есть
Святая вера в истинного Бога.
Молю, оставь задуманную месть,
С оружьем не переступай порога!»
Не ведал сгорбленный старик, что он
Клоринде рассказал ее же сон.
41. Взглянула дева проясненным взором
На старца: «Вера у меня одна,
Ее вовеки не сочту я вздором,
Мне с молоком кормилицы она
Досталась – не клейми ее позором!
Пусть вылазка опасностей полна,
Не дрогну я перед угрозой смерти,
Мне не страшны ни призраки, ни черти!»
42. Клоринда утешает старика,
Однако близок час рассвета серый,
Спешить ей надо, чтоб наверняка
Свершить с Аргантом подвиг ради веры.
Колдун Исмен кладет на дно мешка
Шары из греческой смолы и серы.
Два факела лазутчики несут
С огнем, упрятанным в пустой сосуд.
43. К безлунной тьме привыкнув на вершине,
Сбегают вниз и, обогнув ряды
Палаток, приближаются к машине,
В отчаянной решимости тверды.
Пылают жарче, чем огонь в кувшине,
Сердца, горящие огнем вражды,
Бегущих вкусом крови будоража.
«Стой! Кто идет?» – кричит ночная стража.
44. Ползут, таясь, и слышат вдруг призыв
«К оружью!» у подножья грозной вышки.
Вскочили, об опасности забыв,
С охраной рубятся без передышки,
Одно мгновенье длится бомбы взрыв,
Одно мгновенье длятся молний вспышки,
Врубились, поднаперли – и в одно
Мгновенье охраненье сметено.
45. Сминая ряд штандартов батальонных,
Два факела поспешно извлекли
Из глиняных кувшинов утаенных,
Огонь к высокой башне поднесли,
От фитилей, селитрой напоенных,
Пылают брусья, доски, горбыли,
И чистый лик созвездий дымом смрадным
Заволокло во мраке безотрадном.
46. Уперлись в небо дымные столпы,
Поднялся ветер и в порыве резком
В один огромный сноп связал снопы,
Горящие с громоподобным треском.
Махина рухнула горой щепы,
Бегущих франков ослепляя блеском.
Как долго грозный строился каркас,
Как быстро загорелся и погас!
47. Воздвигся над обугленным снарядом
Аргант и зычно прокричал во тьму
Нагрянувшим из лагеря отрядам:
«Я пламя кровью рыцарской уйму!»
Отважно бьется он с Клориндой рядом
И устремляется вверх по холму.
За ним погоня к Золотым воротам
Прихлынула, кипя водоворотом.
48. Толпой из распахнувшихся ворот
Клоринде и Арганту на подмогу
За Аладином высыпал народ,
Жмут крестоносцы персов понемногу —
Опасный для неверных оборот!
Султан кричит: «Пора трубить тревогу!» —
Ворота запер и пресек прорыв,
Клоринде путь к спасенью перекрыв.
49. Когда сходились медленные створы,
Удар нанес ей в спину Аримон.
Над малодушным суд свершая скорый,
Клоринда в гневе выбежала вон.
Задвинулись тяжелые запоры,
Аргант, кипеньем боя оглушен,
Соратницу невольно дал в обиду:
Он в давке потерял ее из виду!
50. Отмщенья жажду утолив сполна,
Застыла персиянка у огромных,
Закрытых наглухо ворот – одна
Среди врагов жестоких, вероломных.
Но замечает, что никем она
Не узнана в проеме стен укромных,
И думает: «С толпою солдатья
Во мраке без помех смешаюсь я!»
51. Всеобщей пользуясь неразберихой,
Тропинки выбирая потемней,
Беглянка поступью уходит тихой,
И лишь Танкред торопится за ней.
Как опытный охотник за волчихой,
Крадется вдоль стены среди камней.
Случайный очевидец краткой стычки,
Прощать врага он не имел привычки.
52. Мужскую стать в Клоринде видит он:
«Сей ратник, знать, из воинов бывалых!» —
Сириец огибает бастион,
Проход к другим воротам ищет в скалах.
Танкреда выдает оружья звон.
«Что потерял ты в чащах одичалых? —
Раздался окрик в тишине ночной. —
С чем ты пришел?» – «Со смертью и войной!»
53. «Со смертью и войной, – вскричала дева, —
Ты встретишься и жизнь взамен отдашь!»
Сошел с коня Танкред, дрожа от гнева:
Не станет с пешим драться рыцарь наш!
Враги, то справа заходя, то слева,
От ярости в слепой впадают раж
И лишь в победе видят избавленье,
Как два быка в ревнивом озлобленье.
54. Вершиться был достоин этот бой
Под солнцем при рукоплесканье громком,
Объявленный герольдовой трубой…
О ночь, дозволь мне приоткрыть потомкам
Геройство, утаенное тобой.
Картину воссоздам я по обломкам
Прошедшего, и вновь из темноты
Надгробьем славным засияешь ты!
55. Здесь не в почете ложные уколы,
Подсечки, уклоненья и прыжки,
Здесь ухищреньям фехтовальной школы
Не рукоплещут горе-знатоки.
Здесь в темноте металл скрежещет голый,
Здесь в черном дерне ямы глубоки
От неподвижных ног, и только руки
Орудуют во мраке – по науке!
56. Соперники пьют ярость по глотку,
Питая злобой месть и местью злобу,
Им надо быть все время начеку,
Любой удар им надо взять на пробу.
Враги сошлись так близко, что клинку
Уже не проторить путей ко гробу.
Железо под навершьями трещит,
Грохочет шлем о шлем и щит о щит.
57. Нормандец трижды стан сжимает юный,
Клоринда трижды разрывает плен,
Крепки объятья, но под гул чугунный,
Союзу любящих сердец взамен
Бушует ненависть во тьме безлунной.
И снова бой, и снова кровь из вен.
Сцепились, разошлись, дыша надсадно,
И пыльный воздух ртами ловят жадно.
58. Стоят, на рукояти опершись,
В изнеможенье смотрят друг на друга,
Уже небесная светлеет высь,
У сарацинки вся в крови кольчуга.
Глаза Танкреда радостью зажглись:
Теперь-то нехристю придется туго!
О человек, как ты бываешь глуп,
Твой мир не крепче лопнувших скорлуп.
59. Узнать тебе, несчастный, будет внове,
Какой удар ты сам себе нанес:
За каплю каждую бесценной крови
Прольешь ты реки неутешных слез.
Насупились с мечами наготове,
У крестоносца на устах вопрос:
«Покуда, – молвит он, – с тобой мы живы,
Откройся, как зовут тебя, служивый?
60. Отчаянно сражались мы с тобой,
Заманенные горной глухоманью,
Нам в похвалах отказано судьбой,
Мы без свидетелей пылали бранью,
Но чем бы наш ни завершился бой,
Хотел бы знать я, кто ты по прозванью,
Хотел бы знать, кто в дальней стороне
Победу или смерть подарит мне?» —
61. «Мы чтим обычай предков, – молвит дева, —
И тайн своих врагу не выдаем,
Но знай, что башню, как сухое древо,
С единоверцем мы сожгли вдвоем».
Вскричал Танкред, побагровев от гнева:
«О слове пожалеешь ты своем,
Как бы тебя, поганый смерд, ни звали,
Живым отсюда ты уйдешь едва ли!»
62. О пустошь, снова бойню лицезрей!
К убийству жажду ярость воскресила,
Забудь, кто здесь искусней, кто храбрей,
Безумью уступили ум и сила.
Не поединок – схватка дикарей,
Траву железо кровью оросило.
Тут кожа в клочья, тут пробита кость,
Враги бы рухнули, когда б не злость!
63. Грозой в Эгейской отгремев лазури,
Стихает Аквилон, стихает Нот,
Но море еще долго после бури
Уходит в глубь и снова восстает —
То вверх, то вниз во власти буйной дури.
Ходили руки, словно гребни вод,
Вслепую раны нанося без счета,
Как будто сзади подгонял их кто-то.
64. Судьба нашла Клоринде палача
В свершителе невольном жертвы важной,
Ей в грудь вонзил он острие меча
И ярость кровью напитал отважной.
Мгновенно златотканая парча,
Объемлющая перси, стала влажной.
Клоринда, ног не чуя под собой,
Качнулась, зная, что окончен бой.
65. На меч, вошедший деве в подреберье,
Нажал он, довершая торжество.
Бедняжка медлит в роковом преддверье,
Упав к ногам убийцы своего.
Той, что жила в мятежном иноверье,
Теперь устами Бога самого
Влагаются в уста, взамен проклятий,
Слова надежды, веры, благодати:
66. «Тебя прощаю я, и ты прости
Мои грехи, прости не тело – душу!
Для вечности молю ее спасти,
Крести меня – нет, смерти я не трушу…»
Ни слова франк не смог произнести,
И, как волна, ласкающая сушу,
Сошел на рыцаря печальный звон,
Всю злобу растеряв, заплакал он.
67. Неподалеку, у стены восточной,