И самые большие корабли,
И уж тем паче юркий, невесомый
Челнок, потоком вздувшимся несомый!
8. Законам мирозданья вопреки
Стремится к морю парусник Фортуны,
Под килем не стихает гул реки,
Белеет за кормою след бурунный,
А впереди разливы широки —
Нетронутое зеркало лагуны.
Река исчезнуть в море норовит,
А может, только хочет сделать вид.
9. Едва ладья коснулась пенной кромки,
Вверху просвет открылся голубой,
Тяжелых туч рассыпались обломки,
И волны, набегавшие гурьбой,
Утихли – слышен ветра гул негромкий,
Да где-то позади шумит прибой.
Скользит по ласковой лазури днище,
Сияет небо радостней и чище!
10. Когда ж на запад взяли курс они,
Открылась Газа им за Аскалоном,
Рыбачьи лодки здесь в былые дни
Дремали под античным небосклоном.
Теперь у бухты, где дворцы одни,
Вздымался город стражем непреклонным,
Гроза соседей на пути морском,
Усеянный народом, как песком.
11. Палатки без конца и без начала
Тянулись вдоль холмов береговых,
По улочке, ведущей от причала,
Скакали вереницы верховых.
Толпа пылила, гикала, кричала.
Слонов опережая боевых,
Верблюды шли, нагруженные кладью,
И мачты высились над водной гладью.
12. Хватаются за весла сотни рук,
Взрезают синюю равнину ростры,
Вода от пены побелела вдруг,
Над гребнями бушприт взлетает острый.
Дивятся паладины, как вокруг
Кипит народ многоязычный, пестрый.
Сказала Кормщица: «Из южных стран
Еще не все войска стянул тиран!
13. Явились толпы по его приказу,
Но только из Египта одного,
Солдат туземных соберет не сразу
Держава необъятная его.
Вернуться к сроку мы успеем в Газу,
Халиф еще не выбрал никого,
Кто войско под командованье примет
И лагерь, стало быть, не завтра снимет» —
14. Так говорила, сидя у руля,
Фортуна на корме ладьи проворной,
Среди ливийских кораблей руля
Сродни орлу в голубизне просторной!
Осталась далеко внизу земля,
К зениту воспарит он непокорный,
Другие птицы в облачном дыму
Не полетят наперехват ему.
15. Вот первым на окраинах Египта
Портовый город Рафия возник,
За ним пустыня, где ни эвкалипта,
Ни пинии – там берег сух и дик.
Там гордый прах Помпея скрыла крипта
Близ Риноцеры, чей скалистый пик
Над морем высился главой надменной,
Стопы свои купая в бездне пенной.
16. Вот дельта, где на семь бурливых рек
Небесный Нил распался под Дамьеттой,
Изрезав рукавами низкий брег.
Чуть ниже – город, с древности воспетый:
Его для греков знаменитый грек
Построил на дуге приморской этой,
Где, узнаваемый по маяку,
Фарос прилеплен был к материку.
17. Не к северу, не к Родосу и Криту,
К берберскому прибрежью путь прямей!
Достичь его не терпится бушприту,
Промчаться мимо ящеров и змей
В Мармарику, под стать метеориту,
Умчать к Пентаполю, где Птолемей
Свой город на равнине благодарной
Отстроил в устье Леты легендарной.
18. Дугу Большого Сирта оплывал
Фортуны челн – залив несудоходный,
На мыс Джудекки набегает вал,
Сменилось море Магрой многоводной,
Напротив Мальты Триполи вставал,
И Малый Сирт в долине плодородной
Блестел, кривой и гладкий, словно серп,
Там логофагов остров был – Альзерб.
19. Вот и Тунис, двумя хребтами сжатый
Над зеркалом смирившихся зыбей,
Краса и гордость Ливии богатой,
Здесь волны тише, небо голубей.
Навис на севере стеной зубчатой
Над морем сицилийский Лилибей.
Сказала Кормщица: «Белеет пена,
Где прежде были стогны Карфагена!
20. От славы карфагенской ни следа
В зыбучих дюнах не найдет прохожий,
Державы гибнут, гибнут города,
Растет бурьян у храмовых подножий,
Лишь человек не хочет никогда
Смириться с мыслью, что он смертен тоже…»
Бизерта позади, приютный порт,
Сардинский ветер дует в правый борт.
21. Плывут вдоль нумидийских побережий,
На кочевые смотрят табуны,
К Алжиру их торопит ветер свежий,
К пиратским гнездам выжженной страны.
Жилье людей встречается здесь реже,
Чем львы и тингитанские слоны.
Минуют Фес, имперский град Марокко,
Вдоль скал Гранады гонит их сирокко.
22. Приблизились к уступам, где пролив
Десница Геркулесова пробила,
А может, перешеек разделив,
Стихия кряж гранитный раздробила,
И вал нахлынул, яростно-бурлив.
Стоит на бреге Ливии Абила,
На иберийском бреге Кальп стоит —
История немало тайн таит!
23. Три дня прошло, и наступил четвертый,
Упорно плыл на запад быстрый челн,
Не заходя за провиантом в порты,
Гремел на мачте парус, ветра полн,
До окоема сизого простертый
Их встретил океан горами волн:
Свиреп Нептун в закрытом море здешнем,
Каков же он в открытом море внешнем?
24. Растаял Гадес, уходя в туман,
Летит корабль к просторам безымянным,
Сливающийся с небом океан
От неба отграничен океаном.
Убальд – Фортуне: «Кто из христиан
За этим побывал меридианом?
Кто обитатели материков,
Недосягаемых для моряков?»
25. И услыхал: «Смирил не для потехи
Геракл чудовищ мощною рукой,
Ни в чем герою не было помехи,
Но, убоясь бескрайности морской,
Воздвиг Алкид две каменные вехи,
Предел поставив дерзости людской.
Улисс, в ком любопытство не иссякло,
Единственный презрел запрет Геракла:
26. За Гибралтар, за пограничный мыс
Ушел на веслах в океан безбрежный.
Слыл мореходом опытным Улисс,
Но был настигнут смертью неизбежной.
Тропический умалчивает бриз
О том, чем завершился путь мятежный.
Других на запад штормом унесло,
Отчаянных уменье не спасло.
27. Простор, раскинувшийся перед вами,
Вовек не рассекали корабли,
Там неизведанными островами
Неведомые правят короли,
Их роскоши не описать словами,
Там солнце щедро к жителям земли».
Прервал ее Убальд: «Каким кумирам
Островитяне молятся всем миром?»
28. «Здесь каждому народу свой язык, —
Сказала донна, – свой уклад довлеет:
Один луну боготворить привык
И культ Вселенской Матери лелеет,
Другой звероподобных чтит владык
И брашен непотребных вожделеет.
Живущие по дальним берегам
Поганым поклоняются богам».
29. Убальд опять: «Ужели Бог забудет
Полмира и вовеки луч добра
Туземным племенам сиять не будет?»
В ответ услышал он: «Придет пора,
И подлинную веру в них пробудит
Благая весть апостола Петра.
Для парусников близким станет берег
Пока еще не найденных Америк.
30. Смеясь над баснями былых времен,
Гвадалквивир покинут каравеллы,
Моря от новых запестрят имен,
Покуда корабельщик самый смелый
Не уплывет, провидчески умен,
За горизонт, где мир откроет целый.
Соревноваться с Солнцем он дерзнет
И шар земной победно обогнет.
31. Но прежде лигурийским мореходом
Проложен будет путь под вой ветров,
Уйдет на запад он по бурным водам,
Не веря в предсказанья катастроф.
Под негостеприимным небосводом
Промчится, мглу форштевнем пропоров.
Смеясь, пренебрежет запретом старым
И выйдет на простор за Гибралтаром.
32. Колумб, порыв дерзанья твоего
Так быстро вспенит море за Абилой,
Что Славе будет не догнать его,
Тысячеокой и тысячекрылой.
Пусть Вакха и Алкида торжество
Она на лире возгласит унылой,
Ты счастлив будешь тем, что океан
Наследью твоему пропел пеан».
33. Плывет по океану челн Фортуны,
На юго-запад держит курс прямой,
Садится солнце в океан безлунный,
Любуются друзья, как за кормой,
Не дожидаясь, день восходит юный,
А впереди над предрассветной тьмой
Встает в короне из паров летучих
Вершина, утопающая в тучах.
34. Вдруг ветер налетел, и в тот же миг
От сизых туч избавилась громада —
С широкою подошвой острый пик,
Пирамидальное преддверье ада.
Подобно Этне он вдали возник,
Когда-то придавившей Энцелада,
Подобно Этне он дымился днем,
А ночью небо заливал огнем.
35. И снова берега, но не в обрывах —
Пред ними сказочный архипелаг,
Носящий имя Островов Счастливых
За изобилье всевозможных благ.
На невозделанных восходит нивах
Там, если верить людям, всякий злак,
Там без ухода фрукты золотистей
И виноградные сочнее кисти.
36. Сказала Кормщица: «Там дикий мед
Природой припасен в дупле пчелином,
Там из-под камня брызжет водомет
И пустоцветы не грозят маслинам.
Там летнюю жару легко уймет
Зефир, гуляя по лесным долинам,
Элизиум, приют блаженных душ,
Там видит не один ученый муж.
37. К концу идет наш долгий путь по морю,
Счастливых Островов достигли мы,