Тебя настигну я в ночном аду.
С восторгом пала я перед кумиром,
Теперь его с восторгом изведу.
Будь осторожней, подплывая к рифам,
Не то тебе не воевать с халифом!
60. На поле боя среди мертвых груд
Армиду звать ты будешь, издыхая,
Моля о помощи – напрасный труд!
Впитает кровь твою земля сухая.
Тебя с проклятьем черти приберут…» —
Бессвязной стала речь ее глухая.
Упала и простерлась, как в гробу:
Глаза закрыты, хладный пот на лбу.
61. Ты, как в гробу, покоишься, Армида,
Тебя ревнивым Небесам не жаль.
Открой глаза – и отлетит обида,
Ринальда плач смягчит твою печаль.
Прислушайся, как вздохов панихида
Из уст любимых уплывает вдаль.
Тебя бы он утешил, но не требуй,
Чтобы, прощаясь, он перечил Небу.
62. Повелевает паладину долг
Тебя на берегу оставить голом,
В нем голос состраданья не умолк,
Но паруса наполнены Эолом,
Давно пора ему вернуться в полк.
У Кормщицы под ветерком веселым
Взметнулись волосы, и вмиг исчез
За горизонтом каменный отвес.
63. Пустынна полоса береговая,
Очнувшись, шепчет женщина в тоске:
«Как мог он не увидеть, уплывая,
Что жизнь моя висит на волоске?
Я мстить боюсь – о слабость роковая! —
Молюсь, в унынье сидя на песке,
Чтобы пучина подлого сгубила, —
Ужели я его не разлюбила?
64. Я плачу – бесполезный, глупый плач!
К жестокому жестокой супостаткой
Являться буду всюду, плачь не плачь,
На палубе его настигну шаткой,
Палачеству учил меня палач! —
Вот я в него вцепилась мертвой хваткой,
Грудину вскрою, брюхо распорю…
Но где я и о чем я говорю?
65. Мучителя предать любым мученьям
Могла бы я, пока он был в плену,
Не поздно ли теперь с ожесточеньем
Карать его за прошлую вину?
Из страха перед умопомраченьем
На красоту я положусь одну.
О красота, ты стала жертвой мести,
Тебе и мстить за поруганье чести.
66. Себя тому я с радостью вручу,
Кто обезглавит нечестивца злого.
Не каждому такое по плечу!
Осыплю златом мужа удалого
И разодену в бархат и парчу,
С ним царство разделить даю я слово!
И если плата чересчур мала,
Ты, красота, Армиду предала.
67. О красота, ты дар судьбы плачевный!
Я злюсь на то, что до сих пор жива,
Я злюсь на то, что родилась царевной,
Кровавого я жажду торжества!» —
Так небесам упрек бросая гневный
И бормоча невнятные слова,
Растрепанная, с бешенством во взоре,
Она кричала о своем позоре.
68. Вернулась во дворец и призвала
Из тьмы Аверна руганью бессвязной
Три сотни разъяренных духов зла,
В ущельях завертелся ветер грязный,
И солнце стало серым, как зола,
Из бездны прянул рой змееобразный,
Раздался рев, и лай, и свист, и шип,
Любого смельчака бы пот прошиб.
69. Не день боролся с наступившей ночью,
А излучаемый из бездны луч,
Обязанный земному средоточью.
Когда же солнце вышло из-за туч,
Чертоги, прежде зримые воочью,
Бесследно сгинули со снежных круч.
Гора о райском уголке забыла,
Никто не скажет: «Здесь все это было…»
70. Так облака, меняясь на бегу,
То наплывают, то бесследно тают,
Так страхи в тяжелобольном мозгу
Гнездятся, но с рассветом отлетают.
Так сгинул сад и замок на снегу,
Лишь призраки над скалами витают.
Армида, хмуро оглядев леса,
Взвилась на колеснице в небеса.
71. Кипит в зените океан пространный,
Гудящий ветер странницу бодрит,
Несется четверня в простор безгранный,
Над полусферой южною парит,
Чужеплеменные минует страны,
Серали мавров, кущи Гесперид,
Помедлила над кряжем иберийским
И устремилась к гаваням сирийским.
72. Но не в Дамаск направилась она,
Ей прежде милый, а к пескам угрюмым,
Где возле древней крепости волна
О берег бьет с однообразным шумом.
В покое запертом сидит одна,
Прогнав служанок, предается думам.
Когда ж ей опостылел скучный дом,
Вражда возобладала над стыдом.
73. «Пока войска ждут знака из Каира,
Я многое еще свершить могу:
Проникну в ставку в рубище факира,
А завтра лук тугой согну в дугу.
Я превращусь в рабыню сильных мира
И в них соперничество разожгу.
У тех, кто преисполнен жаждой мести,
Нет в сердце ни достоинства, ни чести!
74. Пусть дядя мой запомнит навсегда:
Нет хвастовства в Армидиной угрозе.
Он дал наказ мне в юные года,
Неподобающий гаремной розе.
Бесстрашьем наделил, лишил стыда
И превратил в бродяжку при обозе.
В делах любви и ненависти мне
Преград не будет – по его вине!»
75. Запрячь коней велит Армида слугам
И с помпой царственной, как при дворах
Имперских, гордо выезжает цугом.
Разряжены лакеи в пух и прах,
Являют роскошь, вспоенную югом,
Наперсницы в тюрбанах и чадрах.
Спешит она душою беспокойной
К союзнической ставке в Газе знойной.
Песнь семнадцатая
1. На полпути в Пелузий, в древний Син,
У палестинских западных окраин
Веками Газу продувал хамсин.
На берегу не меньший он хозяин,
Чем Австр у нильских гибельных трясин.
Песком зыбучим высушен, измаян,
Здесь путник не надеялся на кров,
На отдых и защиту от ветров.
2. У турок этот городок портовый
В былые дни отвоевал халиф —
Для наступления плацдарм готовый,
Удобно расположенный залив.
При приближенье армии Христовой
Тиран, свой пышный двор переселив
К границам варварского захолустья,
Дворец у нильского оставил устья.
3. Кто цепь событий обрисует нам?
Удастся ли сегодня вспомнить Музе,
Каким порабощенным племенам
Велел владыка двинуться в Пелузий?
Назвать я не смогу по именам
Всех тех, кто с Фатимидом был в союзе,
Всех ратоборцев не упомяну —
Полмира двинул деспот на войну!
4. Когда не принял Божьего Завета
Египет, грекам подчиненный встарь,
Взошел на трон потомок Магомета
По имени Халиф, что значит царь.
С тех пор наследственное имя это
Носил за государем государь.
Так фараоны правили на Ниле,
Пока их Птолемеи не сменили.
5. С теченьем лет разросся халифат:
Отныне меж Киреной и Ливаном
Владенья фатимидские лежат.
Вглубь Африки по тропам караванным
Туда, где брызжет первый водопад,
Проник он, укрепившись за Асваном.
От западных пустынь, где зной жесток,
Простерся до Евфрата – на восток!
6. И дальше за пределы Эритреи —
До пряных, одуряющих болот,
До бухты, где покачивались реи
Его судов – богатый, сильный флот.
Был предков нынешний халиф мудрее,
Его прославленных деяний плод
Свидетельствовал о достойном муже
И мужественном воине к тому же.
7. Он персов бил и турок бил порой,
Победы знал, но знал и пораженья.
Выигрывал сраженья, как герой,
И, как герой, проигрывал сраженья.
Давно состарился, оставил строй,
Но строил планы нового вторженья,
В себе амбиций прежних не убив,
По-царски властен и честолюбив,
8. Он войско перепоручил визирям,
К завоеваньям сохраняя вкус.
Монаршьи скипетры подобны гирям,
Но без усилья нес он этот груз.
Он рек: «Пределы царства мы расширим!» —
И за морями задрожал индус.
Ливийские князьки не поскупились —
Солдатами и данью откупились.
9. Стянулись полчища магометан
В тревоге за судьбу святого града,
Откликнулись Оман и Хиндустан:
«Пора остановить нам гробокрада!»
Последней прибыла в походный стан
Армида незадолго до парада:
Просторным полем пред царем царей
Шагали толпы черных дикарей.
10. Со скипетром, на мраморном помосте,
Сидел халиф под шелковым шатром,
Пятьсот ступеней из слоновой кости
Вели к площадке, устланной ковром.
Великолепен царь при малом росте
В халате, шитом тонким серебром.
Многополосной лентой аккуратно
Обмотан лоб его тысячекратно.
11. Сидит халиф, суровый и седой,
Самовластительный, как Зевс в эгиде,
С окладистой курчавой бородой,
Нет дряхлости в его спокойном виде,
Отвагой взор сверкает молодой,
Такая бодрость в нем сквозит, что Фидий,
Для громовержца отточив резец,
Мог Фатимида взять за образец.
12. По сторонам престола два верховных
Сатрапа: острый меч у одного
Для пресеченья помыслов греховных,
Другой по букве званья своего
Хранителем поставлен тайн духовных,
Печать судьи в деснице у него:
Услышит первый страж вердикт судейский
И вмиг искореняет дух злодейский.
13. Вокруг помоста замкнутым кольцом
Стоят черкесы в кожаных кирасах
При ятаганах с загнутым концом.
Рассказ мой не нуждается в прикрасах!
Сидит владыка с каменным лицом.