Освобожденный Иерусалим — страница 59 из 72

Танкред и Гвельф возглавили совет.

5.  Расставшись вскоре с равными по званью,

Смешался юноша с толпой солдат,

Нет в лагере предела ликованью,

Как будто пал Дамаск или Багдад,

И полководец рад завоеванью.

Он молод, он еще не бородат,

А кажется, что в пышной багрянице

Летит на триумфальной колеснице.

6.  Подходит рыцарь к своему шатру

И там в кругу друзей до ночи звездной

Беседует на праздничном пиру

О битвах, о войне, о чаще грозной.

Пришел черед Пустыннику Петру

Начать с героем разговор серьезный,

Вдвоем они остались наконец.

«Твой путь извилист, – проронил чернец. —

7.  За свой побег из колдовского сада

Благодари Небесного Отца.

Премудрым пастырем в Господне стадо

Возвращена заблудшая овца.

На помощь Готфриду ты призван, чадо,

Осуществить верховный план Творца,

Но не забудь, что миссии духовной

Не совершить мечу в руке греховной.

8.  Греха ты не избыл, – Пустынник рек, —

И плотской не противишься заразе,

Ни Ганг, ни полноводный Нил вовек

Тебя от дольней не отмоют грязи.

Омойся влагой милосердных рек,

Молись и помни о моем наказе:

У Вседержителя на Небеси

Прощенье за провинность испроси».

9.  Исполненный душевных сожалений,

Молчал Ринальд, глотая горечь слез,

Затем пред старцем преклонил колени

И покаянье схимнику принес.

Сказал мудрец: «Ты жил в порочном плене,

На гору, где любви учил Христос,

Взойди и, к солнцу обращая очи,

Встань на молитву на исходе ночи!

10.  Без страха в лес ты вступишь колдовской,

Где множество расставлено капканов

Для слабых душ, но сильною рукой

Ты уничтожишь мнимых великанов.

Ступай и зря себя не беспокой:

Исчезнут наважденья, в бездну канув,

Как только сладострастным голосам

И плачу перестанешь верить сам».

11.  Умолк монах и юношу покинул.

Мечтал Ринальд о торжестве Креста,

В раздумьях минул день и вечер минул,

Ночная воцарилась темнота.

К утру он лучшие доспехи вынул

И облачился в странные цвета.

Ушел к холму, темневшему лилово,

Один, без слуг, не говоря ни слова.

12.  Границу тьмы пылающей заре

Ночные стражники еще не сдали,

Алел восток в туманном серебре,

И звезды понемногу пропадали.

К Масличной он направился горе,

Божественные созерцая дали:

На западе господствовала тень,

А на востоке разгорался день.

13.  «О звезды, – думал он, – в небесном храме,

Летя за колесницею дневной,

Спешите вы зажечься вечерами,

Во тьме осеребренные луной.

А мы не наслаждаемся дарами

Господними – нас манит блеск иной:

За счастье почитаем по ошибке

Мы блеск очей и краткий свет улыбки».

14.  Вершины он достиг и наверху,

Взор устремив к светилу на востоке,

Шептал: «Я с юности служил греху,

Мне по заслугам приговор жестокий.

Отчисть неправедную шелуху,

Господь, излей на грешника потоки

Святого милосердья и любви

И ветхого Адама обнови!»

15.  Молясь, он словно прикасался к ризам

Заоблачным, и юная заря,

Скользя лучом по каменным карнизам,

Позолотила шлем богатыря.

Вокруг него холмы в тумане сизом

Зазеленели, свежестью бодря.

В лицо герою ветерок повеял —

Он росами ночной туман рассеял.

16.  Плащ на Ринальде пепла был серей.

Теперь, небесной влагой окропленный,

Он стал белее белых стихарей,

Божественным рассветом убеленный.

Так посредине пыльных пустырей

Сверкает влагой стебелек зеленый,

Так змеи вешней красотой горят,

Меняя свой изношенный наряд.

17.  Любуясь обновленной тканью белой,

К чащобе юноша направил шаг,

Непокоренный и неоробелый,

Вошел в заговоренный полумрак.

У дуба, где от страха ослабелый

Дрожал недавно не один смельчак,

Под шелестящим постоял навесом,

Не устрашен обыкновенным лесом.

18.  Вступает под густую сень ветвей:

Многоголосый сумрак счастьем дышит,

Бегут струи, одна другой резвей,

Зефир тенистую листву колышет.

Он слышит, как рыдает соловей,

Он отклик лебедя и арфу слышит:

Лавина звуков эту благодать

Смогла единым звуком передать.

19.  Он ждал, что страх почувствует великий,

Как все, кто этой проходил тропой,

Но не проснулся мрак тысячеликий,

Не разразился громом гнев слепой.

На сладкий зов сирен, на птичьи клики

Шагает он медлительной стопой,

Препятствий не встречая в зыбкой чаще,

Ну разве что ручей, в траве журчащий.

20.  У ног Ринальда, светел и лукав,

Пробил дорожку ключ во мху упругом,

Вглубь леса узкий протянув рукав,

Деревья окаймлял он полукругом,

Журчал, смеялся, влагу расплескав:

Обменивались нежностью друг с другом

Ручей и лес – листва дарила тень,

А он листве – прохладу в жаркий день.

21.  Над берегом сияет свод лазурный,

Ринальд в траве удобный ищет брод

И видит с удивленьем мост ажурный

На сваях из невиданных пород.

Сошел с моста и гул услышал бурный:

У франка за спиной водоворот

Вскипел, заволновался, закрутился —

Ручей в поток бурлящий превратился.

22.  Он, обернувшись, видит, как вода

Опоры крепкие ломает с треском,

В безумье подражая глыбам льда,

В пучину падающим с тяжким плеском,

Но путник наш пытлив как никогда,

Неузнанным идет он перелеском:

Шершавые стволы его зовут

В урочище, где чудеса живут.

23.  Куда ни ступит юноша, повсюду

Из почвы свежий тянется росток:

То лилия, то роза, то сквозь груду

Гранитную бурлящий бьет поток,

То, подчиняясь обновленья чуду,

В старинной чаще каждый закуток

Спешит одеться зеленью весенней

В счастливом сумраке древесной сени.

24.  Стекает по стволам смола и мед,

Лежат росой на листьях капли манны,

И вновь обманный плачет водомет,

И льется лебединый плач обманный.

Откуда льется – рыцарь не поймет,

Неуловимы сладкие дурманы.

Не знает он, где хор незримый скрыт

И где оркестр, рыдающий навзрыд.

25.  Не хочет ум его принять на веру

Правдоподобье сказочных чудес.

В конце тропы ветвистая не в меру

Виднелась мирта сквозь нечастый лес.

Образовав тенистую пещеру,

Вздымалась до безоблачных небес,

Сахарских пальм и кипарисов выше,

Подобная резной дворцовой крыше.

26.  Глядит на эту невидаль герой,

Вот перед ним другое чудо-древо:

Дуб треснул надвое, и под корой

Плодоносящее открылось чрево.

Разубранная пестрой мишурой,

Явилась из дупла живая дева,

И вот уж сотня лопнувших дерев

Мгновенно разрешилась сотней дев.

27.  На сельский праздник, шумный и веселый,

Фантошей труппу свозит кукловод:

Подоткнуты подолы, плечи голы,

Копна вихров, раскрашенный живот.

Перед Ринальдом лиры и виолы

Растрепанный настроил хоровод:

Потешней, чем на ярмарке в деревне,

Пустились в пляску девы чащи древней.

28.  Сплетаясь тысячью прекрасных рук,

Запела, засмеялась белозубо

Ватага буйная лесных подруг,

Вокруг седого закружилась дуба,

Втолкнула паладина в быстрый круг:

«Вкушать покой в чащобе сердцу любо,

Останься и одной любви служи,

О утешитель нашей госпожи!

29.  Царицу промедленьями не мучай,

Ее тоску приход излечит твой!

Больной душе был нестерпим гремучий

Набат любви под кроной гробовой.

Ринальд, с твоим приходом лес дремучий

Цветущей приоденется листвой…»

Под эту песню чревом благовонным

Расторглась мирта с мелодичным звоном.

30.  Сияла нашим прадедам краса

Под крышками силенов деревенских,

Но спрятанные в мирте чудеса

Чудесней были всех чудес вселенских.

Не создавали дольние леса

До сей поры подобных ликов женских:

Пред юным рыцарем в стволе пустом

Возник Армиды сладостный фантом.

31.  Мешая горечь с тайною любовью,

Виденье прошептало: «От меня

Ты убежал, но вопреки злословью

Опять к Солиму повернул коня:

Вернулся, чтобы скрасить участь вдовью,

Иль новая влечет тебя резня?

Зачем лицо ты от подруги спрятал

И сердце ненавистью запечатал?

32.  Возлюбленным ко мне вернулся ты

Или врагом? Не стала бы трудиться

Я для врага и возводить мосты,

Смердела бы болотная водица,

Колючки бы росли, а не цветы.

Открой лицо, дозволь мне насладиться

Объятьями твоими в тишине…

Любимый, дай хотя бы руку мне!»

33.  Закатывал глаза прекрасный морок,

Молящий взор то вспыхивал, то гас,

Шептала ведьма, как ей рыцарь дорог,

Страданье выставляя напоказ.

От этих слез и милых оговорок

Растаял бы давно любой алмаз,

Но, лживыми мольбами не встревожен,

Ринальд, не дрогнув, вынул меч из ножен.

34.  Едва шагнул он к мирте, обвила

Злодейка ствол и плача закричала: