Но не высвобождается десница.
17. Когда же руку вызволил черкес,
Болтался на цепи клинок ненужный,
Гигант присел и под врага подлез,
Уперся, издавая хрип натужный,
И франка обхватил – так Геркулес
Антея поднял над пустыней южной
И стал душить, но рыцарь не ослаб,
Одолевая мощь медвежьих лап.
18. Не разомкнув железного захвата,
Аргант всем весом валит смельчака,
У горца левая рука подмята,
Зато свободна правая рука.
У франка правая рука прижата,
Вдавилось в землю лезвие клинка.
Не поднимись Танкред, не вырви правой
Руки, бой завершился бы расправой.
19. Аргант гораздо медленней вставал
И, получив удар, согнулся вдвое,
Так гнет к земле остервенелый шквал
Сосну, тяжелую от мокрой хвои.
Недолго ураган торжествовал:
Вновь распрямилось древо вековое.
Свирепству уступает мастерство,
И бой еще страшнее оттого.
20. Доспехи крестоносца покраснели,
Рискует кровью сарацин истечь,
Десницей вялой бьет он мимо цели,
Без новых дров так остывает печь!
Увидел франк, что тлеет еле-еле
В Арганте жизнь, и, опуская меч,
Негромко обратился к моджахеду:
«Сдавайся и признай мою победу!
21. Не мною побежден ты, а судьбой,
Зачем Фортуне сломанная спица?
Я не намерен понукать тобой
С нелепым требованьем откупиться».
Взревел черкес: «Ты гнусной похвальбой
Мне предлагаешь честью поступиться,
Чтобы прославиться перед Христом
И трусом выставлять меня потом.
22. Чтоб целый мир твоим поверил бредням!»
Напрягся варвар, недруга кляня,
Так вспыхивает пламенем последним
Неостывающая головня,
Жар отдавая угольям соседним.
В Арганте жар геройского огня
Вливался в обескровленные вены
И звал на смерть, на подвиг дерзновенный!
23. Двумя руками рукоять меча
Хватает сарацин и бьет с размаху
По шлему рыцаря, но, грохоча,
Сбивая с панциря за бляхой бляху,
Соскальзывает лезвие с плеча.
Отпрянул франк, хотя и не со страху:
Не испугался он лишь потому,
Что смерти страх неведом был ему.
24. Ударил вновь черкес, но вхолостую,
Был опытный противник начеку:
Нырнул он, оставляя тень пустую
Свистящему над головой клинку.
Упал лицом язычник в пыль густую,
Придавлен весом собственным к песку.
Теперь никто хвалиться не посмеет,
Что он Арганта повалить сумеет!
25. Кровь принялась у варвара хлестать
Из всех открытых ран одновременно.
На локоть оперся он, чтобы встать,
И приподнялся на одно колено.
Вскричал Танкред: «Друг другу мы под стать,
Сдавайся, нехристь, смерть не лучше плена!»
Аргант меж тем в песке нашарил меч
И пятку франку норовит отсечь.
26. В Танкреде сердце гневное взыграло:
«Ты жалости моей не заслужил!» —
Три раза меч вогнал он в щель забрала,
Пуская кровь из сарацинских жил.
Упорство в гордеце не умирало,
Он не по совести, без Бога, жил
И в мир иной не смог уйти достойно:
Глумился и ругался непристойно.
27. Благодарит Создателя герой
И прячет в ножны меч непобедимый.
Он обессилен схваткой и жарой,
Но, долгом воинским руководимый,
Готов вернуться в лагерь под горой.
По валунам тропой непроходимой
До места он боится не дойти —
Где раненому мужество найти?
28. Через кустарник он продрался плотный,
На камень сел, не в силах сделать шаг,
Рукой дрожащей, как тростник болотный,
Подпер безвольно щеку и обмяк.
Упал без чувств, пропал во тьме бесплотной.
Лежит в лощине неподвижно враг,
Неподалеку рыцарь изможденный —
Кто победитель здесь, кто побежденный?
29. За личную обиду мстил норманн,
За личную обиду мстил неверный,
Меж тем греховной кровью мусульман
У нижних врат, под крик неимоверный,
Чертогов мрамор и лачуг саман
Освободитель отмывал от скверны.
Кто этот ужасающий разгром
Сподобится отобразить пером?
30. Оплот Аллы, дотоле пощаженный,
Ареной стал бесчисленных смертей,
То здесь, то там измаилит сраженный
Валился в кучу тулов и культей.
Растрепанные выбегали жены,
Прижав к груди рыдающих детей,
Отцы выскакивали, голы, босы,
Враги тащили девственниц за косы.
31. Ринальд сирийцев гнал туда, где храм
Белел над зеленью холмов окружных,
Магометанам учиняя срам,
Кровь отряхая с рукавов кольчужных.
Дрожали горожане по дворам,
Он жителей не трогал безоружных:
Не латы защищали их, отнюдь,
А неприкрытая металлом грудь.
32. Сталь обращал он только против стали,
Конем живых и павших не топча.
Так яростно глаза его блистали,
Что мог он обойтись и без меча.
Не видел мир чудеснее баталий —
В тот день бессильного и силача
Неравная опасность подгоняла,
Неравных видом бегство уравняло.
33. Дикарь, с копьем и без копья дикарь
От христиан укрылся в древнем храме,
Не раз разрушен был его алтарь,
Не раз отстраивался мастерами.
Царь Соломон его украсил встарь
Ливанским кедром, золотом, коврами.
Молельней варваров он стал с тех пор,
Был крепок на вратах его запор.
34. Неспешно франк приблизился к мечети
И взглядом каменный фасад обвел,
Толпились нехристи на парапете,
Топорщился снарядов частокол.
«Как перебраться через стены эти?» —
Подумал он и дважды обошел
Громаду, плиты гладкие ощупав,
Но не нашел ни лестниц, ни уступов.
35. Так влезть в овчарню позднею порой
Голодному не удается волку,
Он перед заколоченной дырой
Пускает слюни, явно сбитый с толку.
Вокруг святилища бродил герой,
Высматривая в камне выступ, щелку,
И вновь дошел до запертых ворот,
Где сверху на него глазел народ.
36. Неведомо зачем под солнцем знойным
Валялось там огромное бревно,
На лигурийском паруснике стройном
Могло бы мачтой выситься оно.
Его движеньем легким и спокойным
Он поднял, усмехнулся озорно
И, стоя к дикарям вполоборота,
Метнул с размаху в крепкие ворота.
37. Засов с дверей вторым ударом сбит,
Повылетали гвозди, скрепы, скобы,
С упорством меньшим ядрами бомбит
Бомбарда из грохочущей утробы,
Твердыню с меньшей яростью долбит
Раскатистый таран железнолобый.
В мечеть ворвался, все круша подряд,
Ринальд и вслед за ним его отряд.
38. Сей храм издревле Божьим был жилищем,
Теперь кровавую он принял дань,
Чем дольше справедливости мы ищем,
Тем тяжелей карающая длань.
Под сводом обесчещенным и нищим
Великая возобновилась брань.
Развалины поруганного храма
Отмститель кровью отмывал от срама.
39. Меж тем султан с отрядом небольшим
Без боя цитадель Давида занял
И там стоял, суров, неустрашим,
С царем, который свой народ тиранил.
Солдатам крикнул турок: «Поспешим!
Покуда кладку франк не протаранил,
Перекрывайте подступы к горе —
Не победить нас при таком царе!
40. В слепых проулках верхнего квартала
Завалов недруги не разберут…» —
«О горе мне, – вздохнул старик устало, —
С лица земли неверные сотрут
Престольный город мой. Пора настала
Лежать ему средь обгоревших груд.
Я жил и царствовал, не царь я боле,
Все кончено, я узник смертной доли!»
41. Вскричал сельджук: «Владыка, где твоя
Былая честь, где дар богоявленный?
Теряешь царство ты, терял и я,
Но воля царская и дух нетленны.
Под этим кровом ждут тебя друзья,
Расслабь свои измученные члены…»
Ни слова сверх того не говоря,
Он слугам перепоручил царя.
42. А сам загородил проулок узкий,
Увесистой вращая булавой,
На забаррикадированном спуске
Безудержной атакой лобовой
Встречал он в одиночку полк тулузский.
Валялись мертвые на мостовой,
Не многим удавалось увернуться
От гибельных шипов и в бой вернуться.
43. Среди громадных глыб нащупав щель,
На Сулеймана рыцари насели.
Вскарабкался ко входу в цитадель
Раймунд, поднаторевший в ратном деле.
Бьет первым граф тулузский, но не в цель,
Притом что нечестивец бьет по цели:
У франка капли крови на челе,
Он навзничь распластался на земле.
44. В восторге от успеха боевого
Спасенный Сулейманом люд лютел,
Бежали франки от меча кривого,
Подход к твердыне древней опустел.
Раймунда без сознанья, но живого
Султан увидел в груде мертвых тел
И крикнул: «В башню пленника тащите,
Я позабочусь о его защите!»
45. Добраться туркам стоило труда
До трупов, кровью свежею залитых:
Немедля франки бросились туда,
Где граф лежал на обагренных плитах.
Тверда их воля, преданность тверда,
Клокочет ненависть в измаилитах.
Раймунд, твою свободу, жизнь твою
Бойцы оберегали в том бою!
46. Попал бы в плен рубака в общей свалке —