На острие меча, другой, в испуге
В слепую стену тычась, ищет дверь
В подножье башни – тщетные потуги!
Победно на плечах у сарацин
Ворвался в цитадель христианин.
91. По лестнице, усеянной телами,
Вбежал Раймунд, неся крестовый флаг.
Над крышами домов, над куполами
Взвился Победы выстраданной знак.
Два войска салютуют орифламме,
И лишь никеец, ускоряя шаг,
Торжественного гула не услышал:
Не обернувшись, он к сраженью вышел.
92. Там кровь в кипящем булькала котле,
Там жезл монарший Смертью был присвоен,
Там пасся конь без всадника в седле
Вдали от человечьих скотобоен.
Поводья волочились по земле,
Поймал висящую уздечку воин,
На круп взобрался и понесся вскачь,
Горяч был ветер и скакун горяч.
93. Броском внезапным оборону скомкав,
Совсем недолго турок бушевал,
Так груду искореженных обломков
Минутный оставляет буревал.
Не перестанет устрашать потомков
И через годы каменный завал.
До тысячи его сразила сила,
Но лишь двоих нам время воскресило.
94. Союз любви на траурном пиру
На высшие я возведу ступени —
Гильдиппу с Эдуардом изберу
Предметом вдохновенных песнопений.
Пусть к моему тосканскому перу
Влюбленных присоединятся пени:
О вашей смерти вечно плакать им,
Дань вашей славе – дань стихам моим!
95. Ввязалась христианка в заваруху,
Султану расколола щит она,
Он бросился за ней что было духу
И громко крикнул, встав на стремена:
«Узнал я по доспехам потаскуху,
По мерину узнал потаскуна.
Веретено у кумушки украли,
Как он теперь своей поможет крале!»
96. Дробя стальную чешую брони,
Палач, взъярясь от бешеной гордыни,
Пронзает грудь, которую одни
Амура стрелы ранили доныне.
Ужель скитаться в гробовой тени
Без милого придется героине?
Поводья выпали из нежных рук,
Прикрыть супругу не успел супруг.
97. То Жалостью истерзан он, то Злобой:
«Врага, – взывает Злоба, – обескровь!
Потом присмотришь за своей зазнобой».
Подучивает Жалость вновь и вновь:
«Сперва сберечь любимую попробуй!»
Обеим услужить велит Любовь.
Рукою левой стан обвил он милый,
Другой рукой удар нанес вполсилы.
98. Взять верх над супостатом не помог
Совет Любви, опасный, неуместный:
Сражаться за двоих супруг не смог,
Был слишком грозен враг его бесчестный.
Он отбивался, он от пота взмок,
Рукой поддерживая стан прелестный.
Потом культей он пустоту ловил
И, падая, Гильдиппу придавил.
99. Так льнет лоза к стволу и сучьям дуба,
Пока не вспыхнет молния в грозу,
Пока под острой сталью лесоруба
Не рухнет дуб на бедную лозу.
Сминая ветки, сломанные грубо,
Всплакнет гигант над гибнущей внизу
Заложницей, нечаянно губимой,
Не о себе печалясь – о любимой.
100. На землю рухнул франк, скорбя о той,
С которой жизнь связал святым обетом.
Гильдиппы вздох прервался хрипотой,
Хрип Эдуарда прозвучал ответом.
Затмился день над рыцарской четой,
Расставшейся навеки с Божьим светом:
В объятьях бренные тела слились,
И души вместе отлетели ввысь.
101. Давая пищу худшим опасеньям,
По войску смутная несется весть,
Гонец к Ринальду послан с донесеньем,
Слух подтвержден, и тотчас Долг и Честь
И Дружба вслед за страшным потрясеньем
Одно решенье предлагают – месть!
К султану скачет он по липким лужам,
Но прежде вступит в бой с Адрастом дюжим!
102. Вскричал царек бомбейский: «Узнаю
Девиз твой среди тысячи девизов!
Твое я имя выкликал в бою,
Но ты презрел мой благородный вызов.
Отрубленную голову твою,
Послушный раб Армидиных капризов,
Властительнице милой я вручу,
Доверясь беспощадному мечу!»
103. Ринальда бьет индус в висок и шею,
Не ведая, что шлем заговорен.
В седле качнулся рыцарь и злодею
Такой нанес удар, что Аполлон
Напрасно подбирал бы панацею
Для сарацина – наземь рухнул он:
Одним ударом смертоносно точным
Герой покончил с деспотом восточным.
104. У тех, кто видел, как упал набоб,
От страха в жилах кровь заледенела,
Невольных зрителей пробрал озноб,
Лицо у Сулеймана побледнело,
Ему вонзить бы шпоры и в галоп,
А он уставился остолбенело:
Он, смерть предчувствуя, не понимал,
Насколько человек пред Богом мал.
105. Так час выздоровленья вожделенный
Калеке видится в обманном сне:
Вот он сгибает немощные члены,
Вот он бежит со всеми наравне…
Увы, закостенел сустав коленный,
И плети рук лежат на простыне,
Ни слова из расслабленной гортани,
Ни звука, кроме вялых клокотаний.
106. Султан твердит себе: «Не бойся, бей!» —
Но руку на врага поднять не может,
Не ястреб он – трусливый воробей,
Какой-то тайный ужас турка гложет.
С минутой каждой духом он слабей,
Меч вытащит и снова в ножны вложит.
От противоречивых мыслей мозг
У силача податливей, чем воск.
107. Клинок возносит Мститель над султаном
С такою быстротой, как будто вдруг
Он сделался мифическим титаном,
Под меч подставил голову сельджук
И выпрямился, поражая станом
Величественным. Стихло все вокруг.
Без стона рухнул он, без просьбы низкой,
Неколебимый перед смертью близкой.
108. Не раз за эту долгую войну
Он падал, и вставал, и падал снова,
Подобно сыну Геи в старину.
Теперь он частью праха стал земного.
Должна Удача сторону одну
Принять – искариотке это ново! —
С натурой собственною не в ладах,
Теперь ей место в рыцарских рядах.
109. Бежал от христиан, как трус отпетый,
Каирских полчищ лучший батальон,
Бессмертным звался он до битвы этой,
Себя позором обессмертил он.
В руке у Эмирена меч воздетый.
«Чего ты испугался, Римедон?
Вперед, а не назад сквозь дым и пламя
Ты облечен нести святое знамя!
110. Пал на тебя когда-то выбор мой,
На одного тебя из тысяч ратных.
Ты бросил командира! Кровью смой
Всю низость помыслов своих отвратных.
Путь отступленья – к смерти путь прямой,
У храбрых сердцем нет путей обратных.
Ты знамя перед войском пронесешь,
Себя спасешь и честь свою спасешь!»
111. Вернуться в строй он знаменосца нудит,
Лицом пылая ярче кумача,
Одних за трусость он клеймит и судит,
Других убить грозится сгоряча.
И тот, в ком дерзость полководец будит,
На вражий меч бежит – не от меча!
Двух армий мощь воитель соразмерил
И Тисаферну слабый фланг доверил.
112. Фламандцев скопом и по одному
Бил смертным боем перс бесчеловечный,
Нормандцев за день изрубил он тьму,
В неравной схватке пал Гернье увечный.
Когда же срок, отпущенный ему,
Продлил эмир до пика славы вечной,
Проткнув Герарда, Родгера проткнув,
Он на гербе узнал орлиный клюв.
113. Давно от крови перестал быть синим
Баронский герб, и почернел орел.
Вскричал сатрап: «Друг друга мы не минем,
Ринальд, я убивать сюда пришел!
Смотреть на бойню не к лицу богиням,
Но пусть Армиду извинит Престол
Небесных Царств – Мухаммеду служу я,
Победный меч к стопам его сложу я!»
114. Мухаммед к просьбам оказался глух.
Зубами в гневе пехлеван скрежещет,
В себе свирепый разжигая дух,
Так лев себя хвостом по ребрам хлещет,
Дабы задор ревнивый не потух.
В руке язычника железо блещет,
Точильный камень страсти вертит он
И злость острит, любовью распален.
115. Ринальд летит навстречу сарацину,
Врагов просторный разделяет луг,
Два воинства на жуткую картину
Глядят, широкий образуя круг.
Сразились, выехав на середину.
Дивятся люди на мельканье рук,
На ловкость, силу, быстроту, живучесть,
Забыв на время собственную участь.
116. Копье метнул язычник, но броня
Не поддалась – Ринальд ударом сильным
Сбивает неприятеля с коня.
Без шлема, без щита на поле пыльном
Лежит несчастный, душу леденя
Армиде причитаньем замогильным.
Прочь бывшие поклонники бегут,
Освободившись от любовных пут.
117. Куда исчезло войско чаровницы?
Вздыхателей как ветром унесло.
Боится ведьма плена и темницы,
О мести ей и думать тяжело.
В безумном страхе сходит с колесницы,
В отчаянье спешит вскочить в седло.
Несутся рядом с ней, как две собаки,
Любовь и Злость, всегда готовы к драке.
118. Так египтянка в древности седой
От Августа бежала через море,
Ее возлюбленный немолодой
Не думал в ослепленье о позоре:
Завидя быстрый парус над водой,
За ней он ринулся себе на горе.
И Тисаферн с Армидой бы сбежал,
Когда б Ринальд его не удержал.
119. Не будет для упрямца дня печальней:
Армида скрылась, перейдя в галоп.
Он больше не следит за точкой дальней,