— Ну, ты прямо, блин, Мать Тереза, — прокричал он, понимая, что его тело начало гореть. — Предполагалось, что ты всемогуща. Если тебе было не плевать, ты могла прийти…
— Судьбы нельзя выбирать, их даруют…
— Кто? Ты? Значит, именно тебя я должен ненавидеть за все дерьмо, что со мной сотворили? — Сейчас он сиял целиком и полностью, ему не нужно было смотреть на предплечья, чтобы знать, что то, что было в его руке, разнеслось по всему телу. Прямо. Как. У нее.
— Будь ты… проклята.
— Сын мой…
Он обнажил клыки.
— Не зови меня так. Никогда. Мать и сын… это не мы. Моя мать сделала бы что-нибудь. Когда я не мог себе помочь, моя мать была бы там…
— Я хотела быть…
— Когда я истекал кровью, страдал и был в ужасе, моя мать была бы рядом. Так что не вываливай на меня мусор вроде «мой сыночек».
Последовала долгая тишина. Затем ее голос прозвучал отчетливо и твердо.
— Ты предоставишь мне себя после моего секвестра, который начинается этой ночью. Ты будешь формально представлен своей супруге. Ты вернешься, когда она будет надлежаще подготовлена для твоего использования, и сделаешь то, ради чего был рожден. И ты сделаешь это по своему собственному выбору.
— Черта с два. И пошла ты.
— Вишес, сын Бладлеттера, ты сделаешь это, потому что в ином случае раса не выживет. Если есть надежда выдержать натиск Общества Лессинг, нужно больше Братьев. Вас в Братстве всего пятеро. В былые годы вас было двадцать или тридцать. Откуда, как не от селекционного выведения, возникнут новые воины?
— Ты позволила Бутчу вступит в Братство, а он не был…
— Особое разрешение дабы пророчество осуществилось. Совсем не то же самое, и ты прекрасно это знаешь. Его тело никогда не будет столь сильным, как твое. Если бы не врожденная сила, он никогда бы не стал Братом.
Ви отвел взгляд.
Выживание расы. Выживание Братства.
Дерьмо.
Он прошелся вокруг и остановился около кровати и стены с игрушками.
— Я — не парень для таких вещей. Я не герой. Я не интересуюсь спасением мира.
— Логика — в биологии, и ей невозможно возражать.
Вишес опустил свою сияющую руку, вспоминая сотни раз, когда испепелял ей вещи. Дома. Машины.
— Что насчет этого? Хочешь, чтобы целое поколение было проклято как я? Что, если я передам это своим потомкам?
— Это превосходное оружие.
— Как и кинжал, но он не поражает твоих друзей.
— Ты благословлен, а не проклят.
— Да ты что? Попытайся пожить с этим.
— Сила требует жертв.
Он резко рассмеялся.
— Хорошо, тогда я в момент откажусь от этой хрени, чтобы стать нормальным.
— Невзирая на это, у тебя есть обязательства перед расой.
— Да-да, точно. Ты тоже имела обязательства перед рожденным тобой сыном. Молись за мою сознательность к ответственности.
Он посмотрел на город, думая о гражданских, которых мучили, избивали, убивали лессеры Омеги. Целые века невинных жертв, а жизнь была так тяжела и без постоянной охоты на тебя. Он-то знает.
Черт, его бесил тот факт, что в ее рассуждениях было зерно логики. Сейчас в Братстве было всего пять членов, даже с учетом Бутча: Роф не мог сражаться по закону, потому что был королем. Тормент исчез. Дариус погиб прошлым летом. Так что всего пятеро против постоянно пополняющегося врага. Что еще хуже — у лессеров был бесконечный запас людей для вступления в ряды неживых. В то же время, Братьям нужно было родиться, вырасти и пережить превращение. Конечно, класс учеников, который тренируют на территории Братства, в конце концов, станет солдатами. Но этим парням никогда не достичь той силы, выносливости или способностей к исцелению, которые имеют мужчины из линии Братства.
Что касается зачатия новых Братьев… было не так много производителей. По закону Роф, как король, может возлечь с любой женщиной расы, но он конкретно связался с Бэт. Также как Рэйдж и Зи со своими женщинами. Тор, предполагая, что он жив и когда-нибудь вернется, психически будет не в том состоянии, чтобы заделать Избранным детей. Фьюри был единственным вариантом, но парень был с разбитым, блин, сердцем и соблюдал целибат. Не подходящий материал для шлюхи.
— Черт. — Пока он обдумывал ситуацию, Дева-Летописица молчала. Будто знала, что одно слово от нее — и он забьет на это, и к черту всю расу.
Он повернулся к ней лицом.
— Я сделаю это на одном условии.
— Каком?
— Я буду жить здесь, с братьями. Буду сражаться вместе с Братством. Я буду приходить на Другую Сторону и… Матерь Божья… спать с кем надо. Но мой дом — здесь.
— Праймэйл живет…
— Этот не будет, так что соглашайся или проваливай. — Он взглянул на нее. — Ты же знаешь. Я достаточно эгоистичный ублюдок, чтобы, если ты не согласишься, уйти прочь, и где тогда будешь ты? В конце концов, ты не можешь заставить меня трахать женщин до конца моей жизни, если конечно не хочешь работать моим членом сама. — Он холодно улыбнулся. — И как тебе такая биология?
Сейчас была ее очередь кружить по комнате. Пока он смотрел на нее и ждал, он злился на то, что они, казалось, думали одинаково… в движении.
Она остановилась у кровати и потянулась сияющей рукой, заколебавшись над деревянной панелью. Запах секса испарился в воздухе, беспорядок исчез, будто она не одобряла происходившее здесь ранее.
— Я думала, что может, тебе понравится спокойная жизнь. Жизнь, где ты защищен и не должен сражаться.
— И растерять все тщательные тренировки от кулака моего отца? Сейчас это будет такой потерей. Что насчет защиты? Она понадобилась бы триста лет назад. Не сейчас.
— Я думала, может… ты бы хотел иметь супругу для себя. Ту, которую я выбрала для тебя, она с лучшей родословной. Чистокровная, с красотой и грацией.
— Ты же выбрала моего отца, верно? Так прости, я не восхищен.
Ее взгляд остановился на его оборудовании.
— Ты предпочитаешь столь… жесткие сношения.
— Я сын своего отца. Ты сама так сказала.
— Ты не сможешь участвовать в этой… сексуальной пытке вместе с супругой. Это будет позорно и пугающе для нее. И ты не сможешь быть ни с кем, кроме Избранных. Это будет бесчестно.
Он попытался представить отказ от своих наклонностей.
— Нужно выгуливать моего монстра. Особенно сейчас.
— Сейчас?
— Да ладно тебе, Мама. Ты знаешь обо мне все, не так ли? Следовательно, знаешь, что мои видения иссякли, и я наполовину псих от недостатка сна. Черт, ты должна знать, что я прыгнул с этого здания на прошлой неделе. Чем дольше это продолжается, тем хуже я становлюсь, особенно когда не могу получить… разрядку.
Она махнула рукой, прерывая его.
— Ты ничего не видишь, потому что стоишь на перекрестке своего пути. Нельзя осуществить свободную волю, если знаешь конечный итог, по этой причине твоя пророческая часть подавляет себя. Все вернется.
По какой-то безумной причине, это успокоило его, хотя он и боролся с вторжением судеб других людей с тех пор, как они стали является ему века назад.
И потом его осенило.
— Ты не знаешь, что произойдет со мной, ведь так? Ты не знаешь, что я сделаю.
— Я получу твое слово, что ты выполнишь свои обязанности на Другой Стороне. Ты позаботишься о том, что должно быть сделано там. И я получу твое обещание сейчас.
— Скажи это. Скажи, что не знаешь будущего. Если хочешь моей клятвы, ты признаешься.
— Зачем?
— Я хочу знать, что в чем-то ты бессильна, — выплюнул он. — Значит, ты знаешь, что чувствую я.
Жар начал исходить от нее еще сильнее, пока пентхаус не превратился в сауну. Но потом, она сказала:
— Твоя судьба — моя. Я не знаю твоей дороги.
Он скрестил руки на груди, чувствуя, будто стоит на шатком стуле с петлей вокруг шеи. Мать. Твою.
— Я даю тебе слово.
— Возьми это и прими свое назначение Праймэйлом. — Она протянула тяжелый золотой кулон на черном шелковом шнурке. Когда Вишес взял его, она кивнула один раз, скрепляя их договор. — Я отправлюсь в путь, дабы известить Избранных. Мой секвестр кончается через несколько дней от сего. Потом ты явишься ко мне и будешь назначен Праймэйлом.
Ее черный капюшон поднялся без помощи рук. И прямо перед тем, как опуститься на ее сияющее лицо, она сказала:
— До нашей встречи. Всего хорошего.
Она исчезла без звука и движенья, растаяв в воздухе.
Ви подошел к кровати прежде, чем подогнулись колени. Когда его задница рухнула на матрас, он уставился на длинный, изящный кулон. Украшение было древним, с иероглифами на Древнем Языке.
Он не хотел детей. Никогда не хотел. Хотя при таком раскладе, он был не более чем донором спермы. Ему не придется быть отцом для них, к его облегчению. Он рожден не для такой фигни.
Запихнув кулон в задний карман кожаных штанов, он уронил голову на руки. К нему пришли видения о его юности в военном лагере, воспоминания были ясными и четкими, как стекло. Непристойно выругавшись на Древнем языке, он потянулся за курткой, вытащил телефон и набрал быстрый дозвон. Голос Рофа раздался на линии, и на заднем фоне послышалось жужжание.
— Есть минутка? — спросил Ви.
— Да, в чем дело? — Ви ничего не ответил, и голос Рофа стал еще ниже. — Вишес? Ты в порядке?
— Нет.
Послышался шорох, и голос Рофа донесся на расстоянии:
— Фритц, ты можешь зайти и пропылесосить чуть позже? Спасибо. — Жужжание прекратилось, захлопнулась дверь. — Говори.
— Ты… э, ты помнишь, когда последний раз напивался? В смысле, напивался в стельку?
— Черт… эээ… — Во время паузы Ви представил, как черные брови короля скрываются за его очками. — Боже, по-моему, это было с тобой. Тогда, в начале девятнадцатого века, ведь так? Семь бутылок виски на двоих.
— Вообще-то, их было девять.
Роф рассмеялся.
— Мы начали в четыре дня, и пили… сколько, четырнадцать часов? После этого я провалялся весь день. Сотни лет спустя, я все еще, как с похмелья.
Ви закрыл глаза.
— Помнишь, когда наступил рассвет, я, эм… сказал тебе, что никогда не знал своей матери? Понятия не имел, кем она была, и что с ней стало?