Ну, вообще-то всё даже хуже. Всё кончилось тем, что его пнули из дома и послали Хранителей чести преподать ему урок. Вот как он стал прошедшим[38].
И они ещё не знали о других его «ненормальностях».
Например, о желании быть со своим лучшим другом.
Боже, ему не требовалось зеркало, чтобы увидеть, какой же он трус и обманщик… но он ничего не мог с этим поделать. Куин был заперт в клетке, от которой не мог найти ключ, годы высмеивания семьёй сомкнулись вокруг и не давали сдвинуться. И объяснением этого сумасшествия была лишь его трусливая слабость. Блэй, в отличие от него, сильный. Устав от ожидания, он объявил о своей сущности, и нашёл другого.
Чёрт побери, и это больно…
Выругавшись, он оборвал предменструальный монолог и нехотя начал двигаться. С каждым шагом, Куин приходил в себя, собирая воедино свой беспорядочный внутренний механизм и укреплял давшие течь трубы.
Жизнь — это череда изменений. Блэй изменился. Как и Джон.
И, очевидно, он был следующим в списке, потому что не мог продолжать жить вот так.
Зайдя в тренировочный центр с задней стороны офиса, он решил, что если Блэй смог перелистнуть страницу, то и ему это по силам. Независимо от превратностей судьбы, человек сам определяет течение своей жизни; логика и воля означают лишь, что в своей вотчине он может царствовать так, как ему заблагорассудится.
И нынешнее положение вещей ему не нравилось. Ни анонимный секс. Ни отчаянная тупость. Ни сжигающая зависть и надоедливые сожаления, которые никуда его не привели.
Раздевалка была пуста, ведь занятия не проводились, и он в одиночестве переоблачился, раздевшись догола, а затем натянув чёрные шорты для бега и пару чёрных «Найков». Зал также был эхокамерой — как раз то, что нужно.
Врубив звуковую систему, он пультом пробежался по имевшимся трекам. Когда настала очередь Гориллаз — «Клинт Иствуд», он подошёл к беговой дорожке и включил тренажёр. Куин ненавидел такие тренировки… просто презирал бессмысленную глупую природу всего этого. Лучше трахаться или сражаться, как он всегда говорил.
Но если ты застрял внутри из-за восхода и вознамерился попытаться хранить целибат, бег в никуда казался довольно, катись всё к чёрту в зад, подходящим способом выплеснуть энергию.
Приведя машину в действие, он запрыгнул на неё и начал подпевать.
Сконцентрировавшись на белой бетонной стене напротив, Куин переставлял ноги, снова, и снова, и снова, пока для разума и тела не осталось ничего, кроме повторяемых шагов, биения сердца и пота, выступившего на обнажённой груди, животе и спине.
Впервые в жизни он не бежал с бешеной скоростью. Она была отрегулирована так, чтобы его шаг оставался ровным, и он смог поддерживать его часами.
Когда ты пытаешься убежать от самого себя, тебя тянет к громкому и неприятному, к крайностям и безрассудству, потому что это заставляет бороться и цепляться ногтями за край утёса, созданного тобой же.
Куин, как и Блэй, был тем, кем был. Несмотря на желание быть там с… мужчиной… которого он любил, он не мог заставить себя пойти туда.
Но, ей-Богу, он прекратит бежать от собственной трусости. Ему нужно взять под контроль своё дерьмо… даже если из-за этого он возненавидит себя всеми фибрами души. Потому что, может, в этом случае он прекратит пытаться отвлечься сексом и выпивкой, и поймёт, чего на самом деле хочет.
Помимо Блэя.
Глава 14
Сидя рядом с Бутчем в Эскалейде, Ви являл собой одну огромную контузию высотой шесть футов шесть дюймов и весом в двести пятьдесят фунтов.
Пока они возвращались в особняк, каждый его дюйм гудел, боль образовывала туман, заглушающий внутренний крик.
Значит, он получил часть того, чего хотел.
Но проблема в том, что облегчение уже исчезало, и Добрый Самаритянин за рулём начинал его бесить из-за этого. Но копу было до лампочки. Бутч набирал номер на своём мобильнике и сбрасывал звонок, снова набирал и снова сбрасывал, будто у пальцев на его правой руке был синдром Туретта.
Скорее всего, он звонил Джейн, а потом передумывал. Слава Богу…
— Да, я хочу сообщить о трупе, — услышал он копа. — Нет, я не представлюсь. Он в Дампстере в переулке в конце Десятой Улицы, в двух кварталах от Коммодора. Похожа на белую, двадцать лет, плюс-минус… Нет, я не представлюсь… Эй, может, вы запишите адрес и перестанете волноваться обо мне…
Пока Бутч спорил с оператором, Ви поёрзал на сиденье и почувствовал, как сломанные справа рёбра болезненно заныли. Неплохо. Если ему нужен будет очередной прилив боли, чтобы остыть, он сможет просто попытаться ровно сесть, и агония вновь примется за своё…
Бутч бросил мобильник на приборную панель. Со вкусом выругался. И ещё раз.
А затем решил поделиться:
— Как далеко ты собирался позволить этому зайти, Ви? Пока они бы не закололи тебя? Оставили на солнце? Чего было бы достаточно?
— Кто бы говорил, — произнёс Ви разбитыми губами.
— Кто бы говорил? — Бутч резко повернул голову, в его глазах плескалась ярость. — Прости?
— Не делай вид… будто ты не знаешь, на что это похоже. Я видел тебя в стельку пьяным… Я видел… — Он кашлянул… — Видел тебя пьяным со стаканами в обеих руках. Так что не надо тут разыгрывать из себя святошу.
Бутч вновь сконцентрировался на дороге:
— Ты жалкий сукин сын.
— Да и хрен с этим.
Ага, вот и весь разговор.
К тому времени, как Бутч припарковался у особняка, они вздрагивали и моргали, будто их обоих обработали «Мейсом»[39]. Солнце всё ещё скрывалось далеко за горизонтом, но было достаточно близко, чтобы озарить небо всего в нескольких мегаваттах к югу от смертельной дозы для вампиров.
Они не направились в особняк. Ни за что. Последняя Трапеза подразумевает еду, и, учитывая их настроение, не было причин давать лишний повод для сплетен.
Не говоря ни слова, Ви зашёл в Яму и сразу двинулся в свою спальню. Он не станет встречаться с Джейн или сестрой в таком виде. Чёрт, да с его-то мордой, он, возможно, даже после душа не станет этого делать.
Зайдя в ванную, Ви включил воду и в темноте снял оружие — а именно, вытащил один кинжал из поясной кобуры вокруг талии и положил его на столик. Одежда была грязной, покрытой кровью, воском и прочим дерьмом, и он позволил ей упасть на пол, без понятия, что с ней делать.
Ви встал под струю ещё до того, как она нагрелась. Когда холодная вода ударила по лицу и прессу, он зашипел, шок пронёсся по члену и возбудил его, не то, чтобы он имел дальнейшие планы на эрекцию. Он просто закрыл глаза, пока его собственная кровь и кровь врагов стекала с тела, исчезая в водостоке.
Боже, он обязательно наденет водолазку после того, как смоет с себя всю эту дрянь. Его лицо разбито, но, это, наверное, можно будет объяснить дракой с врагом. А то, что тело с головы до пят покрыто синяками?
Маловероятно.
Повесив голову и позволив воде струиться по носу и подбородку, он отчаянно пытался вернуться к бесчувственности, в которой пребывал в машине, но боль начинала стихать, наркотик терял свою хватку, а мир вновь становился слишком ясным.
Боже, ощущение потери контроля и бешенство душили его, словно руки, сомкнувшиеся вокруг горла.
Долбаный Бутч. Добрый дядя, любопытный, назойливый сукин сын.
Через десять минут Вишес вышел из ванной, схватил чёрное полотенце и, заходя в спальню, вытер спину, держа махровую ткань за края. Открыв шкаф, он силой разума зажёг чёрную свечу и… увидел лишь майки. И кожаные брюки. Вот что происходит с твоим гардеробом, когда ты живёшь сражениями и спишь голышом.
Никакой водолазки.
Ну, может, повреждения не так уж и плохи…
Быстрый поворот к зеркалу на другой стороне двери, и даже ему пришлось замереть. Он выглядел, будто его помял зверь Рейджа, глубокие тёмно-красные борозды протянулись вокруг живота и вверх, к плечам и прессу. Лицо было настоящим посмешищем, один глаз так распух, что веко почти не открывалось… нижняя губа глубоко рассечена… челюсть как у белки, прячущей за щеками орехи.
Прекрасно. Он похож на одного из парней Даны Уайта[40].
Подобрав грязную одежду и затолкав её вглубь шкафа, Ви вытащил свою разбухшую башку в коридор, и прислушался. Слева работал И-эс-пи-эн[41]. Справа наливали что-то жидкое.
Он направился в комнату Мариссы и Бутча полностью обнажённым. Незачем прятать царапины от Бутча… сукин сын видел, как те появились.
Переступив порог, он увидел копа, сидящего на краю своей кровати, локти на коленях, стакан Лага в ладонях, бутылка между туфлями.
— Знаешь, о чём я думаю прямо сейчас? — спросил парень, не поднимая взгляд.
Ви догадывался, что он составил тот ещё списочек.
— Так расскажи.
— О той ночи, когда я видел, как ты спрыгнул с балкона Коммодора. О ночи, когда я думал, что ты умер. — Бутч отпил из стакана. — Я думал, с этим покончено.
— Если тебя это утешит… я тоже так думал.
— Почему ты не пойдёшь к своей матери. Обсудишь с ней всё это.
Будто женщина могла сказать что-то стоящее.
— Я убью её, коп. Не знаю, как… но я убью стерву за это. Она оставила меня с социопатом-отцом, прекрасно зная, что тот собой представлял, потому что, эй, она же всё видит. Затем триста лет скрывала, что она моя мать, а потом на мой день рождения, раскрылась и захотела закабалить своими гадючими религиозными устоями. Я бы справился с этим пафосом, так ведь? Но моя сестра, моя близняшка? Она держала Пэйн вдали от меня, коп. Против её воли. Веками. И никогда даже не говорила, что у меня есть сестра. Это уж слишком. С меня хватит. — Ви посмотрел на Лаг. — Осталось чем поделиться?
Бутч заткнул бутылку и кинул её. Когда Ви поймал ту одной рукой, коп произнёс:
— Но коньки отбросить — не решение проблемы. Как и позволить поиметь себя подобным образом.