«Призрак в доспехах» разделяет с другими фильмами, изученными в предыдущих главах, фундаментальный интерес (и даже беспокойство по отношению) к физическому телу и, следовательно, к познанию личности.
В «Призраке в доспехах», «Акире» и «Евангелионе» показаны попытки сбежать из своего тела и таким образом освободиться от ограничений человеческой личности. Новая форма личности, к которой стремятся главные герои, разрушает категории, принятые в обществе, особенно в традиционном японском обществе. Самая запоминающаяся финальная сцена «Евангелиона», где тело Синдзи парит в совершенно пустом белом пространстве, подчеркивает необходимость вырваться за пределы ожиданий других людей. В случае с Тэцуо мы видим освобождение от общества в форме белой пустоты, из которой он обращается в одинокий глаз. Но эта трансформация достигается посредством апокалиптической жестокости, физическим аналогом психического страдания Синдзи. В отличие от них Кусанаги в полном спокойствии и умиротворении покидает тело, хотя ее трансформация тоже апокалиптична и подразумевает отбрасывание всего органического мира.
Безграничные сущности можно рассматривать как идеал освобождения от ограничений общества или как зловещих предвестников обесчеловеченного будущего, и все они указывают на то, что самосознание в аниме (даже на базовом телесном уровне) нельзя принимать за данность. Метаморфические процессы, лежащие в основе аниме, позволяют персонажам и зрителям исследовать увлекательные (хотя временами тягостные) возможности создания и воплощения новых уникальных миров.
Глава 7. Скитания: гендерная паника, кризис у мужчин и фэнтези в японской анимации
«Разве ты не должен быть героем?»
«Как воздушные змеи без веревочки, все потеряли свой дом».
«Я знаю историю об одном мужчине, который сильно пострадал на охоте. У него загноилась нога, и он чувствовал скорое приближение смерти. В конце концов ему удалось попасть на самолет, и он неожиданно увидел ослепительно сияющую снежную гору. Гора называлась Килиманджаро. Мужчина вдруг понял: „Именно сюда я так давно стремился“. Я всегда терпеть не мог эту историю».
«Я думаю, мужественность – это очень важная составляющая моей жизни. Но если меня спросить, что, собственно, представляет из себя мужественность, в ответ я смогу придумать только „работа на износ“».
В конце фильма «Юная революционерка Утэна: Апокалипсис юности» (Shoujo Kakumei Utena Aduresensu Mokushiroku, 1999), как подробно будет рассказано в главе 9, мы видим главную героиню Утэну и Анфи, уходящих в реальный мир. Хотя сюжетная линия не следует за ними за границу волшебного и токсичного царства, где происходит основное действие, зритель предполагает, что девушки выжили и даже неплохо устроились в мире реальности.
Мы делаем такое предположение исходя из позитивного и твердого характера Утэны. Она – молодая девушка, в которой воплотились все лучшие качества традиционной «мужественности», такие как упорство и верность, наряду с идеализированными аспектами женственности, такими как отзывчивость и чувствительность (эти же качества повторяются в усиленной форме у Анфи). Эти положительные черты характера, в особенности мужские, визуально подкрепляются несущимся вперед транспортом, на котором они едут, и сопровождающей побег атмосферной победоносной музыкой. Хотя в последних эпизодах сериала «Утэна» (Shoujo Kakumei Utena, 1997) мы видим ядовитый и неблагополучный мир, эти финальные кадры дают понять, что проблемы реального мира можно встретить и решить, обладая достаточным энтузиазмом и правильными чертами характера. Первые слова музыкальной темы сериала – «Абсолют! Судьба! Апокалипсис!» – навевают мысли о том, что мир неизбежно изменится к лучшему.
Аниме-сериал 2004 года «Волчий дождь» – еще один постапокалиптический сериал, действие которого происходит в волшебной местности, – рассказывает о компании молодых людей, которые отправились на поиски лучшего мира. Однако, в отличие от «Утэны», в этой компании изначально присутствуют только мальчики в окружении тоскливого зимнего пейзажа, и произведение оканчивается не на жизнеутверждающей ноте. Да и главные герои здесь не люди – это волки, которые по желанию могут превращаться в людей. Подобно Утэне и Анфи, волки ищут способ сбежать из кошмарной жизни, но их занимают не поиски реального мира. Они стремятся найти Рай (Ракуэн) – видение чистой красоты, не испорченной технологиями, которое пришло Кибе, одному из членов стаи.
В заключительном эпизоде оставшиеся члены группы достигают предположительных Райских врат. Но все они умирают или погибают, так и не успев открыть их. Последним умирает Киба, и в последний миг он вскрикивает: «Я уверен, что Рая не существует! Неважно, куда ты идешь, ты всегда продолжаешь один и тот же путь». Затем сцена сменяется начальным эпизодом, где одинокий молодой волк идет по городу под дождем, и на фоне играет основная музыкальная тема Stray.
Оптимистичный взгляд Утэны на потенциальные изменения в обществе перекликается с более ранними аниме, например популярным сериалом «Космический линкор Ямато» 1970-х годов, где группа молодых людей спасает мир.
Хотя по сравнению с ним Утэна гораздо сложнее и утонченнее, ее вера в силу человеческого духа обнаруживает связь не только с настроением семидесятых, но и с оптимистичным периодом «экономики мыльного пузыря» восьмидесятых. Во многих отношениях фильм Мамору Осии «Несносные пришельцы: Прекрасная мечтательница» 1984 года и образ вечно молодых людей на спине гигантской черепахи (легендарный японский символ вечной юности Урасима Таро) отражают спокойное и полное надежд восприятие Японии в настоящий момент[164].
За двадцать лет, которые прошли между «Прекрасной мечтательницей» и «Волчьим дождем», в японском обществе произошли значительные изменения. Спад, который начался в 1989 году, продлился целое десятилетие, после которого экономика страны еще полностью не успела восстановиться, разорвал социальное полотно под названием «Japan Inc.». Многие вещи, которые раньше воспринимались как само собой разумеющийся факт – пожизненный наем в крупных корпорациях, гомогенность классов, культуры и ценностей, ориентирование на интересы группы и социальная сплоченность – теперь ставились под вопрос. Стремительное развитие технологий, особенно в области компьютерной техники и беспроводной связи, многие встретили с одобрением, но другие им резко противились, считая, что они приводят к обезличиванию мира и исчезновению истинной социальной близости. В то же время участились насильственные и имущественные преступления (хотя по западным меркам их число по-прежнему оставалось невелико), а также самоубийства. За двадцать лет усугубились проблемы травли в школе, отказа от посещения занятий и развелись так называемые одинокие паразиты (не состоящие в браке молодые мужчины и женщины, которые продолжают жить с родителями).
Многие японцы среди самых угрожающих тенденций последних лет отмечают гендерную нестабильность, потому как многие мужчины и женщины начали ставить под вопрос свои исконные роли в обществе. Средства массовой информации и правительство бьют тревогу по поводу поведения женщин, в особенности в отношении брака и детей. Двадцать лет назад японки выходили замуж и рожали детей намного раньше. Эксперты полагают, что молодые японки стали считать брак обременительным, особенно в сравнении с относительно свободной холостой жизнью. По данным исследования 1994 года японки чаще, чем прогрессивные американки или традиционные кореянки, отзывались о браке в отрицательном ключе[165]. Еще сильнее пугает тенденция сексуализации девочек, примером которой может послужить эндзё-косай. Это практика, принятая среди школьниц среднего и старшего возраста, встречаться со взрослыми мужчинами за деньги, чтобы покупать себе дорогостоящие потребительские товары, такие как сумочки Louis Vuitton. В этих веяниях явно прослеживается влияние сёдзё как символа чрезмерного потребления, удовлетворения капризов и свободы от ограничений и тягот японского общества.
Многое связано с меняющимся статусом женщины в Японии, но не стоит забывать, что и понятие мужественности также находилось в смятении достаточно продолжительный период времени. Пожалуй, сильнее пострадали ставшие традиционным явлением белые воротнички или «офисный планктон», в число которых входил «каждый мужчина, который в течение десятилетий Japan Inc. нес на своих плечах японскую экономику, и который теперь стал жертвой этой экономики»[166]. Сегодня офисные работники вызывают «острое чувство опустошенности», так как «японцы среднего возраста продолжают сплачиваться в корпоративные коллективы, которые больше не помогают им обрести цель и смысл существования»[167]. Культура японских мальчиков выглядит также проблематично, потому что в средствах массовой информации постоянно появляются тревожные сообщения об их жестокости и безответственности. Даже в такой сфере, как спорт, некоторые игроки считают мужественность устаревшим понятием. По словам молодого игрока в регби, «японцы не настолько мужественны (отокорасии). Они следуют моде и подхватывают тренды, которые совсем не предназначены для мужчин… быть мужественным сейчас немодно»[168].
Однако картина не является повсеместно негативной. Хотя игрок в регби и сожалеет об исчезающей традиционной форме мужественности, другие мужчины находят новые оттенки в мужском облике. Например, антрополог Тога Футоси провел исследование молодых японских мужчин, в ходе которого опрашивал испытуемых, которые открыто воспринимали идею смены гендерных ролей, особенно касательно положения женщин в их жизни. Несколько респондентов Тоги выразили желание помогать вести домашнее хозяйство будущей жене и поддерживать развитие ее карьеры. Образ жизни, который надежно был закреплен исключительно за женщинами, начал привлекать новых участников. В сообщении об увлечении кулинарией среди мужчин в Японии Аояма Томоко пишет: «Мужчина-повар прежде никогда не обладал таким высоким статусом, к