«Матка – это источник энергии и жизни ниндзя-женщины. Если ты контролируешь матку, то ты контролируешь женщину».
«Я… меняюсь!»
Перед началом обсуждения аниме откровенно сексуального содержания (мы здесь будем называть это жанром порнографии) необходимо уяснить, что порнография, хотя и не является мейнстримом в полном смысле, все равно представляет собой «полноправное» направление в мире аниме. В отличие от западных стереотипных видео подобного плана, японское порнографическое аниме – это тематически объемный нарративный комплекс. Несмотря на «жесткий» (или «хардкорный») сексуальный костяк, порнографические аниме выходят за рамки сексуального с точки зрения как сюжетов, так и тем и мест действия. Часто откровенно сексуальные ситуации объединяются в насыщенные повествования, которые обычно связаны с фэнтези, оккультизмом или научной фантастикой. Таким образом, порнография вызывает не только очевидные вопросы гендерного определение и взаимодействия, но и менее очевидные, например отношение полов, власти и контроля над технологиями, традициями и переменами.
Порнография сильнее, чем любой другой жанр (с возможным исключением хоррора, с которым она часто перекликается)[105], выводит тело на передний план, и не только с точки зрения сексуальности, но и ради эстетики, гендерной и социальной самоидентификации. Связанные друг с другом темы власти и господства обыгрываются во взаимодействии тел мужчины и женщины, хотя эти темы прорабатываются весьма необычным для неподготовленного зрителя способом. Хотя жанр содержит много примеров «нормальных», то есть ненасильственных сексуальных сцен, японская порнография, кажется, тяготеет к изображению женского тела, мятущегося от боли, как правило, через яркие сцены пыток и увечий, причиненных женщинам.
Еще предстоит сделать немало исследований о мотивах этих сцен, которые повторяются пугающе часто. Но все же, как и с фильмами-слэшерами на Западе, нельзя сводить всю японскую порнографию к простому видению жестокого мужского доминирования. Даже ужасно жестокие фильмы, как «Синяя девочка» или «Куколки-близняшки» (Seijuuden: Twin Dolls, 1994), демонстрируют более сложное видение взаимодействия мужчины и женщины, чем простое доминирование и подчинение. Как говорит о голливудских фильмах исследователь популярной культуры Дуглас Келлнер, «даже консервативные фильмы… выводят на передний план надежды и страхи, которые оспаривают господствующие гегемонистские и иерархические отношения власти… [Они] демонстрируют преобладающие мечты и кошмары культуры и способы, которыми культура пытается направить их, чтобы поддерживать свое нынешнее положение власти и господства»[106]. Точка зрения Келлнера важна для интерпретации всех форм массовой культуры, но наибольший интерес в рассмотренных в этом разделе фильмах представляет неудача – или, по крайней мере, смятение – этих попыток укрепить господствующее положение.
Несмотря на убежденность критиков манги и аниме в том, что «мужчин всегда изображают уверенно требующими полного чувственного наслаждения от женщин»[107], в реальности их портрет куда разнообразнее, но всегда заставляет поежиться.
Порнографическая анимация в Японии хочет показать женщин в отверженном и покорном состоянии, но на самом деле мы видим куда более запутанные споры об иерархических отношениях, и мужчина в результате этого противостояния не всегда оказывается сверху. В этом контексте одинаково важно рассмотреть изображение мужского и женского тела.
Вопреки стереотипному представлению о женщинах исключительно как о секс-объектах, японская порнографическая анимация имеет тенденцию изображать женское тело разными способами. Зачастую женское тело действительно является объектом, который нужно разглядывать, оскорблять и пытать, но в других сценах женские тела показаны как устрашающе могущественные, почти как непреодолимые силы природы. Есть также сцены, в которых женское тело рассматривается как партнер в радостном, даже любящем, традиционном половом акте. Кроме того, в то время как женское тело неизбежно остается объектом мужского взгляда, даже самые жесткие порнографические картины представляют его как активный и способный к пугающей трансформации субъект. Хотя женщины в этих фильмах далеко не образцы эмансипации, они совсем не похожи на безвольные объекты доминирования, как их описывают многие критики.
На контрасте с ними мужское тело обычно ограничивают несколькими вариантами типажей, два наиболее популярных из которых – «комический вуайерист» и «воплощенный демонический фаллос». Первый телесный образ даже не является шаблонно могущественным – он воплощает в себе инфантильный, пассивный статус. На самом деле наиболее влиятельные мужские фигуры во многих порнофильмах не принадлежат к человеческой расе – их представляют демоны.
Эти телесные образы особенно заметны в трех порнографических фильмах: «Город чудищ» (Youjuu toshi, 1987), «Куколки-близняшки» (Injuu Seisen: Twin Angels, 1995), «Синяя девочка», и отличаются от четвертого, более мягкого фильма в научно-фантастическом стиле «Милашка Хани» (Kyuuti Hanii, оригинальный телесериал 1973–1974, OVA 94–95). Из первых трех «Город чудищ», безусловно, является самым известным и настоящим хоррором (получившим четыре звезды от ImagiMovies и статус «нуарный триллер в жанре future-готика»), при этом он изобилует сценами тошнотворного насилия и сексуальных пыток женщин. «Куколки-близняшки» и «Синяя девочка» реализованы менее изобретательно, чем «Город чудищ», хотя у них тоже есть удивительно сложные и даже достаточно увлекательные сюжеты.
Все три повествования концентрируются вокруг концепции взаимодействия демонов с «реальным миром», хотя версия «Города чудищ» наиболее детализирована. Основанный на романе Хидэюки Кикути «Город чудищ» представляет собой параллельный мир, называемый «Черный мир», который сознательно сосуществовал с человеческим не менее 500 лет. Сюжетный накал фильма нарастает с подписанием мирного договора между человеческим миром и Черным миром и необходимостью защищать единственного представителя людей, который может находится в Черном мире – пожилого человека с итальянским именем Джузеппе, который оказывается богатым старым развратником. Привлекательный правительственный агент Рэндзабуро Таки и прекрасный агент Черного мира по имени Маки получают задание защищать Джузеппе до подписания договора.
Сюжет разворачивается, когда Джузеппе сбегает в публичный дом, который, как выясняется, контролируют бойцы сопротивления Черного мира, полные решимости сорвать мирные переговоры. Женщине из Черного мира, изображающей из себя проститутку, почти удалось убить Джузеппе в захватывающей сцене, где он сливается с ее растворяющимся телом – буквальное возвращение в утробу, которое нарисовано настолько же гротескно, насколько незабываемо. Таки и Маки удается спасти неблагодарного Джузеппе в последнюю минуту, но Маки похищают злые бойцы сопротивления Черного мира, ее сексуальным пыткам посвящены длительные садистские сцены.
Таки полон решимости спасти ее и отправляется в демонический Другой мир, чтобы сражаться за свою напарницу. Он попадает в визуально ошеломляющий эпизод, где сталкивается с женщиной из Черного мира, которая превращается в гигантское, сочащееся влагой влагалище и пытается соблазнить его. Сопротивляясь искушению, Таки в конечном итоге спасает Маки, и они оба возвращаются в человеческий мир, но, по-видимому, их убивают в финальном ожесточенном бою с обитателями Черного мира. Однако в кульминационный момент фильма они оживают и узнают правду о Джузеппе и своей роли в происходящем. Оказывается, Джузеппе на самом деле был отправлен защищать Таки и Маки, которые обладают уникальной способностью создать новую расу, объединяющую людей и жителей Черного мира. В удивительно нежной сцене они занимаются любовью после воскресения из мертвых. Концовка фильма довольно оптимистичная: беременная Маки рассматривается как начало, потенциально объединяющее два мира.
В отличие от «Города чудищ» сюжет «Куколок-близняшек» обходится без политических подтекстов и сосредотачивается чисто на оккультизме и сексе.
Фильм строится на предпосылке, что демоны из ада пытаются овладеть миром через пытки и порабощение женщин. Они похищают Онимару – потомка верховного бога Японии Сугавара Митидзанэ. Две старшеклассницы, Куколки-близняшки, сами являются потомками небесной прародительницы, которая передала им навыки традиционного искусства священных танцев и магических боевых искусств. Перед ними стоит задача защитить Онимару, который оказался развратным карликом. Немало сексуального юмора исходит от настойчивых попыток Онимару увидеть девушек обнаженными. Демоны участвуют в сексе без юмора, в форме похищений, пыток и изнасилований школьниц и их друзей. Хотя демоны в конечном итоге повержены, кульминация представляет собой долгую сцену, в которой Куколок-близняшек связывают и подвешивают над адской бездной с широко раздвинутыми ногами, в то время как главный демон, огромная фигура с пенисом размером с бейсбольную биту, мучает их и насмехается над ними.
Не менее жестокая «Синяя девочка» включает определенное количество обычного секса, и это помимо адского повествования о демонах-насильниках. Действие фильма происходит в изолированной горной деревне, где две женщины-ниндзя, Яку и Мико, отправляются на поиски демонического преступника, который насилует школьниц. Ниндзя, специально обученные «искусству сексуальной магии», также пытаются найти демонический семейный меч, который обладает удивительными сексуальными свойствами. Начальная сцена задает тон сексуального насилия в традиционной обстановке: зритель видит что-то вроде интерьера храма, в котором повсюду разбросаны обнаженные тела женщин, их влагалища залиты кровью.
Однако секс в «Синей девочке» не всегда бывает жестоким. В фильме также показаны эпизоды, в которых Яку наслаждается обычным гетеросексуальным сексом с одним из местных мальчиков, который подсматривал за ними, пока они купались в гостинице. Финал фильма даже несколько оптимистичен: хотя мы видим неизбежную сексуальную сцену пыток с демонами, Мико, в конечном счете, уничтожает демонов с помощью приятеля-мальчика, своего рода младшего ниндзя по имени Нин Нин, и местных деревенских мальчиков, которые спешат на помощь на модернизированных спортивных автомобилях.
Здесь довольно подробно представлено содержание этих фильмов отчасти для того, чтобы продемонстрировать некоторые из их наиболее очевидных сходств, а также для того, чтобы подчеркнуть, что порнографические анимации в Японии – это нечто большее, чем просто сексуальные сцены. Тела вплетены в нарративный и визуальный контекст, который представляет интерес для подробного изучения.
Одним из ярких аспектов всех этих фильмов является обращение к оккультизму. Интересно рассмотреть силу истинно готического контекста места действия и темы.
Хотя действие «Города чудищ» происходит во времени, близком к настоящему, с обычными для фильмов в стиле нуар унылыми лабиринтами улиц и современной архитектурой, все три картины передают ощущение оккультного/готического Иного мира, параллельного нашему собственному. Традиционный европейский «готический роман» – это произведение, в котором «сексуальность, стихийные страсти и страх переместились в центр внимания романиста», и он начинает подразумевать «символику злых сил и призрачных явлений»[108]. Обычно действие произведения происходит в живописных местах, таких как замки, церкви или руины.
Очевидно, что японская готика имеет несколько иное место действия, но удивительно, как много основных элементов, таких как сексуальная атмосфера, демонические силы и живописные площадки, используются как в готической/оккультной порнографии, так и в более общем готическом аниме, например в OVA-сериале «Принцесса-вампир Мию» (Kyuuketsuhime Miyu, 1988). Готика – это очевидно ностальгический стиль, и неудивительно, что в последних двух фильмах он явно отождествляется с традиционной Японией[109]. Ад, изображенный в «Куколках-близняшках», очень похож на ад средневековых буддийских картин с озерами крови и зубчатыми горами (хотя огромные сталагмиты фаллической формы, возможно, являются современной интерполяцией). «Куколки-близняшки» также опираются на японскую историю и культуру, вводя Сугавару Митидзанэ и костюмы хагоромо из средневековой постановки. Еще интересно, что большая часть действий «реального мира» в обоих фильмах происходит в деревенских гостиницах, где останавливаются два ниндзя из «Синей девочки», или додзё (залах боевых искусств), где тренируются главные герои. Даже когда вводятся более современные условия, например средняя школа, где учатся Куколки, они рассматриваются в основном как своего рода охотничьи угодья, из которых демоны выманивают учеников, и являются второстепенными по отношению к основной среде.
Готика и оккультизм также считаются женскими типами, особенно потому, что они предпочитают темные ограниченные пространства и текучие, поглощающие сущности[110]. Традиционно Японию в литературе и искусстве неизменно соотносят с женским началом.
Отсюда мы понимаем символический смысл того, что Куколки-близняшки танцуют священные танцы в храме, а Яку и Мико – ниндзя, и даже агент из замкнутого готического Черного мира в «Городе чудищ» тоже является женщиной. Именно женские тела несут в себе сильный культурный резонанс. Например, одна из первых обнаженных сцен в «Синей девочке» происходит в старинной деревянной бане традиционной японской гостиницы, где две девушки обсуждают свои сексуальные ниндзя-способности. Позади них в фигурном окне восходит полная луна, и они трогают друг друга пальцами – подобную сцену, за исключением полной наготы, вполне можно было бы увидеть на японской гравюре XVIII века. Также традиционно и возникновение вуайериста, престарелого хозяина гостиницы, который смотрит на них через окно. Вуайерист – важный эротический образ в японской культуре, по крайней мере, с X века, хотя выразительная нагота, которую владелец видит в «Синей девочке», – очень современный штрих.
Еще сильнее насыщены традициями несколько танцевальных сцен в «Куколках-близняшках», где Куколки парят в воздухе, меняя свою обычную одежду на костюмы святых дев, и мы мельком замечаем их наготу. Традиционный танец сам по себе выглядит прелестно и создает изящную, пикантную сцену. Девушки оплетают себя лентами, сотканными из костюма хагоромо своей небесной прародительницы, летают по воздуху в зале для тренировок. Свободные от силы притяжения и явно не обращающие внимания на взгляд мужчины, танцовщицы кажутся одновременно сексуальными и властными в своем уникальном женском царстве.
Другой важный аспект женского тела – это его оккультная способность изменяться, имеющая как традиционные, так и современные характеристики. «Город чудищ», пожалуй, один из самых ярких примеров этого свойства. Фильм содержит четыре основных женских метаморфозы, три из которых можно считать отрицательными, поскольку они иллюстрируют женщину в ее самом крайнем сексуальном проявлении и, следовательно, угрожающем. Известная вступительная часть фильма показывает сцену соблазнения человека-агента Таки женщиной из Черного мира, которая обладает паучьими свойствами и «усеянным зубами влагалищем». В середине полового акта ноги женщины в черных чулках и подвязках внезапно удлиняются, как у насекомого, и смыкаются вокруг несчастного Таки, привязывая его к себе. Несмотря на то что мужчина убегает, он и зритель могут мельком увидеть ее зубастое влагалище, удивительно похожее на капкан или замок-молнию.
Пока женщина ползет за ним по стене здания, она выглядит одновременно неистово сексуально и нечеловечески страшно.
Почти увенчавшаяся успехом попытка убийства Джузеппе проституткой из Черного мира похожа на ситуацию Таки, но включает в себя еще более зловещие образы. Половые органы проститутки сначала растворяются в слизи телесного цвета, а затем раскрываются и увеличиваются, буквально поглощая маленькое тело Джузеппе. В отличие от зубастого влагалища, здесь подчеркивается текучесть женщины, ее влажная, сочащаяся, поглощающая плоть. Она пугает сильнее, чем похожее на оружие влагалище женщины-паука, угрожающее перспективой кастрации. Женское тело здесь явно стремится к слиянию, полному нарушению границ.
Третья негативная метаморфоза происходит ближе к концу «Города чудищ» и сочетает в себе как сексуальные, так и материнские признаки. Таки противостоит женщине-демону Черного мира, весь торс которой превращается в огромное красное влагалище, извергающее некую жидкость. Она соблазнительно приближается к нему, спрашивая, достаточно ли в нем «мужской силы» для нее. Однако образ огромного влагалища скорее гротескно устрашающий, чем сексуально возбуждающий, и неудивительно, что Таки легко сопротивляется искушению и продолжает ее уничтожать.
Яку в «Синей девочке» тоже претерпевает трансформации, хотя в данном случае они выглядят более привычно, как аниме-метаморфозы. Если Яку занимается сексом и не получает оргазм при полной луне, она превращается в оборотня. В фильме эта способность приходит ей на выручку, когда ее насилует демонический враг Кугуцумэн, пытаясь заставить ее умереть от удовольствия. Но вместо этого она превращается в жуткого (но женственного) оборотня и на время прогоняет его. Сцену, где Куколки-близняшки танцуют в воздухе, тоже можно рассматривать как трансформацию, хотя она и не является в полном смысле сексуальной. Однако легкие, плавные движения танца наполняют пространство женской силой.
Трансформационная способность женского тела – это важный традиционный ритуал в высокой и народной культуре Японии[111]. В Японии не только призраки традиционно появляются в облике женщин. Существуют весьма популярные сюжеты, где женщины изначально были животными, которые в неволе снова превращаются в зверей. Внутренняя сексуальная природа этих историй выражена в современной порнографии и обретает более устрашающий образ. Во всех примерах трансформаций мы видим, сколь далеко японская порнография выходит за пределы обычных фантазий доминирования мужчин и подчинения женщин. Женские тела в этих сценах обладают выраженным могуществом, которое преобладает над силой мужчины. Аниме изображает тело женщины в соприкосновении с пронзительной магической силой, которая может поглотить реальность доминирования мужчин.
Однако потенциал женской власти сильно ограничен некоторыми способами. Например, самые могущественные женщины в «Городе чудищ» – злые, и в итоге уничтожаются Таки. Изначально Маки позиционируется как более сильный боец и, как правило, более могущественный агент, чем Таки, но вскоре она превращается в жертву, отдавая свое тело ради долга. В конце концов ее спасает Таки, а не ее особые способности. Сама по себе она больше не могущественная фигура, она стала средством восстановления эго Таки после его неловкой встречи с пауком-суккубом. Ее последняя трансформация, четвертая женская метаморфоза, уходит от сексуального к материнскому, поскольку она беременеет от Таки. Таким образом, «Город чудищ» использует образ женской метаморфозы, чтобы снова вписаться в патриархальный строй. Несмотря на блестящие и запоминающиеся сцены трансформации, основной посыл фильма – то, что исследователь Розмари Джексон описывает как, по существу, консервативную фантазию[112]. Коллективу угрожает ряд фантастических иных, но в конечном счете порядок восстанавливается – прекрасное тело Маки выполняет, наконец, свою самую традиционную функцию.
Женская сексуальность возвращается к своим истокам в «Синей девочке». Пока Яку занимается сексом с одним из деревенских мальчиков, Мико охватывает сексуальное расстройство. Она встречает переодетого Кугуцумэна, владеющего необычным инструментом, который можно описать как фаллоимитатор с воздушным приводом, вид которого возбуждает ее вопреки ее желанию. Хотя Мико, похоже, получает от этой сцены одно удовольствие, в ней есть явный садистский подтекст. Настоящая цель фаллоимитатора – прикрепить к ее утробе своего рода самонаводящееся устройство, которое позволит демону управлять ею. Как объясняет демон, «матка – это источник всей энергии и жизни для женщины-ниндзя. Если вы управляете маткой, вы управляете женщиной». В случае Мико это буквально верно, поскольку устройство вынуждает ее предать Яку и приводит к сексуальному подчинению двух девушек Кугуцумэном. Таким образом, матка сначала рассматривается как источник силы женщины, но, в конечном счете, как ее основная слабость, поэтому женская сексуальность может выдать женщину, даже могущественную женщину-ниндзя.
Но заключительный посыл фильма оказывается противоречивым. «Сексуальные ниндзя-искусства» Мико достаточно натренировали ее влагалище, чтобы в конце концов вытеснить управляющее устройство. Пробудившись от транса, она продолжает уничтожать демона, используя технику «голубой вихрь», еще одну традиционную силу ниндзя. Таким образом, «Синяя девочка» показывает тело женщины двумя антиномическими способами: первый – как объект контроля и насилия со стороны мужчины, неконтролируемый женщиной (отсюда превращение Яку в оборотня), а второй – как активный сосуд триумфального сопротивления, хотя этому триумфу способствуют традиции (искусство ниндзя Мико) и своевременное прибытие деревенских мальчиков.
Послание «Города чудищ» также несколько противоречиво, хотя и более условно, чем у «Синей девочки». Женщины могут быть сильными, но самые могущественные из них явно злые, и их зло сосредоточено в их сексуальности. Все три женщины Черного мира представлены как обладательницы зубастого влагалища или всепожирающей утробы, и все они уничтожены в целой серии сцен «изобретательного» насилия. Фактически сцена, в которой маленькое тело Джузеппе поглощается маткой проститутки, является классической фантазией о том, что можно было бы назвать обратным отвращением. Проститутку можно рассматривать как фигуру матери по сравнению с крохотным телом мужчины, а их прерывистое слияние с сочащейся жидкостью можно рассматривать как своего рода обратное рождение. Это табуированное изображение в свою очередь связано с социально приемлемой формой материнства Маки в консервативной концовке фильма.
Маки изначально кажется более эмансипированной фигурой, поскольку она изображена в несексуальных терминах (у нее короткие волосы, а в первых сценах она носит черный мужской костюм) как умный и эффективный агент. Но тело Маки также подвергается насилию из-за ее готовности пожертвовать собой ради другого. Как отмечает Барбара Крид: «Образ женщины-кастратера и женщины кастрированной неоднократно представлен в мифологии всех патриархальных культур. Она либо прирученная, одомашненная и пассивная, либо дикая, деструктивная, агрессивная»[113]. Этот противоречивый образ находит отклик как в японском фольклоре, так и в высокой культуре. В то время как фольклорные изображения женщин часто показывают их ужасающе могущественными сущностями, например ямамба (горная ведьма), пожирающая заблудших путешественников[114], ранее японское конфуцианство позиционировало женщин как подчиненных и прирученных. Пожалуй, больше всего беспокоит в Маки то, что она является примером обеих сторон образа.
Похожая дихотомия существует в «Куколках-близняшках», где главные герои производят впечатление сущностей скорее способных жертвовать собой, чем сексуальных, поскольку именно их преданность долгу приводит к пыткам со стороны главного демона. Однако другие ученицы старшей школы выглядят гораздо сексуальнее. В частности, одна девушка, завидующая способностям и привлекательности Куколок-близняшек, в итоге обольщается главным демоном и становится его рабыней в сексе и других обязанностях. Интересно, что она жаждет секса с главным огромным демоном, в то время как Куколки сопротивляются ему до конца. В фильме, который контекстуально подчеркивает чистоту традиций и деградацию современности, злобная распутная женщина, все еще одетая в школьную форму, противостоит куклам-близнецам в одеждах святых дев. Также любопытно то, что Куколки, хотя и подвергаются пыткам, никогда не входят в обычное сношение с демоном. В конце фильма они все еще, как технически, так и символически, девственницы.
Героиня одноименного научно-фантастического OVA и телесериала «Милашка Хани» проводит интересное сравнение с женщинами из трех оккультных аниме. Ее создал писатель и продюсер Го Нагаи, известный своими эротическими, жестокими и часто юмористическими фэнтези. Этот сериал на самом деле менее жестокий и не такой откровенно сексуальный, чем ранее рассмотренные произведения. Сексуальное содержание «Милашки Хани» зиждется не на сценах половых актов или пыток, а на интересном сочетании живописной обнаженной натуры с некой формой расширения прав и возможностей женщин на примере чувственной главной героини. Поначалу кажется, что Хани лучше контролирует ситуацию, чем любой из женских персонажей в других фильмах. Обитательница антиутопии ближайшего будущего, она – борец за добро, который пользуется различными приемами маскировки в борьбе против (демонических) злодеев. Как она сама резюмирует: «Иногда я репортер, иногда я китайский боец [мастер боевых искусств], иногда я звезда рок-н-ролла, но моя истинная сущность – Хани Флэш».
Несмотря на то что некоторым англоговорящим читателям может показаться очевидным отсылка к сексу, термин «Хани Флэш» (ниже сказано о том, что за этим названием скрывается демонстрация женских гениталий) на самом деле относится к ее способности к трансформации. Каждый эпизод сериала содержит сцены превращения Хани (с помощью магического устройства, имплантированного в ее грудь) в разные личности, каждая из которых обладает особой привлекательностью – красивой одеждой и прической. Но здесь мы видим нечто большее, чем просто смена стиля.
В целом можно сказать, что она меняет образы самодостаточных и сильных женщин. Как выразился молодой мужчина, один из спутников девушки: «Хани просто потрясающая. Она может все!»
Однако здесь надо учесть два фактора. Во-первых, Хани – не человек. Хотя у нее есть своего рода псевдосемья, которая поддерживает ее усилия по борьбе с преступностью, как мы обнаруживаем в конце «Милашки Хани II» (Shin Kyuuti Hanii, 1994), на самом деле она андроид. Именно в этом ее сверхчеловеческая способность – она на самом деле сверхчеловек. Мало того что она не настоящая женщина, но еще и в конце «Милашки Хани II» ее тело временно разрушается, и она возвращается в виде классического ангела в белой мантии с огромными распахивающимися крыльями. Для мягкой сексуальной фэнтези этот трансцендентный финал, безусловно, лучше подходит, чем привычное демоническое насилие. Но очевидно, что Хани достигает этой привлекательной метаморфозы через самопожертвование, «умирая», чтобы спасти своих друзей. Изначальный посыл о расширении прав и возможностей женщин в конце концов подает явно смешанные сигналы. По-видимому, лучшая женщина – это женщина с телом андроида, которым она готова пожертвовать.
Другой фактор – это беспричинная нагота в частых сценах трансформации Хани. По мере того как Хани меняет облик, зрители просматривают определенную последовательность кадров – с нее снимают одежду, и ее обнаженное тело вращается в воздухе. Затем ее окружает новый наряд, и обычно переодевание заканчивается тем, что завязки топа обхватывают груди. Разные ракурсы камеры создают впечатление, что зритель сначала раздевает, а затем одевает ее под соответствующую музыкальную композицию. Превращение из обычного человека в супергероя, конечно, является основным элементом научной фантастики и комиксов, но для любого, кто помнит скромную заботу Кларка Кента о поиске уединенного места, где можно было бы изменить свою тайную личность, публичный и откровенно эротический характер метаморфозы Хани поражает воображение. Использование термина «Хани флеш», подразумевающего демонстрацию женских гениталий, еще сильнее подчеркивает эротический тон метаморфозы. Теперь зритель может участвовать одновременно как вуайерист и эротический участник, который не просто рассматривает обнаженное тело Хани, мысленно раздевает и одевает ее, но имеет возможность принять участие в почти экстатической трансформации самого тела. Как и страшные трансформации Тэцуо в «Акире», этот процесс тоже можно описать как «безумие метаморфоз».
Метаморфозы, сила и контроль женского тела неразрывно связаны друг с другом во всех четырех фильмах. Куколки-близняшки вращаются в воздухе, превращаясь на время в могущественных святых дев, которые танцуют в стиле воинов, размахивая белыми лентами. Однако последовательность пыток в фильме негативно деконструирует этот процесс трансформации, поскольку две девушки снова находятся в воздухе, но на этот раз подвешены на веревках, а их ноги разводятся тентаклями-волосами главного демона. Сцены легкости и автономности танца/метаморфозы сменяются образами заключения и виктимизации. Теперь девушки могут двигаться только по воле мужчины, а его волосы являются фаллической заменой. Женщины-ниндзя в «Синей девочке» получают наказание как за свою сексуальность, так и за способности к метаморфизму. Яку не может самостоятельно превратиться в оборотня, и она является жертвой своих сексуальных аппетитов. Мико, чье лоно было захвачено из-за собственного вожделения, в итоге предает их обоих в сцене пыток, подобной той, что была в «Куколках-близняшках», где девочек обездвиживают и пытают, только на этот раз фаллическим мечом, а не волосами демона.
Если не считать злых женщин из «Города чудищ», только андроид Милашка Хани, кажется, способна с упоением погружаться в метаморфозы ради самого превращения. Интересно, что окончательное превращение Хани в ангела не показано, возможно, из-за откровенно эротического характера преобразований до этого момента. По-видимому, образ сексуального ангела вышел бы слишком возмутительным. Как и в случае с тремя другими произведениями, можно с уверенностью сказать, что «Милашка Хани» дает неоднозначный посыл. Несмотря на регрессивные и вуайеристские аспекты изображения этого персонажа, она по-прежнему остается героиней фильма, достойной восхищения и подражания. Хотя зрителю предлагают насладиться видом ее тела, девушку никогда не показывают под пытками, и в нескольких жестоких сценах она ведет себя крайне сдержанно. Как отмечают аниме-критики Хелен Маккарти и Джонатан Клементс: «Хотя трансформация [Хани] каждый раз вовлекает ее в обнаженную сцену… она всегда предстает привлекательной, самодостаточной, взрослой девушкой»[115]. Возможно, имеет значение, что футуристический мир «Милашки Хани» хотя и нуарный, больше похож на научную фантастику-антиутопию, чем на японскую готику. Будучи андроидом в неяпонской среде, Хани более раскрепощена, чем женщины, все еще застрявшие в традициях своей культуры[116].
В целом, женское тело в этих четырех мультфильмах кажется чем-то большим, чем просто объект сексуального влечения. Тело представляется могущественным, загадочным и пугающим, управлять которым могут только демоны, да и то временно. В пугающем потенциале женщин к переменам отражаются некоторые серьезные изменения, которые японское общество претерпело за последнее десятилетие, когда роли женщин сильно изменились. В 1980-х и 1990-х годах женщины стали более независимыми как в финансовом, так и в социальном плане, приняв гораздо больше самоопределений, чем давал стереотип Японии эпохи Мэйдзи – «хорошая жена, мудрая мать». Как и Милашка Хани, женщины на подмостках реальной Японии меняются.
В театре аниме женские изменения выносят напоказ, исследуют и ставят под вопрос в типе фэнтези. Наиболее очевидно, что в «Городе чудищ» и эпизоде с оборотнем в «Синей девочке» эти изменения достигают кошмарных размеров. Однако изменение не всегда бывает отрицательным, даже если оно носит регрессивный характер. В «Городе чудищ» ужасные метаморфозы женщин-демонов сочетаются с более успокаивающим превращением Маки из могущественного агента в жертву, а затем в мать. В конечном счете патриархальная иерархия переписывается. С одной стороны, Хани наслаждается множеством своих личностей, даже если в конце концов ее самая постоянная личность – жертвенный ангел. Мико, с другой стороны, использует свои трансформирующие способности, чтобы спасти себя и своего друга, превращаясь из жертвы в победителя. Однако финал фильма несколько мрачный: Мико с одинокой завистью наблюдает, как Яку уходит с одним из деревенских мальчиков. Когда она отворачивается, Нин Нин, развратный младший ниндзя, хватает ее за ногу и заглядывает под юбку, говоря ей, что он «всегда будет там».
Мужское тело: демоническое доминирование и комическая безысходность
Образ женщины, отягощенной небольшим мужчиной, который прикрепляет себя к ее ноге, – интересный способ закончить порнографический фильм, и это выдвигает на первый план следующую тему нашего обзора – мужское тело. Именно изображение мужского тела в порнографической анимации потенциально губительно для патриархальной культуры. В то время как изменения женского тела разнообразны, начиная от гламурных и устрашающих и заканчивая традиционными, мужские тела в значительной степени фиксированы, а их застывшие личности далеки от привлекательных женских. Мужское тело в порнографии действительно изменяется, как это видно в рассмотренных выше фильмах, но вариации не всегда подразумевают расширение возможностей.
В то время как женское тело в порнографии почти всегда молодое, красивое и высокое, мужское тело бывает нескольких типов, от гротескно демонических до юмористически детских. Мужское тело можно разделить на два основных типа: комическое и демоническое. Первый можно назвать комическим вуайеристом, у которого обычно сморщенное, часто детское тело с большой головой и особенно сильно выражены такие черты, как рот и глаза. Джузеппе, Нин Нин, Онимару и дедушка псевдосемейства Хани – примеры этого типажа, чья главная функция состоит в том, чтобы с тоской наблюдать за происходящим со стороны.
Этот акцент на вуайеризм, а не на сексуальные действия, является важной частью японской порнографии и в манге, и в аниме.
Антрополог Энн Эллисон исследовала скопофилию, присущую манге, и предположила, что сильный акцент на мужском взгляде делает мужчин умелыми зрителями, но пассивными и потребляющими персонажами»[117] – утверждение, которое подчеркивает изображение мужского тела в целом. Хардкорные аниме, такие как «Синяя девочка» или «Куколки-близняшки», делают акцент на вуайеризме, так же как и половом акте, и здесь столько же крупных планов мужских лиц, сколько и планов гениталий.
Комические лица, миниатюрные тела и пассивные позы многих мужских персонажей интересуют с точки зрения мужской идентичности, которую они проецируют. Эллисон проводит интересный анализ динамики мужского взгляда в популярном мультсериале «Бессовестная училка Матико» (Maitchingu Machiko-sensei, 1981), в котором мужской взгляд сначала останавливает женщину (то есть заставляет ее бездействовать), превращая ее в объект или образ для наблюдения мужчины»[118], но затем делает неподвижным самого мужчину. Однако в изучаемых здесь фильмах мужчина не столько неподвижен, сколько остается не у дел. Большая часть комедийного эффекта достигается за счет попыток вуайериста увидеть, потрогать и заняться сексом с женщинами, хотя обычно они оказываются безуспешными.
Главным образом, нам интересен образ всегда готового, вечно неудовлетворенного, преувеличенно комичного мужчины. Хотя мужской взгляд обладает определенной мощью, многие мужские персонажи порнографического аниме предстают обессиленными. Онимару в «Куколках-близняшках», пожалуй, их самый яркий представитель. Сексуальные приключения восемнадцатилетнего Онимару с крошечным телом сводятся к таким явно безнадежным действиям, как подглядывание издалека, попытки взобраться на ноги девочек и заглянуть им под юбки. Неизбежно все заканчивается тем, что девушки избивают его и несчастного уносит опекун/слуга. Хотя зритель видит его внушительную эрекцию (сквозь брюки) и его раболепные выражения похоти, он никогда не показывает, что высвобождает свои фрустрации посредством мастурбации или реального полового акта. Точно так же Нин Нин, крошечный приятель ниндзя в «Синей девочке», часто изображается одичавшим от похоти, но на самом деле никогда не получает возможности совершить половой акт. Он делает куннилингус сообщнице Кугуцумэна, но его ловит и наказывает демонический мужчина.
Джузеппе изображен в состоянии постоянного возбуждения, но никогда не показывается, что он занимается реальным сексом. Самый запоминающийся его образ – это когда Таки и Маки буквально вытаскивают его из огромной сочащейся матки/влагалища проститутки Черного мира, в которой он растворяется. Эта захватывающая сцена подчеркивает не только похоть Джузеппе, но и его уязвимость: его стареющее маленькое тело, почти охваченное бездонным влагалищем демонической женщины, по сравнению с ним выглядит жалким и беспомощным.
С западной точки зрения сцены постоянных сексуальных неудач в безусловно жесткой сексуальной фантазии могут вызывать некоторое недоумение. Почему из всех жанров именно хардкорная порнография сосредотачивается на откладывании соития и невозможности удовлетворения? Этому есть несколько объяснений. Первое связано с важным положением вуайериста в японской эротической культуре. Хотя вуайеризм играет важную роль и на Западе, как уже упоминалось ранее, это один из наиболее важных аспектов сексуальной фантазии в Японии. Например, в романах X века «Повесть о Гэндзи» и «Сказки Исэ» практически все эротические встречи были претворены тем, как герой тайно подглядывает за женщиной, которая возбуждает его интерес. Второе объяснение заключается в сложных отношениях между зрителем и персонажами аниме. Комически инфантильное или старое мужское тело по своей сути не представляет опасности. Зритель может одновременно идентифицировать себя с похотью Нин Нин, Онимару и Джузеппе и чувствовать себя выше их. На самом деле может даже случиться так, что зритель узнает на экране себя в образе вечно неудовлетворенного и разочарованного.
Демоническое тело во многом является противоположностью комического мужского тела. Сверхъестественно огромный, покрытый перекатами мускулов и обязательно оснащенный исполинским пенисом (а часто и фаллическими щупальцами) демон – это сплошное действие. В отличие от комического мужчины, основным действием которого является наблюдение, демон проникает в женщину как пенисом, так и огромным количеством фаллических заменителей. Например, первая сцена в «Куколках-близняшках» показывает толпу, которую можно было бы назвать младшими демонами (небольшого роста и без гениталий), вонзающих рога в своих жертв женского пола. Еще более очевидным по своей фаллической функции является Дзипангу, демонический меч в «Синей девочке». Согласно легенде, древний меч использовался корейской принцессой для мастурбации после того, как она убивала им своих любовников. В конце концов дело закончилось тем, что она убила себя, вонзив меч сквозь влагалище в горло в сексуальном экстазе. В настоящее время, однако, меч обрел собственную сексуальную жизнь, порабощая сообщницу Кугуцумэна и пытаясь овладеть телом Мико в решающей финальной сцене.
Может показаться, что только нечеловеческие мужские тела в порнографическом аниме являются сильными. Хотя периодически попадаются изображения более традиционных половых актов («Синяя девочка» показывает одного из деревенских мальчиков в удовлетворяющей половой связи с Яку), мужское тело, которое постоянно получает сексуальное удовлетворение, не является человеческим. То есть оно по происхождению, художественному изображению и содержанию явно Иное – демоническое, сделанное из стали, с торчащими тентаклями.
Что это значит? Это просто эстетическое совпадение, основанное на особых способностях анимации? Или это что-то говорит о сексуальной самоидентификации японцев? На оба вопроса ответ, похоже, положительный. Искусство аниматора поддается фантазии. Многообразие щупалец, огромных фаллосов и рогатых голов у маленьких демонов – все это особенности, которые трудно изобразить в игровом кино[119]. В то же время они запоминаются так, как никогда не запомнятся более традиционные половые сношения. Еще стоит вопрос о цензуре. До недавнего времени было запрещено показывать мужские гениталии в комиксах, анимации, фильмах и на фотографиях. Хотя правила уже начали меняться к моменту создания «Синей девочки», все же, по-видимому, было легче уйти от демонстрации нечеловеческих гениталий в форме демонических фаллосов или фаллосоподобных тентаклей.
Однако невозможно игнорировать социальный или культурный контекст, в котором рождается анимация.
Образ постоянно меняющегося женского тела, несомненно, связан с изменением социальной и политической идентичности японской женщины за последние несколько десятилетий. Столкнувшись с более влиятельными и независимыми женщинами, японские мужчины, по всей видимости, испытали кризис самоидентификации. Сумико Ивао указала на некоторые из наиболее тревожных социологических явлений, связанных с этой мужской реакцией[120], которые включают в себя рост сексуального интереса к не представляющим угрозы девочкам. Это явление известно как «комплекс Лолиты», или рорикон. Нарочито жестокие и демонические изображения мужчин и женщин в аниме являются симптоматической реакцией на эти социальные изменения[121].
Раздвоение мужского тела на обездвиженного сморщенного вуайериста и огромного сексуально могущественного демона предполагает настоящее отчаяние по поводу мужской идентичности не только в сексуальном, но и в более широком контексте[122]. Зритель-мужчина на некотором уровне отождествляет себя с сексуально заинтересованными мужчинами в фильмах, но его выбор ограничен вуайеристами с выпученными глазами и демоническими садистами. Кажется, что единственный способ представить себя сексуально сильным – это трансмогрифицировать свою идентичность в демоническую. Хотя ни один из этих вариантов не является уникальным изобретением Японии[123] (хотя демоническое подчеркивается в Японии сильнее, чем где-либо еще), поистине примечательное отсутствие обычных, сексуально активных мужчин – это намек на то, что сексуальная активность и самоидентификация все еще не интегрированы в обычную жизнь в Японии.
Таки в «Городе чудищ» – единственный мужчина, которого условно изображают сексуально успешным и привлекательным «человеком». Интересно, что именно он добивается изменений в реальном мире, в частности беременности Маки. Но ему тоже нужна магическая помощь (Джузеппе), чтобы наконец-то удовлетворительно завершить соитие. Любопытно, что он также является одним из немногих персонажей мужского пола в рассмотренных здесь аниме, кто достигает оргазма, по крайней мере, мы можем это предположить, поскольку он успешно оплодотворяет Маки. Другой пример – деревенский мальчик в «Синей девочке», который доверительно сообщает зрителю, что он «кончил пять раз».
В целом, мужской оргазм изображается гораздо реже, чем мужское неудовлетворение или просто бесконечное проникновение. Несомненно, это отчасти происходит из-за ограничений цензуры, а также потому, что оргазм может указывать на уязвимость и потерю контроля. Сочетание фрустрации и отчаянная потребность в осуществлении контроля в сексуальном образе мужчины еще раз подчеркивает скудность сексуальных идентичностей, доступных для японского мужчины. Вечное вытеснение оргазма предполагает поистине адский мир, в котором невозможно достичь настоящего удовлетворения. Всегда возбужденное мужское тело, будь то комическое или демоническое, кажется, постоянно ищет и никогда не находит удовлетворения. Напротив, женское тело в его безумной метаморфозе кажется окончательно недоступным, неуловимым блуждающим огнем, мощные и экстатические трансформации которого только подчеркивают застывшую и редуцирующую природу современной мужской идентичности.
Кроме того, понятие «инаковости» создает интерес и в социокультурном контексте. Как и в случае с женской готикой, сексуально активные мужчины принадлежат к другому, более традиционному миру. Сами демоны имеют много общего с демонами в средневековом искусстве (а также с гравюрами XVII и XIX веков), также важна и их связь с явно средневековым японским адом. Меч в «Синей девочке» – это традиционный средневековый меч.
В аниме порнографии можно рассмотреть идеологический подтекст, который выходит за рамки мужских/женских отношений, чтобы охватить проблему власти в обществе. В этом прочтении мужчины-демоны представляют собой не просто фантазию о мести женщинам, но и выпад против сдерживающей природы самого японского общества. В Японии доступа к власти зачастую добиваются в ходе мучительного процесса, который начинается со сложной системы сдачи экзаменов, а затем окоченело движется к накоплению трудового стажа. Сморщенная фигура вуайериста, которую сопровождает неуспех и бессилие, – подходящее альтер-эго среднестатистического наемного работника. Могущественные демонические мужские фигуры и трансформирующиеся женские персонажи также предлагают форму сопротивления деспотическому социальному порядку. Фактически, обе характеристики можно рассматривать как принадлежащие к презренному миру, который обычно кодируется как женский, но может также включать в себя форму маргинализированного мужчины, который часто ассоциируется с сексуальным насилием[124]. Магические[127], из которых происходят негативно представленные демоны и превращающиеся женщины из «Города чудищ», а также более позитивные женщины-ниндзя из «Синей девочки» или «Милашки Хани», связаны со сверхъестественным и неконтролируемым. В конечном счете они мало связаны с реальным миром, в котором мы можем предположить нормальное протекание отношений, связанных с насилием.
В большей части анимационной порнографии единственные привлекательные «герои» являются женскими персонажами, которые, как мы уже видели, часто торжествуют над мужчинами-противниками. На самом радикальном уровне эта привилегия женщины предполагает возможность отождествлять зрителя-мужчину с изменяющейся женщиной, а не с ограниченным мужчиной.
Подобно тому как мужчина-зритель слэшера может идентифицировать себя с «последней девушкой», оставшейся в живых в конце фильма[125], даже в откровенно порнографическом аниме содержится потенциальное пространство для андрогинных идентификаций зрителя.
Сама андрогиния находит свое выражение в порнографическом аниме на примере меча Зипангу в «Синей девочке». Оживляемый только сексуальным желанием, меч кажется мужчиной в сексуальной активности, поскольку показано, как он окутывает демоническую женщину Камири, находящуюся в полном экстазе. Но на самом деле Зипангу – андрогин. Как объясняется далее, «похоть принцессы живет во мне». Это буквально фаллическое оружие на самом деле является инструментом, наполненным женским желанием. Возможно, из-за этого сверхъестественного сочетания полов ниндзя воспринимают меч как наиболее опасный для них, и в конце фильма атака «Голубого вихря» Мико разрывает его на куски.
Образ гермафродитизма, представленный здесь, далек от беззаботного изображения в «Ранме ½», предполагая, что в мире порнографии понятие любого континуума между полами просто невообразимо. Конечно, здесь противопоставляются различные жанры – порнография и романтическая комедия, но также стоит подчеркнуть разницу в поколениях действующих лиц. Порнография – «взрослый» жанр и ориентирован на персонажей, которые, предположительно, закончили меняться, потому что уже выросли. Сексуальность достаточно опасна, и не нужно вводить еще более опасное понятие изменения в отношении к ней. Но от сексуальности не уйти. В порнографии она становится выражением гнева и безысходности, заставляя мужской и женский пол расходиться в отдельные гневные сферы, чьи границы могут пересечься только через половой акт, как правило, в форме жестокого насилия. В то время как миры фэнтези «Ранмы ½» и порнографии тяготеют к восстановлению сексуальных границ, в «Ранме ½» это является причиной для смеха, тогда как в порнографии является причиной отчаяния.
В итоге неудивительно, что действие порнографического аниме часто происходит в готической обстановке, которая также, в сущности, является апокалиптической.
Это наиболее очевидно в «Городе чудищ» и «Куколках-близняшках», нарративы которых явно вращаются вокруг злых сил, пытающихся захватить мир, но интересно отметить преобладание религиозных установок и буквальных демонов во многих других порнографических произведениях, также, например, в «Синей девочке» и «Легенде о сверхдемоне» (см. главу 13). Эти религиозные отсылки могут также относиться к идее фестиваля, или мацури, основанного на религиозных обрядах. Конечно, постоянные трансформации и интенсивная сексуальность могут указывать на фестивальный тип, хотя в данном случае модус фестиваля является особенно мрачным, напоминающим описание Яном Бурума мацури как «примитивной, непристойной и часто жестокой стороны японской культуры»[126].
Наконец, можно также найти проблески типа элегии в определенном порнографическом аниме с точки зрения акцента на традиционной японской культуре: пасторальный пейзаж в «Синей девочке» и место действия «Куколок-близняшек» в святилище. Это воспевание быстро исчезающего традиционного общества очаровательно по сравнению с «безнациональностью» многих аниме. Вполне возможно, что изображение гендерных отношений в их самой простой форме подчеркивает все еще не утихшую ностальгию по прошлому, более понятному периоду, когда роли мужчин и женщин были твердо закреплены. Если это так, то порнографическое аниме оказывается глубоко консервативным жанром по своей сути, предлагая мужчине-зрителю видение фантазийной самоидентичности, неразрывно связанной с потерянной традиционной культурой.
Мужское тело: демоническое доминирование и комическая безысходность
Образ женщины, отягощенной небольшим мужчиной, который прикрепляет себя к ее ноге, – интересный способ закончить порнографический фильм, и это выдвигает на первый план следующую тему нашего обзора – мужское тело. Именно изображение мужского тела в порнографической анимации потенциально губительно для патриархальной культуры. В то время как изменения женского тела разнообразны, начиная от гламурных и устрашающих и заканчивая традиционными, мужские тела в значительной степени фиксированы, а их застывшие личности далеки от привлекательных женских. Мужское тело в порнографии действительно изменяется, как это видно в рассмотренных выше фильмах, но вариации не всегда подразумевают расширение возможностей.
В то время как женское тело в порнографии почти всегда молодое, красивое и высокое, мужское тело бывает нескольких типов, от гротескно демонических до юмористически детских. Мужское тело можно разделить на два основных типа: комическое и демоническое. Первый можно назвать комическим вуайеристом, у которого обычно сморщенное, часто детское тело с большой головой и особенно сильно выражены такие черты, как рот и глаза. Джузеппе, Нин Нин, Онимару и дедушка псевдосемейства Хани – примеры этого типажа, чья главная функция состоит в том, чтобы с тоской наблюдать за происходящим со стороны.
Этот акцент на вуайеризм, а не на сексуальные действия, является важной частью японской порнографии и в манге, и в аниме.
Антрополог Энн Эллисон исследовала скопофилию, присущую манге, и предположила, что сильный акцент на мужском взгляде делает мужчин умелыми зрителями, но пассивными и потребляющими персонажами» – утверждение, которое подчеркивает изображение мужского тела в целом. Хардкорные аниме, такие как «Синяя девочка» или «Куколки-близняшки», делают акцент на вуайеризме, так же как и половом акте, и здесь столько же крупных планов мужских лиц, сколько и планов гениталий.
Комические лица, миниатюрные тела и пассивные позы многих мужских персонажей интересуют с точки зрения мужской идентичности, которую они проецируют. Эллисон проводит интересный анализ динамики мужского взгляда в популярном мультсериале «Бессовестная училка Матико» (Maitchingu Machiko-sensei, 1981), в котором мужской взгляд сначала останавливает женщину (то есть заставляет ее бездействовать), превращая ее в объект или образ для наблюдения мужчины», но затем делает неподвижным самого мужчину. Однако в изучаемых здесь фильмах мужчина не столько неподвижен, сколько остается не у дел. Большая часть комедийного эффекта достигается за счет попыток вуайериста увидеть, потрогать и заняться сексом с женщинами, хотя обычно они оказываются безуспешными.
Главным образом, нам интересен образ всегда готового, вечно неудовлетворенного, преувеличенно комичного мужчины. Хотя мужской взгляд обладает определенной мощью, многие мужские персонажи порнографического аниме предстают обессиленными. Онимару в «Куколках-близняшках», пожалуй, их самый яркий представитель. Сексуальные приключения восемнадцатилетнего Онимару с крошечным телом сводятся к таким явно безнадежным действиям, как подглядывание издалека, попытки взобраться на ноги девочек и заглянуть им под юбки. Неизбежно все заканчивается тем, что девушки избивают его и несчастного уносит опекун/слуга. Хотя зритель видит его внушительную эрекцию (сквозь брюки) и его раболепные выражения похоти, он никогда не показывает, что высвобождает свои фрустрации посредством мастурбации или реального полового акта. Точно так же Нин Нин, крошечный приятель ниндзя в «Синей девочке», часто изображается одичавшим от похоти, но на самом деле никогда не получает возможности совершить половой акт. Он делает куннилингус сообщнице Кугуцумэна, но его ловит и наказывает демонический мужчина.
Джузеппе изображен в состоянии постоянного возбуждения, но никогда не показывается, что он занимается реальным сексом. Самый запоминающийся его образ – это когда Таки и Маки буквально вытаскивают его из огромной сочащейся матки/влагалища проститутки Черного мира, в которой он растворяется. Эта захватывающая сцена подчеркивает не только похоть Джузеппе, но и его уязвимость: его стареющее маленькое тело, почти охваченное бездонным влагалищем демонической женщины, по сравнению с ним выглядит жалким и беспомощным.
С западной точки зрения сцены постоянных сексуальных неудач в безусловно жесткой сексуальной фантазии могут вызывать некоторое недоумение. Почему из всех жанров именно хардкорная порнография сосредотачивается на откладывании соития и невозможности удовлетворения? Этому есть несколько объяснений. Первое связано с важным положением вуайериста в японской эротической культуре. Хотя вуайеризм играет важную роль и на Западе, как уже упоминалось ранее, это один из наиболее важных аспектов сексуальной фантазии в Японии. Например, в романах X века «Повесть о Гэндзи» и «Сказки Исэ» практически все эротические встречи были претворены тем, как герой тайно подглядывает за женщиной, которая возбуждает его интерес. Второе объяснение заключается в сложных отношениях между зрителем и персонажами аниме. Комически инфантильное или старое мужское тело по своей сути не представляет опасности. Зритель может одновременно идентифицировать себя с похотью Нин Нин, Онимару и Джузеппе и чувствовать себя выше их. На самом деле может даже случиться так, что зритель узнает на экране себя в образе вечно неудовлетворенного и разочарованного.
Демоническое тело во многом является противоположностью комического мужского тела. Сверхъестественно огромный, покрытый перекатами мускулов и обязательно оснащенный исполинским пенисом (а часто и фаллическими щупальцами) демон – это сплошное действие. В отличие от комического мужчины, основным действием которого является наблюдение, демон проникает в женщину как пенисом, так и огромным количеством фаллических заменителей. Например, первая сцена в «Куколках-близняшках» показывает толпу, которую можно было бы назвать младшими демонами (небольшого роста и без гениталий), вонзающих рога в своих жертв женского пола. Еще более очевидным по своей фаллической функции является Дзипангу, демонический меч в «Синей девочке». Согласно легенде, древний меч использовался корейской принцессой для мастурбации после того, как она убивала им своих любовников. В конце концов дело закончилось тем, что она убила себя, вонзив меч сквозь влагалище в горло в сексуальном экстазе. В настоящее время, однако, меч обрел собственную сексуальную жизнь, порабощая сообщницу Кугуцумэна и пытаясь овладеть телом Мико в решающей финальной сцене.
Может показаться, что только нечеловеческие мужские тела в порнографическом аниме являются сильными. Хотя периодически попадаются изображения более традиционных половых актов («Синяя девочка» показывает одного из деревенских мальчиков в удовлетворяющей половой связи с Яку), мужское тело, которое постоянно получает сексуальное удовлетворение, не является человеческим. То есть оно по происхождению, художественному изображению и содержанию явно Иное – демоническое, сделанное из стали, с торчащими тентаклями.
Что это значит? Это просто эстетическое совпадение, основанное на особых способностях анимации? Или это что-то говорит о сексуальной самоидентификации японцев? На оба вопроса ответ, похоже, положительный. Искусство аниматора поддается фантазии. Многообразие щупалец, огромных фаллосов и рогатых голов у маленьких демонов – все это особенности, которые трудно изобразить в игровом кино. В то же время они запоминаются так, как никогда не запомнятся более традиционные половые сношения. Еще стоит вопрос о цензуре. До недавнего времени было запрещено показывать мужские гениталии в комиксах, анимации, фильмах и на фотографиях. Хотя правила уже начали меняться к моменту создания «Синей девочки», все же, по-видимому, было легче уйти от демонстрации нечеловеческих гениталий в форме демонических фаллосов или фаллосоподобных тентаклей.
Однако невозможно игнорировать социальный или культурный контекст, в котором рождается анимация.
Образ постоянно меняющегося женского тела, несомненно, связан с изменением социальной и политической идентичности японской женщины за последние несколько десятилетий. Столкнувшись с более влиятельными и независимыми женщинами, японские мужчины, по всей видимости, испытали кризис самоидентификации. Сумико Ивао указала на некоторые из наиболее тревожных социологических явлений, связанных с этой мужской реакцией, которые включают в себя рост сексуального интереса к не представляющим угрозы девочкам. Это явление известно как «комплекс Лолиты», или рорикон. Нарочито жестокие и демонические изображения мужчин и женщин в аниме являются симптоматической реакцией на эти социальные изменения.
Раздвоение мужского тела на обездвиженного сморщенного вуайериста и огромного сексуально могущественного демона предполагает настоящее отчаяние по поводу мужской идентичности не только в сексуальном, но и в более широком контексте. Зритель-мужчина на некотором уровне отождествляет себя с сексуально заинтересованными мужчинами в фильмах, но его выбор ограничен вуайеристами с выпученными глазами и демоническими садистами. Кажется, что единственный способ представить себя сексуально сильным – это трансмогрифицировать свою идентичность в демоническую. Хотя ни один из этих вариантов не является уникальным изобретением Японии 21 (хотя демоническое подчеркивается в Японии сильнее, чем где-либо еще), поистине примечательное отсутствие обычных, сексуально активных мужчин – это намек на то, что сексуальная активность и самоидентификация все еще не интегрированы в обычную жизнь в Японии.
Таки в «Городе чудищ» – единственный мужчина, которого условно изображают сексуально успешным и привлекательным «человеком». Интересно, что именно он добивается изменений в реальном мире, в частности беременности Маки. Но ему тоже нужна магическая помощь (Джузеппе), чтобы наконец-то удовлетворительно завершить соитие. Любопытно, что он также является одним из немногих персонажей мужского пола в рассмотренных здесь аниме, кто достигает оргазма, по крайней мере, мы можем это предположить, поскольку он успешно оплодотворяет Маки. Другой пример – деревенский мальчик в «Синей девочке», который доверительно сообщает зрителю, что он «кончил пять раз».
В целом, мужской оргазм изображается гораздо реже, чем мужское неудовлетворение или просто бесконечное проникновение. Несомненно, это отчасти происходит из-за ограничений цензуры, а также потому, что оргазм может указывать на уязвимость и потерю контроля. Сочетание фрустрации и отчаянная потребность в осуществлении контроля в сексуальном образе мужчины еще раз подчеркивает скудность сексуальных идентичностей, доступных для японского мужчины. Вечное вытеснение оргазма предполагает поистине адский мир, в котором невозможно достичь настоящего удовлетворения. Всегда возбужденное мужское тело, будь то комическое или демоническое, кажется, постоянно ищет и никогда не находит удовлетворения. Напротив, женское тело в его безумной метаморфозе кажется окончательно недоступным, неуловимым блуждающим огнем, мощные и экстатические трансформации которого только подчеркивают застывшую и редуцирующую природу современной мужской идентичности.
Кроме того, понятие «инаковости» создает интерес и в социокультурном контексте. Как и в случае с женской готикой, сексуально активные мужчины принадлежат к другому, более традиционному миру. Сами демоны имеют много общего с демонами в средневековом искусстве (а также с гравюрами XVII и XIX веков), также важна и их связь с явно средневековым японским адом. Меч в «Синей девочке» – это традиционный средневековый меч.
В аниме порнографии можно рассмотреть идеологический подтекст, который выходит за рамки мужских/женских отношений, чтобы охватить проблему власти в обществе. В этом прочтении мужчины-демоны представляют собой не просто фантазию о мести женщинам, но и выпад против сдерживающей природы самого японского общества. В Японии доступа к власти зачастую добиваются в ходе мучительного процесса, который начинается со сложной системы сдачи экзаменов, а затем окоченело движется к накоплению трудового стажа. Сморщенная фигура вуайериста, которую сопровождает неуспех и бессилие, – подходящее альтер-эго среднестатистического наемного работника. Могущественные демонические мужские фигуры и трансформирующиеся женские персонажи также предлагают форму сопротивления деспотическому социальному порядку. Фактически, обе характеристики можно рассматривать как принадлежащие к презренному миру, который обычно кодируется как женский, но может также включать в себя форму маргинализированного мужчины, который часто ассоциируется с сексуальным насилием 22. Магические[127], из которых происходят негативно представленные демоны и превращающиеся женщины из «Города чудищ», а также более позитивные женщины-ниндзя из «Синей девочки» или «Милашки Хани», связаны со сверхъестественным и неконтролируемым. В конечном счете они мало связаны с реальным миром, в котором мы можем предположить нормальное протекание отношений, связанных с насилием.
В большей части анимационной порнографии единственные привлекательные «герои» являются женскими персонажами, которые, как мы уже видели, часто торжествуют над мужчинами-противниками. На самом радикальном уровне эта привилегия женщины предполагает возможность отождествлять зрителя-мужчину с изменяющейся женщиной, а не с ограниченным мужчиной.
Подобно тому как мужчина-зритель слэшера может идентифицировать себя с «последней девушкой», оставшейся в живых в конце фильма 23, даже в откровенно порнографическом аниме содержится потенциальное пространство для андрогинных идентификаций зрителя.
Сама андрогиния находит свое выражение в порнографическом аниме на примере меча Зипангу в «Синей девочке». Оживляемый только сексуальным желанием, меч кажется мужчиной в сексуальной активности, поскольку показано, как он окутывает демоническую женщину Камири, находящуюся в полном экстазе. Но на самом деле Зипангу – андрогин. Как объясняется далее, «похоть принцессы живет во мне». Это буквально фаллическое оружие на самом деле является инструментом, наполненным женским желанием. Возможно, из-за этого сверхъестественного сочетания полов ниндзя воспринимают меч как наиболее опасный для них, и в конце фильма атака «Голубого вихря» Мико разрывает его на куски.
Образ гермафродитизма, представленный здесь, далек от беззаботного изображения в «Ранме ½», предполагая, что в мире порнографии понятие любого континуума между полами просто невообразимо. Конечно, здесь противопоставляются различные жанры – порнография и романтическая комедия, но также стоит подчеркнуть разницу в поколениях действующих лиц. Порнография – «взрослый» жанр и ориентирован на персонажей, которые, предположительно, закончили меняться, потому что уже выросли. Сексуальность достаточно опасна, и не нужно вводить еще более опасное понятие изменения в отношении к ней. Но от сексуальности не уйти. В порнографии она становится выражением гнева и безысходности, заставляя мужской и женский пол расходиться в отдельные гневные сферы, чьи границы могут пересечься только через половой акт, как правило, в форме жестокого насилия. В то время как миры фэнтези «Ранмы ½» и порнографии тяготеют к восстановлению сексуальных границ, в «Ранме ½» это является причиной для смеха, тогда как в порнографии является причиной отчаяния.
В итоге неудивительно, что действие порнографического аниме часто происходит в готической обстановке, которая также, в сущности, является апокалиптической.
Это наиболее очевидно в «Городе чудищ» и «Куколках-близняшках», нарративы которых явно вращаются вокруг злых сил, пытающихся захватить мир, но интересно отметить преобладание религиозных установок и буквальных демонов во многих других порнографических произведениях, также, например, в «Синей девочке» и «Легенде о сверхдемоне» (см. главу 13). Эти религиозные отсылки могут также относиться к идее фестиваля, или мацури, основанного на религиозных обрядах. Конечно, постоянные трансформации и интенсивная сексуальность могут указывать на фестивальный тип, хотя в данном случае модус фестиваля является особенно мрачным, напоминающим описание Яном Бурума мацури как «примитивной, непристойной и часто жестокой стороны японской культуры».
Наконец, можно также найти проблески типа элегии в определенном порнографическом аниме с точки зрения акцента на традиционной японской культуре: пасторальный пейзаж в «Синей девочке» и место действия «Куколок-близняшек» в святилище. Это воспевание быстро исчезающего традиционного общества очаровательно по сравнению с «безнациональностью» многих аниме. Вполне возможно, что изображение гендерных отношений в их самой простой форме подчеркивает все еще не утихшую ностальгию по прошлому, более понятному периоду, когда роли мужчин и женщин были твердо закреплены. Если это так, то порнографическое аниме оказывается глубоко консервативным жанром по своей сути, предлагая мужчине-зрителю видение фантазийной самоидентичности, неразрывно связанной с потерянной традиционной культурой.