Именно в эти годы в Иркутске создается еще одно учреждение, имевшее самое непосредственное отношение к исправительной системе. Было организовано Иркутское общество воспитательно-исправительных заведений для несовершеннолетних, а при обществе учредили «состоящий под высочайшим его императорского величества покровительством Иркутский воспитательно-исправительный приют для несовершеннолетних имени П.П. Сукачева».
Ежегодно из стен приюта выходило до 30–40 воспитанников, на их место поступали другие. С 1898 по 1912 годы через иркутский приют прошли 340 подростков. На 1 января 1912 года на попечении приюта состояли 44 подростка, на 1 января 1913 года — 31. В течение года выбыло 37 человек, вновь поступили 24 подростка.
В члены комитета Иркутского общества воспитательно-исправительных заведений избирались уважаемые в городе чиновники. В 1910-х годах председателем комитета был прокурор Иркутской судебной палаты Е.П. Нидерман, его заместителем — председатель Совета присяжных поверенных М.С. Стравинский, попечителем приюта и казначеем общества — мировой судья Б.К. Мейссель.
Членами комитета являлись чиновники Иркутской судебной палаты, городской голова, губернский тюремный инспектор, помощник иркутского врачебного инспектора, заместитель прокурора окружного суда.
Комитет общества занимался самыми разными вопросами: от организации благотворительных лотерей по сбору средств в доход общества воспитательно-исправительных заведений до возбуждения ходатайств перед местными властями о выделении денег на ремонт зданий приюта.
Система воспитания и обучения в приюте осуществлялась следующим образом. Школьные занятия проводились ежедневно с 8.30 часов утра до 11.30 часов дня. Вечером выделялось полтора часа для выполнения школьных заданий. Все воспитанники были разделены на две группы, в которых изучали закон божий, чтение, письмо, арифметику по программе одноклассных народных училищ. На особом курсе «велись с воспитанниками духовно-нравственные беседы, во время которых им особо выяснялись: преступность воровства, неприличие употребления бранных слов, позор лжи и обмана». Посредством таких бесед воспитывалось чувство долга, стремление к порядочности и сознанию собственного человеческого достоинства.
Все хозяйственные работы в приюте выполняли сами воспитанники. В сапожной и столярной мастерских исполнялись заказы частных лиц. Вырученные средства шли в доход заведения. Часть средств поступала от проданной сельскохозяйственной продукции, выращивать которую учились на «занятиях по огородничеству».
В 1912 году в приюте ввели новый предмет: военную гимнастику и строевой марш. Занятия проводил специально нанятый унтер-офицер.
Средства в приют поступали от членских взносов членов общества, пожертвований частных лиц, процентов от капитала и поступлений от операций с процентными бумагами, из городской думы, земства, Тюремного комитета.
В 1909 году вновь принятое Положение о воспитательно-исправительных заведениях для несовершеннолетних расширило круг лиц, помещаемых в приют, включив в их число подследственных. Такая категория воспитанников менялась в течение года по нескольку раз. Каждый из них поступал на полное довольствие, повышавшее расходы заведения. Администрация вынуждена была ходатайствовать о выделении из казны на каждого подростка в приюте пособия, равного «удвоенной стоимости годовалого пищевого и одежного довольствия взрослого арестанта по установленной табели в местных тюрьмах».
За нарушения порядка, установленного в приюте, к воспитанникам применялись дисциплинарные взыскания. Это могли быть «выговор наедине, выговор публичный, лишение сахара или порции говядины, внеурочное назначение на работу и оставление без отпуска».
Было в приюте и помещение, предназначавшееся для временной изоляции — с решетками и запорами. Особо трудных подростков, чаще других нарушавших режим, запирали здесь на ночь, а днем выпускали.
В 1912 году в приюте произошло 78 чрезвычайных происшествий:
побегов — 8;
покушений на побег — 6;
проступков против нравственности — 3;
случаев грубости младшим служащим — 5;
краж и покушений на кражу — 4;
курения — 12;
употребления спиртных напитков — 2;
обманов и лжи — 3;
дурного отношения к товарищам — 2;
лености и небрежности — 9;
приобретения недозволенных вещей — 4;
драк — 2;
нарушений благоговения в церкви и на молитве — 2;
шалостей и беспорядков — 4;
умышленной порчи предметов — 5.
Кто же попадал в исправительный приют? В основном дети крестьян, реже — мещан. В старых документах сохранились характеристики на юных обитателей приюта. В одной из таких характеристик говорится о воспитаннике: «Умственно неразвит. Неграмотен. Учение не дается. Работать не любит и под различными предлогами старается уклониться от работы. Курит табак. Не прочь выпить. Трудовой, непривычной для него жизнью приюта тяготится. Убегает из приюта и занимается ниществом. В настоящее время содержится в приюте».
Попадали в приют обычно за кражу либо бродяжничество. Об одном из вновь поступивших написали в характеристике: «Родителей своих не знает, не имеет ни родственников, ни знакомых. В школе не учился. Занимался ниществом. Сидел в Томской колонии тоже за нищенство, но оттуда бежал и был задержан на ст. Иркутск за безписьменность. В приют помещен до выяснения личности. Ведет себя странно: прикидывается идиотом, но в сущности мальчик неглупый, но очень большой лентяй. Работа для него наказание. Он легко мирится с наказаниями и ограничением в пище. На работе перестает понимать приказание или исполняет его наоборот. Если этот обман ему не удается, тогда мальчик начинает жаловаться на какое-нибудь недомогание, плачет и всеми силами старается отбиться от работы. Из приюта бежал через пролом потолка отделения для трудно исправимых».
Вот еще несколько характеристик.
«Сын крестьянина Иркутской губернии. Имеет обоих родителей. Отец чернорабочий, мать ходит на поденные работы…. Учился в школе, но не прошел и одного отделения, как самовольно прекратил занятия. С этого времени он стал служить в батраках, переменил несколько хозяев и, наконец, у одного из последних похитил 300 руб. из кошелька, был уличен и мировым судьей 11-го уч. гор. Иркутска помещен в приют. Умственно не развит. Курит табак, пьет водку».
«Сын мещанина гор. Иркутска. В живых только мать. Есть два брата. Мать страдает алкоголизмом, имеет связи с преступным миром, инициаторша преступных деяний. Своих детей посылает сама на кражи. Красть питомец начал с очень раннего возраста. В приют однажды уже помещался, но судьей был выдан по просьбе матери под ее надзор. Не прошло года, как он был снова пойман на краже и Мировым Судьей 7-го уч. гор. Иркутска помещен обратно в приют. Глубокие корни пустила порочная жизнь в питомца. Его мечта — разгульная жизнь, карты, вино, женщины. На кражу смотрит, как на ремесло».
«Сын крестьянина Иркутской губернии. Имеет мать. В приют помещен Мировым Судьей 5-го уч. Иркутского уезда за кражу денег у матери. В приюте пробыл около двух недель и был возвращен Мировому Судье, т. к. у питомца была установлена венерическая болезнь».
«Сын крестьянина Томской губернии. Жил в деревне у бабушки. Учился в школе, но за леностью таковую не окончил. Отец служит стрелочником, и мальчик, соскучившись по отцу, поехал повидаться с ним. В Иркутске остановился у своего дяди, пожил несколько дней, рассорился с ним и ушел, похитив некоторые вещи. После этого он намеревался уехать к отцу, сел в вагон и там похитил у пассажирки сахарницу с сахаром, за что по постановлению жандармской полиции был доставлен в приют».
Содержали в приюте воспитанников до 18 лет, но и выпуская, прослеживали их жизненный путь. В отчете иркутского общества воспитательно-исправительных заведений для несовершеннолетних за 1912 год есть такая запись: «Патронат над выпущенными из Приюта воспитанниками осуществляется администрацией самой колонии, которая отправляет детей на родину, дает им обувь и провизию на дорогу, а также озабочивается приисканием для остающихся в городе мальчиков, не имеющих родителей, мест или работ». Характеристики на бывших обитателей приюта тоже дошли до наших дней.
Глава девятая
Трудный выбор ангарской колонии. — Производство без оборотных средств. — Торт для передовиков. — Двадцать слов для спектакля. — Песня о Христе, моряке и… воре
Я опять собираю материалы для «Вестника» — на этот раз о жизнедеятельности современных пенитенциарных учреждений. В последние годы ангарская колония № 14 переживала трудное время. Старое производство оказалось без заказов. Когда экономические связи оборвались, впереди не было даже призрачных перспектив возврата к прежнему. Буквально с нуля стали создавать новое производство. Появились мебельные цеха, участок автосервиса, швейный цех. Всего за несколько лет колония вышла на товарный рынок с новой продукцией. Чем не экономическое чудо в масштабах отдельного учреждения? Впрочем, никакого чуда, конечно, не было. Почти все новое производство в колонии создавали в кооперации с коммерческими фирмами. Им сдавались в аренду площади, а все оборудование, сырье, комплектующие детали закупали коммерсанты.
Интересуюсь у начальника производственно-технического отдела Ивана Мацаренко о дальнейших перспективах развития производства в колонии.
— Перспектива одна: выкупить оборудование, — не раздумывая, отвечает он. — Производить свою продукцию. Собственную. Тогда ни с кем прибыль от ее реализации делить не придется.
Воплощению в жизнь таких вполне трезвых, практичных планов мешает общая экономическая нестабильность в стране. Скудность бюджетных поступлений на содержание спецконтингента предопределяет следующий шаг. В колонии вынуждены почти всю прибыль пускать именно на содержание контингента. А производство остается без оборотных средств. Имея реальную прибыль, здесь остаются в убытке. А сколько колоний с такой же проблемой по всей Иркутской области. Чтобы выжить, в учреждениях пенитенциарной системы активно осваивают производство самых разных видов изделий. Спектр создаваемых мощностей широк: от деревообработки до металлообработки.