Охота на Фарерских островах, возможно, была сопряжена с трудностями несоизмеримо большими по сравнению с теми, что приходилось преодолевать в родных водах. Как-то один капитан, занимавшийся промыслом в районе Фарерских островов, а в юности ходивший бить моржа на Свалбард (Шпицберген), объяснял мне:
«Как же, в свое время и на наших островах водились моржи — какие тут могут быть сомнения. Хотя теперь на здешних побережьях вам едва ли будет чем поживиться, да и лежбищ, удобных для моржей, не так уж много. А то вы могли бы бить их совсем так же, как мы на Свалбарде. Стоит только подыскать семейство секачей, выбравшееся на голые скалы, и зайти зверю в тыл со стороны моря. Солнце должно бить у вас из-за спины, чтобы вас не сразу приметили. Когда подойдете ближе, стреляйте в голову; надо быть метким стрелком — голова у моржа маленькая, попасть трудно, и крепкая, как железо. Мы также добывали их с помощью гарпунов и добротной, прочной лески. Когда морж уставал, можно было направить лодку прямо на него и размозжить ему голову топором или кувалдой. Бывали случаи, когда морж забирался в лодку, появляясь прямо перед носом охотников! Мне доводилось видеть, как секачи пробивали трехдюймовый дубовый килевой брус и проходили сквозь сосновые доски обшивки, как сквозь масло. Признаться, не хотел бы я охотиться на них подобным образом на утлых лодчонках, обтянутых шкурами!»
Островитянам такая охота тоже не доставляла особой радости. И хотя на их гарпунах и копьях были кварцевые наконечники, куда более острые, чем лучшая сталь, охота на моржей с лодок всегда считалась делом опасным и сравнительно малодобычливым.
Однако, несмотря на все трудности, активный промысел моржей на Фарерах привел к вполне предсказуемым результатам. Популяция моржей здесь со временем сократилась настолько, что охота на них практически потеряла смысл[7].
Наступала ранняя осень. Длинные караваны лебедей и гусей уже потянулись на юг по северо-западной окраине горизонта, и одни из них, описывая широкие виражи, плавно опускались на Птичьи острова, чтобы немного отдохнуть, а другие, обгоняя их, продолжали свой долгий путь на юг.
Двое мужчин из команды «Фетлара» стояли на берегу острова Санди Айленд (Песчаный), названного так потому, что на нем есть одна из немногих на Фарерах песчаных отмелей. Мужнины слушали крики птиц и молча наблюдали за тем, как у них над головой проплывали бесконечные стаи лебедей-кликунов, диких гусей и короткоклювых гуменников, оглашая розовое вечернее небо гортанными кликами.
— Когда-нибудь, — вздохнул младший из собеседников, — найдется человек, который захочет проплыть по Лебединому пути и отправится в те земли, откуда летят эти птицы. Боже, да как их много! В тех краях наверняка есть большая земля!
Более пожилой вздохнул, поглядел на запад, окинув взором необъятную ширь океана, и кивнул:
— Может быть. Кто знает? До сих пор никто еще не отваживался плавать в такую даль…
— До сих пор в этом и не было надобности, — запальчиво возразил юноша. — Все привыкли, что моржей в этих местах, и даже на Птичьих островах, сколько угодно, бей — не хочу. А теперь их здесь почти не осталось, и что нам остается делать, как не отправиться на запад? Нам просто придется последовать за ними.
Тут до их ноздрей донесся тяжелый запах горящих морских водорослей и тюленьего жира. Мужчины обернулись и зашагали в сторону поросшего травой шельфа, лежавшего в сотне ярдов от воды, где их корабль, опрокинутый вверх дном, лежал на «фундаменте», сложенном из камней и дерна, образуя летний дом. Несколько парней из их экипажа копошились вокруг него, готовя скудный завтрак на чадящем от жира пламени костра.
Настроение у всех было мрачное. Этот сезон охоты оказался самым неудачным на их памяти. В последние несколько лет к берегам Птичьих островов по весне причаливало не меньше дюжины кораблей из дальних краев, которые осенью возвращались домой, тяжело нагруженные нефтью, шкурами и моржовой костью. В этом же году пришло на Фареры всего два корабля: один из Шетландии, а другой — с Внешних Гебридских островов. Их команды нашли здесь лишь считаные единицы моржей, уныло завывавших на пустынных берегах. Да те оказались по большей части самками или молодняком, так что бивни у них были совсем небольшие. Более того, они оказались на редкость пугливыми, так что приблизиться к ним было почти невозможно. Обоим экипажам удалось добыть на берегу меньше двух десятков моржей. Подвергая себя огромному риску, охотники забили копьями в прибрежных водах еще полдюжины зверей, но в целом охота обернулась полным крахом. А команда с Гебридских островов в полном разочаровании вернулась восвояси, не дожидаясь окончания сезона.
Вечером того же дня, за ужином, состоявшим из вареного моржового мяса, юноша опять завел разговор о плавании далеко на запад. Другие члены команды с интересом прислушивались. Но один из старших высказал мнение, что земля, откуда летят эти гуси и лебеди, возможно, расположена недостижимо далеко.
— Если добраться туда по силам таким слабым тварям, то мужчинам — тем более! — стоял на своем заносчивый юноша. — К тому же моржей в этих водах больше не осталось. Куда же они могли уйти, как не на запад, и где их надо искать, как не там? Наша ладья — лучшая на островах! Что нас держит здесь?
Спор затянулся далеко за полночь. Наконец все согласились, что, если погода позволит, завтра можно будет совершить разведку, отплыв на расстояние дня пути от самого высокого пика на Птичьих островах. И если им удастся заметить на западе признаки неведомой земли, они продолжат путь. А если нет — повернут обратно.
И вот наступил рассвет. Небо было ясным; дул свежий юго-западный бриз. Наспех подкрепившись остатками ужина, команда осторожно перевернула свою ладью и, поставив ее на киль, полупонесла-полуповолокла к воде. Непогашенный костер еще дымился, когда охотники столкнули ладью на воду и поспешно уселись в нее. Подняв широкий парус, они взяли курс на северо-запад. Водорез ладьи оставлял за собой курчавые завитки белой пены.
День стоял на удивление, ветер крепчал, и ладья быстро неслась все дальше и дальше, оставляя длинную вспененную борозду. И когда солнце на закате медленно опустилось в пучину для краткого отдыха перед новым восходом, верхушка самого высокого пика Фарер с трудом угадывалась вдалеке.
А впереди не было видно ничего, кроме необозримой шири океана. Капитан следовал выбранным курсом, и среди команды не было слышно ропота. Никому не хотелось прослыть трусом.
Когда же спустя три часа взошло солнце, оказалось, что суша скрылась из виду. Но погода стояла как нельзя лучше. Свежий южный бриз быстро мчал их вперед. На закате корабельщики увидели караваны лебедей и гусей, тянущиеся на юго-запад, и это укрепило мореходов в мысли, что ладья идет верным курсом.
Но на следующий день началось легкое волнение. Высоко на небе появились белые барашки облаков, предвещавших перемену погоды. Воды здесь буквально изобиловали китами; их было так много, что рулевому нередко приходилось менять курс, чтобы избежать столкновения с великанами. Но впереди по-прежнему не было никаких признаков земли.
День перевалил за полдень, когда капитан наконец принял решение:
— Сегодня к вечеру ветер переменится на западный и усилится. А скоро он и вовсе начнет дуть нам прямо в лицо… Мы будем идти этим курсом до заката, а затем, если не увидим земли, повернем обратно.
Часа за два до заката мореходам встретилось стадо могучих моржей-секачей, которые, казалось, намеревались преградить им путь. Огромные звери почти выпрыгивали из воды, загадочно глядя на непрошеных гостей.
А вскоре впередсмотрящий заорал во все горло:
— Земля! Впереди земля! Хотя нет, это не совсем похоже на землю! Но что-то такое там есть!
Члены команды, напрягая зрение, пристально вглядывались вперед, пытаясь понять, что же там такое медленно поднимается из воды у самого горизонта. Но вместо темных очертаний, вырисовывавшихся на фоне неба, огромный массив, видневшийся впереди, был призрачно-белесого цвета.
В сердцах многих проснулся страх, но никто не решился обнаружить своих чувств. Бриз сделался еще более свежим и поменялся на юго-западный, и ладья заплясала на волнах. Тем временем солнце, казалось, опускалось в самой середине этой таинственной белизны, и предзакатное сияние оказалось настолько ослепительно ярким, что моряки не могли смотреть на него и зажмурили глаза.
Неожиданно капитан круто повернул штурвал, и парус ладьи, потеряв ветер, обвис. Казалось, корабль сбился с курса, и за спиной капитана послышались недовольные голоса. Тот жестом приказал команде замолчать и проговорил:
— Давайте решим так! К утру ветер станет совсем неистовым. Если мы повернем и пойдем под ним, нам, может быть, удастся найти укрытие у Птичьих островов. Если же мы будем продолжать идти к той белой массе, одним только богам известно, что нас ожидает. Это все, что я могу сказать вам!
Это был поистине критический момент. Тот самый юноша, который предложил плыть на запад, поднялся на корму за спиной капитана:
— Да вы же видели там, в море, моржей! Это же знак для нас! Там, впереди, их полным-полно… Надо идти вперед.
В сумеречном сиянии заходящего солнца ладья, шедшая от Северных островов, осторожно приблизилась к новой земле. А утром, когда наступил рассвет, команда увидела, что их ладья подошла к берегам земли, окруженной цепью темных гор, у подножия которых высилось нечто вроде громадных белых куполов. Берега этого странного и сказочного мира представляли собой бесконечные косы черных песчаных отмелей, мимо которых ладья шла добрых полдня, укрывшись за полосой суши от бурного волнения, превратившегося в настоящий шторм.
Ближе к полудню впередсмотрящий заметил разрыв в береговой линии. Направившись туда, мореходы обнаружили канал, или пролив, ведущий в широкую лагуну. Бросив якорь, мореходы оказались в поистине идеальном укрытии. Затем они спустили на воду лодку, и капитан с пятью другими членами команды направились на веслах к берегу, намереваясь высадиться на одном из больших северных островов, лежащих посреди океана, том самом, который островитяне с тех пор называют Тили.