От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы — страница 65 из 84

илиями «укореняли» на российской почве детектив.

В работе такого рода мы не можем довольствоваться чисто литературоведческим определением детектива как «литературы, посвященной раскрытию запутанной тайны, обычно связанной с преступлением»632, необходимо ввести в дефиницию социальные функции этого жанра. Социолог Л.Д. Гудков полагает, что «спецификой детектива может считаться поддержание социально одобряемых инструментальных средств достижения высоко ценимых благ или реализация культурных ценностей в условиях деструкции, частичной эрозии или ослабления содержательных (то есть нормативных) определений самих этих ценностей»633.

Это определение показывает, что основная функция детектива – дать читателю возможность «попробовать» (в воображении) социально запрещенные пути к достижению высоко ценимых им благ и убедиться в ложности подобного выбора из-за неизбежного наказания. Через показ нарушения социальной нормы и последующего ее восстановления детективный жанр добивается укрепления этой нормы в сознании читателей.

Однако определение Гудкова слишком широко – оно охватывает и целый ряд сопредельных жанров, имеющих дело с преступлением, например повесть о разбойнике, авантюрно-приключенческий роман (типа «Парижских тайн» Э. Сю), судебный очерк, социально-психологический роман (типа «Американской трагедии» Т. Драйзера) и др.

Целесообразнее, как нам представляется, подход, идущий от исторически конкретных жанровых образований и типов издательской продукции. Плодотворная попытка выделить основные формулы массовой литературы, в том числе детектива, была предпринята американским культурологом Дж. Кавелти634. Он считает, что формула классического детектива включает определенную ситуацию (движение от неразгаданного преступления к его разгадке), определенный тип развертывания этой ситуации (наличие детектива-следователя и ключей к разгадке преступления; показ хода расследования; сообщение о том, кто преступник, и объяснение решения загадки – в конце произведения), героев определенного типа (жертва; преступник; детектив; лица, знающие о преступлении, но неспособные установить преступника) и т.д. По мнению Кавелти, детектив – это излюбленный жанр среднего класса городского населения. Детектив (как жанр) «доказывает, что социальный порядок не отвечает за преступление, потому что это было действие определенного индивида с его собственными частными мотивами»635, а преступление представляет как игру, превращая тем самым острую социальную проблему в развлечение.

Социологи и культурологи отмечают, что детектив тесно связан с атмосферой современного города, в котором рушатся патриархальные связи и традиционные стереотипы поведения, люди отчуждаются друг от друга и вступают в формальные отношения. Здесь у всех на глазах случаи быстрого обогащения, горожане ежедневно сталкиваются с соблазнительными, но труднодостижимыми вещами и нередко испытывают сильное желание пойти недозволенным путем, чтобы достичь успеха.

Именно в городе отношения между людьми регулирует не традиция, а закон – четко формализованные и абстрагированные от конкретной ситуации правовые нормы. Из явления экстраординарного преступление превращается здесь в вещь обыденную, подлежащую ведению определенных социальных институтов – полицейских и судебных органов. Более того – в рамках полиции здесь возникают специальные подразделения, занимающиеся поиском преступников. Все это создает предпосылки и для выделения книг, посвященных этой теме, в особый жанр, что и происходит в Западной Европе (прежде всего – в Англии и во Франции) примерно в 1860-х гг. (Э. По, детективные рассказы которого появились еще в первой половине 1840-х гг., не имел в то время продолжателей.)

В Россию детектив проник сразу же после его возникновения (речь идет о книгах Э. Габорио, У. Коллинза, А. Бело, К. Геру, Э. Шаветта, А.К. Грин и др.). Так, в 1868—1874 гг. на русский язык было переведено более десятка романов Э. Габорио (одного из «отцов» детективного жанра), причем многие сразу у нескольких издателей (например, роман «Петля на шее» издан в 1873 г. Е.Н. Ахматовой, Н.В. Трубниковым и Е.К. Олениной). Некоторые переводы его книг выдержали по 2—3 издания, что нечасто встречалось в то время. Вышли на русском языке (вскоре после публикации в Англии) «Женщина в белом» и «Лунный камень» У. Коллинза.

Однако при этом детектив не выделялся читателями и издателями в общем потоке авантюрно-приключенческой литературы, представленной именами П. Понсон дю Террайля, Ф. де Буагобе, А. Бувье, П. Законнэ и др. Термин «уголовный роман» охватывал все произведения (в том числе и исторические), где речь шла о преступлении, независимо от характера конфликта и типов персонажей. У авантюрно-приключенческой литературы существовало тогда много поклонников, и постепенно сформировались специфические каналы ее распространения – своеобразные журналы, состоящие только из переводных романов (в значительной степени – этого типа): «Собрание иностранных романов, повестей и рассказов в переводе на русский язык» (1856—1885, редактор-издатель Е.Н. Ахматова), «Переводы отдельных романов» (1867—1888, редактор-издатель Н.С. Львов), «Библиотека для чтения» (1875—1885, редактор-издатель В.И. Сахарова), «Библиотека исторических и уголовных романов» (1881—1887, редактор-издатель М.Н. Воронов) и др. Издатели таких журналов нередко выпускали «уголовные романы» отдельными книгами. В больших количествах печатались переводы «уголовных романов» и на страницах низовых газет («Петербургский листок», «Петербургская газета», «Новости дня» и др.).

В 1870-х гг. появляются первые отечественные романы детективного жанра. Конечно, тема преступления, нарушения закона всегда волновала русского читателя, однако обсуждалась она ранее в рамках житийной литературы, плутовского романа, разбойничьей повести, нравоописательного очерка и т.д. Лишь сочетание целого ряда вне– и внутрилитературных факторов способствовало укоренению детектива на русской почве.

В России и быстрая урбанизация, связанная с интенсивным капиталистическим развитием, и реформа судебной системы, включавшая переход к гласному судопроизводству и созданию института судебных следователей, пришлись на вторую половину 1860-х – 1870-е гг. После судебной реформы 1866 г. суд находился в центре общественного внимания. Газеты печатали репортажи о судебных заседаниях, а журналы – очерки о нашумевших процессах и статьи по юридическим проблемам. Героем дня стал адвокат, судебные речи публиковались и активно обсуждались в прессе. Выходили сборники документальных публикаций по материалам отечественных и зарубежных уголовных процессов636.

Однако литература не следует автоматически за жизнью, и было бы наивно только из этого выводить появление детектива в русской литературе; становление новых жанров, как и другие литературные новации, опосредуется культурными традициями. Хотя в публицистике и документальном очерке проблемы преступности широко освещались и заинтересованно дискутировались, в литературе эта проблематика в специальное тематическое и жанровое направление оформлялась медленно и с большими трудностями. Уголовный роман был не в чести у критиков и вообще литературной элиты. Русская литература издавна ориентировалась на «учительность» и «духовность», поэтому стремление просто изобразить преступление, вовлечь читателя в действие и обеспечить ему интересное времяпрепровождение квалифицировалось как пустое развлекательство, а то и духовное развращение публики. В результате лидеры литературного мнения – толстые журналы – детективов, как правило, не печатали, а в отделе критики либо не замечали выходившие отдельными изданиями книги этого жанра, либо жестоко «разносили» и «отделывали» их. Признанные литераторы «уголовных романов» не писали (немногие исключения – Ф.М. Достоевский, Н.Д. Ахшарумов – лишь подтверждают правило), и в «детективщики» шли те, кто нередко из-за недостатка таланта или образования не мог пробиться в первый (да, пожалуй, и во второй) ряд литературы.

Стремясь избежать ассоциаций с презираемым детективным романом, авторы книг о преступлениях, написанных в 1860-х – начале 1870-х гг., старались «подключиться» к другой литературной традиции, подчеркивая (даже в названии) документальный характер своих публикаций (и действительно, они, как правило, не «сочиняли», а пересказывали случаи из жизни). Сложилась даже устойчивая формула для обозначения подобных произведений – «записки следователя». Среди наиболее известных – «Острог и жизнь: (Из записок следователя)» Н.М. Соколовского (СПб., 1866), «Правые и виноватые: Записки следователя сороковых годов» П.И. Степанова (СПб., 1869. Т. 1—2). Однако к началу 1870-х гг. почва для появления отечественного уголовного романа была готова. С одной стороны, существовал высокий интерес к отечественным суду и следствию, читатель был хорошо знаком с судебными и следственными очерками на эту тему; с другой – переведенные на русский язык зарубежные книги дали модель беллетристического оформления соответственного жизненного материала. С некоторой долей условности можно назвать точную дату «рождения» русского детектива – 1872 г. До этого времени в печати появлялись только очерковые книги о сыщиках и преступниках типа «Московских тайн» М.М. Максимова (М., 1861) или уже упомянутых книг Соколовского и Степанова. А в 1872 г., наряду с продолжающими старую традицию «Записками следователя» Н.П. Тимофеева (СПб.), появилось три беллетристических произведения, посвященных процессу расследования уголовного дела: «Концы в воду» Н.Д. Ахшарумова (Отечественные записки. № 10—12) и отдельно изданные в Петербурге «Убийство в деревне Медведице» С.А. Панова и «Рассказы следователя» А.А. Шкляревского. Шкляревский (1837—1883) впоследствии писал только книги детективного жанра и был даже прозван «русским Габорио».