чики говорили, что «Шолохов не пролетарский писатель (впрочем, это замечание справедливо. — Г. С.) и что смакует описание казачьей сытости, сытости зажиточного крестьянства верховых станиц…»[156]. Вероятно, большую роль в дальнейшей судьбе романа сыграла более сложная, более неоднозначная и более осторожная позиция А. А. Фадеева: он согласился, что Шолохов писатель не пролетарский, но отказался причислять его к «врагам рабочего класса»: «Шолохова ни в коем случае не нужно расценивать как писателя враждебного и ни в коем случае нельзя относиться враждебно. Это было бы преступно. Но мы должны его критиковать, мы должны ему говорить, что вот, мол, эти места у тебя не удаются, надо стараться, чтобы он органическим путем все более и более приближался к пролетариату». Шолохова надо «воспитывать»[157].
Помог М. Горький: в его доме Шолохов встретился со Сталиным, и вождь вынес итоговую резолюцию по поводу «Тихого Дона»: «Изображение хода событий в третьей книге “Тихого Дона” работает на нас, на революцию. Сталин».
В 1931 году Шолохов написал первый том «Поднятой целины», веря, что начавшаяся коллективизация — это воплощение народной мечты об общинной жизни. Писатель назвал свой новый роман «С кровью и потом», но, когда книгу приняли к публикации в «Новом мире», ее переименовали в соответствии с цитатой из речи Сталина и опубликовали в 1932 году. Шолохов по поводу переименования сокрушался: название «С кровью и потом» было дорого писателю, оно отсылало к «Фаусту» Гёте, в одной из сцен которого звери, сломав корону, обращаются к Мефистофелю и Фаусту со словами: «Корону ты склей: / Пот нужен для ней / И кровь со слезами».
Вероятно, переименование, сделанное фактически против воли автора, стало одной из причин его охлаждения к новому роману. Шолохов обязался написать второй том, но вместо этого занялся активной общественной деятельностью. 16 апреля 1933 года он написал Сталину письмо «о пытках, избиениях и надругательствах»[158] над колхозниками во время хлебозаготовок и о голоде в Вёшенском и Верхнедонском районах. Сталин 6 мая ответил, что писатель однобок в своих оценках и защищает саботажников, противодействующих советской власти. Тем не менее комиссию ЦК на Дон послал, и по итогам ее работы освободили многих приговоренных к расстрелу и прислали эшелоны с семенами и продовольствием.
В августе-сентябре 1934 года Шолохов участвовал в работе Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Его избрали в президиум съезда, затем в состав первого правления Союза советских писателей вместе с А. А. Фадеевым, И. Г. Эренбургом, Л. М. Леоновым, М. М. Зощенко, В. В. Вересаевым и Демьяном Бедным. Тогда же впервые изданы сразу три книги «Тихого Дона» в серии «Книгу — социалистической деревне».
В последующие годы до войны Шолохов балансирует между карьерными взлетами и верной гибелью. В 1937‑м его избрали депутатом Верховного Совета СССР. И тогда же над ним нависла угроза ареста: было заведено дело по сфальсифицированному обвинению в контрреволюционном заговоре на Дону. Пришлось бежать в Москву, где он добился полного признания своей невиновности на заседании Политбюро ЦК ВКП(б).
А Шолохов гнул свое, защищая земляков. Он снова написал Сталину 16 февраля 1938 года: «Красюков рассказывал, что в дни 1 мая в Ростовской тюрьме стон стоял от криков. Из одиночек кричали: “Да здравствует коммунистическая партия!”, “Да здравствует товарищ Сталин!” Даже страшный тюремный режим и инквизиторские методы следствия не сломили веры в партию, в Вас, у подлинных большевиков, которые, будучи замучены сами, кричали здравицы партии и ее вождю. Т. Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдается в руки следователей, глубоко порочен; этот метод приводил и неизбежно будет приводить к ошибкам. Тех, которым подчинены следователи, интересует только одно: дал ли подследственный показания, движется ли дело. А самих следователей, судя по делу Лугового и др., интересует не выяснение истины, а нерушимость построенной ими обвинительной концепции. Недаром следователь Шумилин, вымогая у Красюкова желательные для него, Шумилина, показания, на вопрос Красюкова “Вы хотите, чтобы я лгал?”, ответил: “Давай ложь. От тебя мы и ложь запишем”. В тюрьмах Ростовской обл. арестованный не видит никого, кроме своих следователей. Просьбы арестованных разрешить написать заявление прокурору или нач. УНКВД грубо отклоняются. Написанное заявление на глазах у арестованного уничтожается, и арестованный с каждым днем все больше и больше убеждается в том, что произвол следователя безграничен. Отсюда и оговоры других и признание собственной вины, даже никогда не совершаемой. Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным. Нельзя разрешать вести беспрерывные допросы по 5–10 суток. Такой метод следствия позорит славное имя НКВД и не дает возможности установить истину»[159].
Из испытания он вышел победителем: в 1939 году его наградили орденом Ленина и избрали действительным членом Академии наук СССР. Он стал делегатом XVIII съезда КПСС, а в 1940‑м помог многим писателям. Вот неполный список его дел: добился публикации произведений Ахматовой за 1912–1940 годы; вызволил ее сына; выдвинул Ахматову на Сталинскую премию, что, конечно, вызвало немедленные доносы; вызволил сына Андрея Платонова; добился издания сборника самого Платонова и поставил на титул: «Под редакцией Шолохова»[160].
В 1941 году он издал четыре книги «Тихого Дона» тиражом 100 тыс. экземпляров.
Уже на следующий день после начала Великой Отечественной войны, 23 июня 1941 года, Шолохов выступил с вдохновляющей речью в родной станице и ушел на фронт военкором. Во время войны он работал с Совинформбюро, а также с газетами «Правда» и «Красная звезда» наряду с писателями А. Н. Толстым, И. Г. Эренбургом и А. П. Платоновым.
В феврале 1942‑го по служебному вызову Шолохов на бомбардировщике направлялся в Куйбышев. При посадке самолет скапотировал, четверо человек погибли, Шолохов был контужен.
Война не пощадила и дом писателя в Вёшенской. Немцам не удалось форсировать Днепр, и они бомбили станицу из артиллерийских орудий. Бомбы попали в дом Шолохова. Мать писателя погибла, а рукописи разлетелись по улице. Первые две рукописи «Тихого Дона», представленные комиссии в 1929 году для установления авторства романа, утеряны безвозвратно. Эта утрата стала ощутимой после вручения Нобелевской премии, так как вопрос об авторстве открылся снова.
После контузии Шолохов надолго выбыл из писательской жизни, ранение не позволяло ему творить. В 1945 году его наградили медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и демобилизовали.
Самое известное произведение Шолохова, написанное в военные годы, — это рассказ «Наука ненависти». Последними же публикациями в войну стали главы романа «Они сражались за Родину» в «Правде» и в «Красной звезде» в 1943–1944 годах.
После многолетнего перерыва, в 1956 году Шолохов заявил о себе великим рассказом «Судьба человека». А в 1959–1960 годах наконец появилась вторая книга «Поднятой целины».
Рассказ «Судьба человека» в литературоведении определяют как эпический. Это означает, что в нем соединились частное и общенародное. Главный герой — Андрей Соколов — живой человек со своим характером и с индивидуальной судьбой, но он прошел путь страданий и лишений всего советского народа, судьба которого отразилась и в его частной судьбе. С этого рассказа Шолохова в советской литературе начинается новое осмысление трагедии Великой Отечественной войны. Кульминация рассказа — это моральное испытание Андрея Соколова в немецком концлагере, когда он не доставил удовольствия немецким офицерам видеть себя морально раздавленным. Описание этого эпизода станет переходным звеном к лагерной литературе — к прозе Солженицына и Шаламова, описывающей зэков в советском ГУЛАГе.
Тихий Дон
Рассмотрим художественный стиль произведений Шолохова разных лет, чтобы подготовится к разговору об авторстве «Тихого Дона» и составить представление о своеобразии шолоховской художественной вселенной.
Первая характерная черта — сопоставление или противопоставление (оба эти слова пугающе верны в нашем контексте) красоты природы и страдания людей. Вот, например, из рассказа «Жеребёнок» («Донские рассказы»): «Из хаты слышалось плачущее кряхтенье раненого пулеметчика. Изредка он вскрикивал резким осипшим голосом, перемежая крики неистовыми ругательствами. В палисаднике на шелковистом багрянце мака звенели пчелы. За станицей в лугу пулемет доканчивал ленту, и под его жизнерадостный строчащий стук, в промежутке между первым и вторым орудийными выстрелами, рыжая кобыла любовно облизала первенца, а тот, припадая к набухшему вымени матери, впервые ощутил полноту жизни, неизбывную сладость материнской ласки»[161](т. 1, с. 223–224). Шолохов сталкивает смыслы даже на уровне отдельных словосочетаний, например про «жизнерадостный строчащий стук» пулемета: слово «жизнерадостный» звучит в контексте убийства, а стук пулемета соединяется с гудением пчел. И под эти звуки кобыла лелеет своего жеребенка — и входит тема материнства. Так и сшибаются в одном абзаце жизнь, продолжение рода, безмятежность природы и смертоубийственная война.
Противопоставление человеческих страданий, имеющих в своем основании противоестественные причины, природному ходу вещей, продолжается и в «Тихом Доне». В конце второй книги на могиле убитого Валета старик возвел часовню. И вот как описана жизнь вокруг нее: «Старик уехал, а в степи осталась часовня горюнить глаза прохожих и проезжих извечно унылым видом, будить в сердцах невнятную тоску.
И еще — в мае бились возле часовни стрепета, выбили в голубом полынке точок, примяли возле зеленый разлив зреющего пырея: бились за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение. А спустя немного тут же возле часовни, под кочкой, под лохматым покровом старюки-полыни, положила самка стрепета девять дымчато-синих крапленых яиц и села на них, грея их теплом своего тела, защищая глянцевито оперенным крылом» (т. 4, кн. 2, с. 397).