Образы Дарьи, Аксиньи связаны со страстными героинями Достоевского — с Настастьей Филипповной или Грушенькой. Образ Аксиньи воплощает порыв и протест. Правом выбрать, кого любить, она утверждает свою свободу.
Аксинья меняется. И в характере ее изменений читаются взгляды Шолохова на женское призвание: женщина должна быть матерью. В Аксинье подчеркивается порочность, когда у нее нет детей и, напротив, она хорошеет, детьми обзаведясь. Когда она рожает Григорию Танюшу, у нее появляются «похорошевшие глаза», «уверенно счастливая осанка». После потери дочери и после того, как она уведет Григория из семьи, Шолохов вновь описывает ее эпитетом «порочный». И уже в конце романа, когда она приняла детей Натальи и заботится о самом Григории, она одновременно и мать, и «ведет себя по-детски».
И с этой Аксиньей читатель прощается в конце романа вместе с Григорием: «Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди ее мертвенно побелевшие смуглые руки, головным платком прикрыл лицо, чтобы земля не засыпала ее полуоткрытые, неподвижно устремленные в небо и уже начавшие тускнеть глаза. Он попрощался с нею, твердо веря в то, что расстаются они ненадолго…
Ладонями старательно примял на могильном холмике влажную желтую глину и долго стоял на коленях возле могилы, склонив голову, тихо покачиваясь.
Теперь ему незачем было торопиться. Все было кончено.
В дымной мгле суховея вставало над яром солнце. Лучи его серебрили густую седину на непокрытой голове Григория, скользили по бледному и страшному в своей неподвижности лицу. Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца» (т. 5, кн. 4, с. 490).
А вот завершение романа: «Что ж, и сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром» (т. 5, кн. 4, с. 495).
По поводу финала писатель Александр Мелихов в своем эссе написал так: «Жена Шолохова Мария Петровна, с которой он прожил почти шестьдесят лет, вспоминала, что, завершив этот финал, писатель встретил ее с лицом, залитым слезами. И эти слезы, слезы самого поэта и миллионов его читателей, и есть подлинный ответ на вопрос, кто хорош, а кто плох. Это поняли даже самые бездарные, идеологически натасканные критики: если Гражданская война истребляет таких прекрасных, так полюбившихся нам людей — значит, будь проклята эта война»[168].
Шолохов и Нобелевская премия
Иосиф Бродский в 1988 году высказался о вручении Нобелевской премии Шолохову так: «Что касается Шолохова, то я думаю, что премию получил на самом деле подлинный автор “Тихого Дона”. <…> Вообще же я считаю, что тогда ее получил Патоличев, министр внешней торговли, разместивший в Швеции многомиллионный заказ на постройку судов»[169]. Объясняется ли награждение Шолохова исключительно политико-экономическими соображениями шведского правительства? Факты свидетельствуют, что замечание Бродского в равной мере едкое и несправедливое.
«Тихий Дон» издавался в Европе не меньшими тиражами, чем «Доктор Живаго». Он обрел немедленную популярность во Франции. В газете «L’Humanité» публиковались первые два тома романа начиная с марта 1930 года. От первого отклика на роман, которым принято считать отзыв Андре Марселя, где писатель называет «Тихий Дон» «красной Илиадой», до вручения Нобелевской премии творчество Шолохова неизменно вызывало интерес европейских читателей.
В 1932 году «Тихий Дон» опубликовали в Дании. В газетах то и дело появлялись рецензии на роман, который именовали «документом эпохи, гремящим на весь мир»[170], сравнивали и отмечали близость с исландскими сагами и романом «Война и мир» Л. Н. Толстого, называя Шолохова «новым великим русским писателем, новым Толстым, вышедшим из окопов, но живущим требованиями реализма наших дней»[171]. При этом многие датские читатели полагали, что «Тихий Дон» написан эмигрантом, так их впечатлила независимость авторской позиции.
В декабре 1934 года Шолохов сам приехал в Данию и выступил в январе 1935‑го в Копенгагене с докладом о советской литературе. Его встречал и сопровождал известный датский писатель-коммунист Мартин Андерсен-Нексё, который в своей речи выразил убежденность в том, что «Тихий Дон» имеет всемирное значение.
После Второй мировой войны в Скандинавских странах, в частности в Дании, интерес к произведениям Шолохова возрос по двум причинам: 1) в годы немецкой оккупации фашисты сожгли многие библиотеки Дании и Норвегии, особенно рьяно они уничтожали русскую литературу, и из-за угрозы преследований читатели прятали экземпляры популярного в середине 1930‑х годов «Тихого Дона»; 2) от участников движения Сопротивления распространялись сведения о том, что Шолохов всю войну служил военным корреспондентом и взялся за новый роман о войне, что вызывало еще больший интерес к личности писателя.
После выхода в 1947 году первого тома «Поднятой целины» на датском писатель Ханс Кирк заметил: «Величие Шолохова заключается в его эпическом таланте, в его правдивости. У него то же спокойное дыхание, что и у Льва Толстого в “Войне и мире”. В его романе “Поднятая целина” описан трудный период построения русского общества, переход от единоличного хозяйства к коллективному. Обо всех событиях рассказывает Шолохов в живописных главах с таким человеческим юмором и сочувствием, равного которому трудно найти»[172]. И, имея в виду именно «Поднятую целину», Ханс Кирк добавляет: «Если какой-нибудь писатель и заслуживает Нобелевской премии, то это Шолохов»[173].
С этого времени в течение нескольких десятилетий Шолохов сотрудничал с датским издательством «Gyldendal», в котором директорствовал крупный общественный деятель Отто Линдхардт, сыгравший заметную роль в развитии сотрудничества советских и датских деятелей культуры. Линдхарт был лично знаком с Шолоховым и приезжал к нему в Вёшенскую несколько раз. В 1965 году тираж произведений М. А. Шолохова в Дании составил около 80 тыс. экземпляров.
В августе 1955‑го, за три года до присуждения Нобелевской премии Пастернаку, имя Шолохова привлекло мировую общественность в связи с его открытым письмом в редакцию журнала «Мировая литература». В нем он призывал писателей преодолеть политические границы вопреки холодной войне: «У писателей всего мира должен быть свой круглый стол. У нас могут быть разные взгляды, но нас объединит одно: стремление быть полезным человеку»[174]. В частности, это письмо очень тепло приняли в Италии — в нем усмотрели свидетельство десталинизации и политики, и культуры в СССР.
В 1957 году проходила пресс-конференция прозаиков Союза датских писателей, и Шолохов встретился со многими представителями датской литературы, в частности с Х. Кирком и Х. Шерфигом. Михаил Александрович предложил провести конгресс писателей, рассказал о своей работе над «Поднятой целиной» и «Они сражались за Родину». Датчане же выступили за сближение русской и скандинавской культур, обмен произведениями искусства.
Полгода спустя после присуждения Пастернаку Нобелевской премии Шолохов путешествовал по Европе в связи с изданием переводов своих произведений. В Италии переводчик «Доктора Живаго», славист Петро Цветеремич, взял у Шолохова интервью, опубликованное в газете «Vie Nuove» под названием «Тихий Шолохов». В нем он отметил: «Критика, и не только советская, единодушно считает его одним из самых великих ныне живущих писателей мира»[175].
История номинирования
Впервые Шолохова номинировал будущий член Шведской академии, профессор Стокгольмского университета Генри Олссон в 1947 году. В августе того же года Шолохов написал Сталину письмо с просьбой разрешить ему поездку в Швецию — вероятно, писатель узнал о своей номинации. Но Сталин даже не ответил.
1947‑й — это следующий год после первого номинирования Бориса Пастернака. Шолохов и Пастернак, не только став конкурентами за премию, но и будучи антагонистами и в эстетической системе, и в мировоззренческой, имели общее: оба оказывались в шаге от ареста; на обоих в сыскных органах вели досье; оба помогали соотечественникам, попавшим в тиски системы; оба в равной мере гениальные бытописатели.
5 марта 1953 года умер Сталин. Его смерть изменила внутриполитический климат. На Западе появилась надежда, что изменится и внешнеполитический вектор СССР. В знак этих чаяний советский писатель С. Н. Сергеев-Ценский получил из Нобелевского комитета приглашение выдвинуть кандидата на премию 1954 года. Сергеев-Ценский передал его в Союз писателей.
27 января 1954 года в Отделе науки и культуры ЦК подписали заключение: «Считаем целесообразным рекомендовать через т. Сергеева-Ценского воспользоваться предложением…»[176]. Через четыре недели, 23 февраля, в протоколе № 54 зафиксировали решение секретариата: «Принять предложение Союза советских писателей о выдвижении в качестве кандидата на Нобелевскую премию писателя Шолохова М. А. Внести на утверждение президиума ЦК КПСС»[177]. 25 февраля президиум его утвердил.
Пока длилась вся эта волокита, время на номинацию 1954 года истекло, но Сергееву-Ценскому ответили, что «Шолохов будет выдвинут в качестве кандидата на Нобелевскую премию за 1955 год»[178]