Серое утро
Есть масляные краски, которые неуместно ускользают от нас,
и мы слишком далеко, чтоб поверить во что-то, гораздо меньше
близости единичного. Ты, во сне, в стороне,
преклоняешь колени у реки, наблюдая, как сталкиваются щепки.
Жара невыносима, воздух
не приносит с берега ничего, кроме птиц,
которые вечно здесь, как страстное, огромное желание.
Ты когда-нибудь поднимался на гору? Я вглядываюсь туда,
где мы были, где нечего искать.
Между тем, чашки свободны в степени серого.
Нужно сделать выбор между жемчугом и ртутью,
оттенки значения известны только художникам, потому что только художникам
видны ингредиенты. Как зеленый цвет уступит жемчугу
или как желтый не поддастся ртути? Всегда есть цвет,
в котором покоится тело; не сон, но его влияние.
Имена вещей приветствуют нас, когда мы пробуждаемся.
Где ты? Мне все равно. Мне не все равно,
как ты выглядишь, когда встаешь, чтоб идти, в поисках вещи,
которой, как ты думаешь, тебе не хватает. То, что ты видишь вдалеке,
никогда не станет ближе, очарование
стройных камышей и девиц, синих пиджаков и жемчужин,
набор образов, с помощью которых мы делаем себя настоящими.
Ты выходишь из воды, всецело вдали.
Свет отваживается пройти сквозь окно и касается земли, чрезмерно близко.
Средневековый вечер
Преждевременность ступает, сокращающийся импульс
но прохладный и щедрый как ветер:
апатия исчезла, миф возрожден.
Как будто удивление? до сих пор скрытое
втянутое в дневной свет, основное
для окон: трубы, святые хранители,
лики ангелов, видимые единожды как сущность
так же как мы путаем убийство с гениальностью
и осуществляем сами себя с неосуществленным.
Я дарю тебе это лицо, эти руки, этот отдых,
карусель, вращающуюся в ночи, пылающую.
Я дарю тебе этот батальон печалей
для твоего облегчения, чтобы ты мог
прощать сумеркам их слабую похвалу
природной красоты, потерянной и возрожденной ежедневно.
Сон Психеи
Если бы сны могли видеть сны, вне канона пейзажа,
уже защищенные от правил приличия, включая немых
противозаконных девиц, сжавшихся под карнизом
где штабелями сложены книги и которые
они разграбили в надежде найти не события, а ответ.
Если бы сны могли видеть сны, освобожденные из сырого подземелья
и моста, куда она ходила
наблюдать за разливом и деревом
что стоит на его вершине, огромное, но не имеющее корней
(жестокой иллюстрацией ему является оса
а вот ее жало – нет), гниение
уже распространилось на сады, клумбы в них
окружены сорняками и прочими инородными элементами;
дальше погибающий дом, потерянный из вида
так что ей, как и тебе, приходится высматривать
даже не сам дом, а его образ, как бы его
не существует и он даже не похож, но так и будет чахнуть
на другом конце территории, где крылатый мальчик
касается ее уха, вдали от всего,
но, подобно вечеру, собравшись вокруг ее талии
так что внутри каждого сна есть еще один, далекий
и насмешливый, и он – переложение его рта на ее рот.
О (вещи)
И когда скрывающийся под вещью
резиновый конус или палатка
у подножья ядовитого дерева
и как она, в Париже, со свежеобрезанными волосами
уезжает на поезде куда-то еще
и я не в силах решать
застрявшая в обмане
среди чужой обуви
и монотонных орнаментов режима.
Янтарный свет матери
обильно разлит, и клочок ковра
лохматая зелень
размещённая на тротуаре
имитация мха, хоть мха тут не было никогда.
Смещение этого в сторону, чтобы получить
подпольно, ниже написанное, как
в черном зимнем пруду, бак
или труба или впадина –
кружащая фиолетовая рыба, тень от руки, игрушечная лодка –
голос, пронизывающий валун, между в и а и лун.
1996 Анастасия Хоменко
О (сне)
тогда сон уже обналичен? (что-то стойкое)
из постели в постель, незакрепленный
когда от земли в огонь в небо
грохот ли лязг ли
воспоминание воплощенное в его образе
мужчина с золотой папкой
за стеной, виллой, его образ
обильнее чем земля или вода
не привязанный к знаку на стороне дома
не привязанный к платью
не крохотная птичка на длинной темной ветке
зовущая мне мне мне
не гибкие ножницы (карикатура)
великое медленное течение полыни
мелодия притаившаяся под шумом –
о вещь, ты не можешь промыть этот дорогой остаток
когда он путешествует сквозь то, что есть.
Диорама необитаемого да
И вот, раздутая арка
– смотри
насколько ее ухмылка больше шутки –
и легковесная драма
ответственность вновь намокших
разбухание досок
Перечень, старый среди чисел, может быть шесть, семь,
Среди этих может быть
идеология притаившаяся на углу возраста
ошеломленная, подражание, подпевание мелодии
тот запах сладкого аромата
среди чисел, просочившихся во влажный
высокий летний воздух
открытый рот, губы синхронны,
и вопрос возникает
рухнувший на улицу –
Это может быть Караваджо
или чувственное представление написанное им,
крепкая филиация желания, и поэтому
вымышленная расстановка в порядке здесь, среди этих чисел,
решение истории на съемочной площадке. Так он приближается к ней и говорит
ты бы взглянула на этот сценарий?
ты смогла бы подстричь меня?
ты не против опустить шторы?
Ответ постановка первой постели Задача
И вот смотри, дальнее
близко, по соседству другое столетие
чьё очертание перестраивает рельеф внимания.
Кажется возможным заметить гарем
собирающийся вокруг пня, ношение горжеток
и слаксов, нашёптывание в пыль.
Должны ли мы решать их дилемму?
Ожидаемая часть – лишь часть назначения
часть два – это повторяющийся мотив закона.
Медсестра сказала приготовиться, раздеться.
И мы думали, учитывая эту предпосылку, что она увидела
предмет умерщвлённый и неразделённую часть, розданную среди незнакомцев,
тех, кто в парке, тех, кто в лодке, нескольких блуждающих по мосту.
Но этого никогда не происходит в городе,
только обычное рождение, как наклон изгибается в локон,
этот локон замечание в скобках или ресница на подушке рассвета.
Беспорядки в столице.
Европа уничтожена под навесом культуры.
Одно движется через порог в другое
потому что прерываемая ветрами экономика
разделяет лишь обломки притязая на момент,
как будто это было счастливое число, вытащенное из шляпы.
Великолепие
Мечта поднимается по своему микрокосму, не имея смысла
и атавистические болваны сталкиваются
на границе парка, небо
небо распушило перья
приготовилось
к беспокойной юрисдикции незнакомцев
инкогнито протаптывающих дорожку сквозь прошлое.
Но свет кажется музыкальным, замедленным
напротив гор
до анданте
переход переход переход
Новости земли: баснописец по колено в грязи
зеленые кулаки, понемногу обсыпаются блестки,
ботинок забыт на лугу,
район военных действий залатан
удлиненным предложением.
Может быть темно, театр темноты,
незащищенное предложение окровавлено,
непроницаемая луна, пластинка в стекле,
желание, которое возрастет.
Даже если назовешь их Человеком, вещи снова уснут
как будто о них забыли, и сложное покажется легким
столкнись со светом
покажи шаткие опоры
отдели костры от звезд
ни один не сосчитает, ни два не присоединят
ни три не попросят пощады
будет легко следовать тропой времени
старые добрые дубы, лилии волнуются вдоль обочины
ни четыре не разделят
в долине холодает
вниз вверх вниз вниз
пытка при посредстве обмана воспоминаний
и односторонняя война
паника узнавания
опасного ясного солнца
Но в неряшливом сне с маленьким глазами, конечно
мы победители,
наши поцелуи впечатаны в мокрую глину,
наше мучение венчает песня.
Ура! Ура!
когда подпорки завтрашнего дня валятся на землю
когда слезы прибывают издалека в новых коробках.
Льюис Уорш (1944–2020)
Континуум
Поезд никуда не едет
но застрял
пока станции мелькают
сосредоточен на доставке нас
в сохранности, в вычищенное
Вчера, состояние
стола поднос
взятый в Асторе,
готов для сожжения вся
та пища то трансформирована
То деформирована, песок липнет
к пальцам,
поднимающим ручку.
Марки требуют обмена.
Как подать заявление на работу,
прилично выглядеть, пройти
тестирование
Как они воспримут
тебя и ты потеряешь себя
думая что работа
у тебя в кармане.
Как природа создает поэзию,
которая хлещет из тебя
непрестанно и делает
тебя на кафедре нагим и неподатливым
к процессу,
солнце слабеет, делая попытку
прорваться.
Послание
Важно
подвести часы
и продолжать подгонку
(по правде говоря, нет). На самом деле
идея приспособиться
к кому-либо выводит меня из себя.
Мне она не нравится. Я чувствую
себя другим – больным.
Когда трудно приспособиться,
отвергни всю эту идею вообще. Все идею
приспособления. Что выводит меня из себя, так это
идея, что ты можешь положиться на кого-то.
Нельзя ни на кого положиться, чтобы выверить часы.
Из подобных идей мы
учимся, как приспособить приспособление.
Подключись к тональности голоса,
лежа рядом, ожидая, когда приспособишься.
Потом выскажись открыто против
того, к чему ты должен приспособиться. Это
не стоит того. Если почувствовал момент, отдайся
ему, как он идет сам по себе,
проходя через различные точки времени
одновременно, и прибыв, двигайся прочь
из времени, затем тайно явись, переполненный
энергией, никогда не желая приспосабливаться.
Так как я живу и дышу, малышка, этого
недостаточно: Живи & Дыши.
Ты не приспосабливаешься к фактам,
а отвращаешься от них. От фактов,
которые материализуются вне твоей головы.
Вращать циферблаты по коэффициенту поправки.
Голос, который выключает тебя в собственной голове.
Он говорит: ДО СВИДАНИЯ ВСЕМ.
Открыто и без сожаления.
Вспышки
Люби трещины на стенах
Своей квартиры и электрический свет
Потока электричества, который прошел
Через руку на выключателе, люби руку,
Как вспышку молнии июньской ночью, грозовой ливень
Стой под крышей на крыльце и наблюдай за ливнем
Пройди в комнату где спишь и ляг, сними обувь,
Слушай радио, пластинки, читай газету
И потирай глаза, уставшие от чтения,
Мелкие печатные строчки сохранились в твоей голове –
Выпусти их наружу, как если б ты спрыгнул с самолета: небо
Озаряет квартиру как звезда.
Полярная ночь
Возможно, если б ты смогла увидеть себя
со стороны,
ты бы увидела, что люди видят,
когда они видят, когда ты уходишь в себя
они могут увидеть канареек и пингвинов
и дарты, летящие по воздуху,
как ракеты над городом
только траектория ошибочная.
Только сонет – ошибка,
и подпись над пунктирной линией,
пучок света в лужице
на дне колодца.
Может, если б ты отказалась от песни
и лампы радио перегорели,
ты бы потерла руки странника
во время бури.
Ты лежала бы на матрасе
со сломанными пружинами и
раскачивалась одной ногой
в ведре.
Если закроешь плотно глаза, ты
можешь узнать меня когда касаюсь
твоей кожи. Татуировки цветка
в форме сердца.
Ноктюрн
Возможно, ты можешь увидеть кого-то на
Расстоянии, после стольких лет, и остановиться
В своей колее либо предпринять вторую попытку и
Полюбопытствовать, может это просто кто-то, похожий на кого-то
Кого ты знал когда-то либо это реальный человек и
Тогда ты проходишь рядом как в песне «Проходи
Мимо» и потом поворачиваешься снова поворачиваешься, но человек
Ушел и все что тебе остается – это подняться на
Крышу и спрыгнуть или выстрелить
Себе в ногу чтобы ты не смог ходить не смог двигаться
И время давит, пока сидишь в своей комнате
И гадаешь, был ли этот человек им или тобой
Или чьим-то двойником, прибывшим с другой
Планеты спасти запах сирени который излучает
Твоя кожа
И потом идет жар из труб как Les
Trois Gymnopédies[167] Эрика Сати и я поворачиваю ключ
Не прикусив языка и сердце возвращается
Назад, пока не начинает кровоточить и я забираю одной
Рукой то, что отдал другой и кто-то
Приходит с улицы уже перестав быть невидимкой
И будка поцелуев закрывается на ночь – слишком
Плохо для тебя – и я показываю свое слюнтяйское нутро
Ветру в последний раз, чувствуя что кожа моя горит
Пока я падаю
Новый Завет
Иногда лишь набедренная повязка
покрывает нижнюю часть
его тела, но никто не
говорит ему, что нагота
это грех или ложь, никто не лжет
ему, либо лежа рядом с ним
во тьме, снимая с бедер
повязку или фиговый лист с нижней
части тела. Собаки
лают возле сэндвич
бара, и попугая показывают в
вестибюле Мариотта, в замкнутой
клетке, чтобы все могли увидеть.
Если б я мог видеть в темноте,
я бы мог рассказать тебе о разнице
между животным и овощем,
безымянным и девственным, теми,
кто плавают по улицам и устьям,
их конечности подставлены стихиям,
и теми кто остаются дома за
запертыми окнами и затемненным стеклом.