Из цикла «Пифагорейское молчание»
разрушительный Пифагор Вещи
не таковы каковы они есть
поскольку их нет но как мнятся
(как зеркало
в зеркале)
Падшее зароком зерно ненароком
заколосится
Колесо непостоянного времени Фортуна измышленная
вращаться
(рассчитанная окружность входит в схему)
Мыслям рождаться
посмертно
В неведении как теологов книга тайн
рассеянье звезд
се скачущие скрижали Тьма
безвозвратная тьма
(написано на заблудшем свитке) давным-давно
и скованный зверь
кует печати
Но я блуждаю в иррациональных
величинах
Земля отвратилась от солнца
ночь
(Семьдесят строк о полях во тьме)
так неведение видится обетованной землей
так тьма мнится единоутробной
первые перед восходом Последние
перед закатом солнца
сумерки (между светом
и тьмой)
вот-вот займутся Со временем
можно будет свести
счеты с детством
Рассчитать старую плешивую вещь прислугу
(Сделай то
сделай это) Зов времени
Так исходим мы из глубин
детства (поздний отсвет в листве)
Рассвет
в умирании
явлен Полдень или утро
гонит материнскую тень
(О женщина женщина посмотри) как я истекаю
словом
воспламеняясь и запинаясь По солнцу
с мечом и с ором
танец личин
где дух дышит свободно (Пожаром
книг
светла моя комната) Мир созданный мною
лезвия пустопорожний раж
Отчий дом навсегда утрачен
Выхватить и схватить прохладный вечер
без будущего настоящее
(пристанище) мшистый
сумрак
и фиалковая невинность вырваны
из сердца
в Сердцах мое Забвение воспарив
вспарывает основу
Аллегорические надстройки
снуют
Шторм на море
кто-то к смерти готов Ослепленный
слепой любовью
Царь в плену слепоты (укрыт рваным плащом)
плетется
стелется от скалы
к скале Плющ
осколок О сколь
(то были призрачные слова) вожделенно ползать
между землей и небом
Живородящая пыль
прах из которой мы творим глину субстанцию
и чуждые тени
Но я приближаюсь к концу Небеса
уходят в песок
песок в Звук (кров столь любимый
его владельцем)
Смирись и не оставляй отца (Покойный
вечер
спокойные мысли)
слепая любовь и начало темных лесов
я думала я не жила в ночи
для будущего сказать ли
свет зажигая
прощай звезде и звезда
Как если б свет распространялся
из какого-то звучащего центра можно
измерить даже как
близка
в лесу теряющем деревья
Тени только тени
встречали мой взгляд Посредник
я ложилась и познавала Любовь
(мое дорогое Воображение) Лабиринтоверующее
помнится тебя звали
твердо-стоящим
на ногах но все же не на пути (Где
ты есть) горячо еще горячее Тело
опрокинутое и покинутое Душа
та самая отпущенная
Спать (где
ты плачешь)
зовешь мать на помощь (срубленные
леса либо посаженные леса) Сновидений
тусклая череда свиданий
По слову пишется на песке
три тысячи пословиц и песен
там сущность но глубина
ее скрывает Блуждают сны
сквозь тело пращура
Рука об руку как же так
сотворены мы из грязи неминуема
наша смерть Мудрость
жалкая вещь греза в Грезе
завещающая мечту
мимическое представление с налетом гибельным
Число акра и акр
одно и то же
армия – это численность армии
Кто знает
число в числе один
стоит еретик
если это не единица Что
последует
Стражи закона
на склоне лет устанавливают
закон
(у Платона был тонкий голос) недвусмысленно
в «Законах» что человек – это марионетка
(Сократ был повивальной бабкой
но это секрет)
Слова не есть дела
вне моего текста я не то что я исполняю
Когда я ложилась спать мне казалось было
тепло
холодный воздух больше не касался моего тела
Цель
зависит памяти Память
слабеет вступает в таинство
Клятвы суть соломинки мужчины сторожат
когда пасут скот
выгуливают и откармливают
Снег ночью и все еще идет снег
ни один дом не шелохнется
Кроме воздуха здесь ничего
об историческом Артуре
о недолговечном Артуре
пенное море (его приют) Битва
заброшенный экскалибур
Сквозь иносказания сквозь
книг неотвратимую тьму
с каждой строкой в легенду сроком
мы наступаем стопа к стопе (игра слов
чар и часа) Слушающий
во сне сновидящего души не чает
поскольку видение никогда не кончается
Две сестры за работой под кроной дуба
прядут и ткут Идея
и Эхо переплетены так
я хочу я могла бы их видеть (мгла)
вплоть до первопричины (воздух)
Музыка нашептывает двойной диссонанс
(у жаворонка жабьи глаза) Фигуры
метафизические фантомы
ангельское воинство холодной войны трепет
и ропот скрытые аллегории
сокрытые глубоко
Губы (хранители мысли)
хоронят нас Замирает звук
подхваченный в облаках встречным ветром
Фиктивная сфера
(ястреб и жаворонок парят)
В просторном этом Умиротворении свара
это мир я дитя Ева
целующая пчел считанные
чудеса
Каждый следующий изолированный исполнитель
(гармония
пыл)
разделяя утрату подобно пыли
(очарование плен
парадиз-тюрьма)
должно быть слышит голос прогуливаясь
в саду
говорящий должно быть
Я господин самого себя и
Мироздания
Эти свойства отмечены изучены
изъяты по одному
Их высказывания как миф в Мифе
вымыслом пребывают
Неизменно отсутствие обращая вспять Слова
роют себе пядь за пядью
истинный мир
сконструированный фиктивно
Межа между днем и днем
Симметрии я не вижу
Перспективы кончаются вместе с нами
здание – стены раздвинув во все
концы
Рассудок мысль и (Реальное) бытие
Вечный глетчер и рвет и мечет
бисер (океан в эмпиреях)
Текстура пересекающихся следов с востока
на запад Пенелопа
образ самой философии
(чья мудрость под спудом тайны)
какие я видела корабли
Тугие паруса или опавшие
блуждающие горизонты реальный мир
и не смотря на мир грез
(немедленно) цепляйся за это
Оттенки света истаивают вдали
не удержать это пламя Тьма
Очертания охота за тенью
Верховная власть
(теперь тень отброшенная)
Высота той башни сокращенная до
этой буквы
Свечение сведенное к этой точке или строке
Сполна воздается за все лишенья
Возделанные руины
античность Руны
столпотворение знаков
упорядоченное звучанье
(сакральные и секретные ветвятся системы)
Я сплю
или дремлю Беззаботность
и жаворонок проглочен
Горы и лето в пути Под снежным
покровом
побеги слов весенним пейзажем
Сон о скитании в лесах
с моим отцом
Листья белы его одежда
бела
(почиталась как белая)
точно высеченные в мраморе складки Безупречный
контур формы
бестелесный и обесцвеченный
Мы смотрим вдаль как грезим
что мы есть
но нас нет Лабиринтообразная нить
неустанной мысли
Долгие долгие годы
зерно прорастающее из тела ячмень
и пшеница
Кочующее приграничное царство
(конь свят на дыбы
святые места нельзя на дыбу) Колесо
Судьбы
Платоново веретено необходимости
пантеон истории разлетевшейся
на куски
Прогуливаясь у ворот с ключами
Воспевая ключи
Закат на западе
Мистическая веселость
Непостижимые размеры некоего бесконечного града
Перспективы появляются
и исчезают
Бесконечное бесплодное начинание Обод
горизонта
отрицание поиски и иллюзии
восемьдесят и угасание
надвигающаяся кончина рода
(идеи геммы гаммы уловки
строительные леса)
Долгое пифагорейское пятилетие
ничего нового не взойдет в бытие
Чередование
и сопоставление
(небесные системы монотонно перемещаются
кружат)
Утро юности вызревает
в первом Колледже Чего-то
строгая музыка
идеальное государство
Язык протравливает наш рот
Воробьи поклевывают гравий
(запертые в клетке слова
выпуская их на волю)
Спой Пифагора золотые стихи
(были ли они вообще написаны)
Сладкоречивые ноты
глухое море
Там на изнанке небес
уносит вдаль биографию
– Ты спишь Пенелопа
говорит призрачная фигура
из Одиссеи
Варварская сновидящая душа
Мы одни
и мы одни Номады
и любящая семья
где никто никто никто
не имеет значения
Свет воздвиг круговорот
Мироздания
Листва дрожит вжимаясь
в темноту
Единица измерения силы
(как величина) как постоянство
в потоке
Абсолютные величины
пространства незаселенные звездами
Слушатель и бормотание
ближе и ближе
тайная Тайна
Холодным прахом монолога
речь прахом на моих плечах
холодным прахом
Измерь миллион миллион
соизмерь миллион и маржу
По струнке в эту задвижку
ни последствий ни зги
Проторённый печалью
Зиму и весну 1987 года я провела в городке Лейк-Джордж, штат Нью-Йорк. Меня пригласили вести поэтический семинар в рамках Программы искусств Лейк-Джордж. Занятия были раз в неделю. Я снимала небольшой домик в стороне от дороги на Болтон Лэндинг на самом берегу озера. Городок, или то, что от него осталось, это чистая фикция. Куча двухзвездочных мотелей вперемешку с заправочными станциями и сувенирными лавчонками, торгующими индейскими безделушками, фарфоровыми кувшинчиками в форме грудей с сосками-носиками, американскими флагами всевозможных размеров и конфигураций и порнографическими наклейками. В наличии также две прачечные, неизбежный «Макдоналдс», ресторанчик «Ховард Джонсон», несколько оптовых магазинчиков, торгующих кожаными изделиями со скидкой, поле для мини-гольфа, пара захиревших лунапарков, фальшивый форт, воздвигнутый на месте настоящего, кафе-мороженое «Деари Март», пончиковая «Донат-Ленд» и четырехзвездочная гостиница «Рамада-Инн», построенная на месте древнего индейского кладбища. Всё на продажу, да всё продано. Что остается, когда духи покинули былые святыни? На зиму симулякр закрывается – не сезон.
Я приехала сюда одна, и до тех пор пока я не подружилась с некоторыми из своих студентов, мое одиночество было полным. Когда я научилась существовать вдали от цивилизации, и когда улеглась первая, вызванная этим волна паники, я вошла в ритм колебаний погоды. Плыла по течению – смены дня и ночи, снегопадов и оттепелей, пере-читывая, пере-живая однажды давным-давно
Я думала о том, что я стою на берегах истории мира, там, где формы дикой природы, воскрешаемые моей памятью, претворяются в желание и множатся.
Озеро Джордж было как ледяное лезвие, которым я писала по Ней, не зная, кто Она.
Внутреннее закипание сил под разверстым оком земли. Да, это она, Чужая, неподвластная законам формализма. Мне звучали стихи, населенные голосами.
В семнадцатом веке европейцы – торговцы и авантюристы – пробились через леса и открыли это длинное лезвие чистой пресной воды. Они принесли сюда другую историю. Пуритане-следопыты и законы грамматики превратили озеро в место. С тех пор оно переименовывалось несколько раз. В патриархальных колониальных системах действенный позитивизм приобретает форму первичной неопределенности.
В марте 1987 года в поисках того, что ищет нас, я дошла до тех тайных областей, где одно неотличимо от другого. Адирондаки заполонили меня.
Жиль Делез и Феликс Гваттари писали в своем эссе «Май 1914 г. Один волк или несколько?»: «Имя собственное (nom propre[278]) не обозначает отдельно взятого человека. Напротив, оно вскрывает множественность, распространенную на каждого субъекта, будь то мужчина или женщина. Только в результате жестокой операции по обезличиванию, вскрывающей множественность, он или она обретает свое истинное имя. Имя собственное – это мгновенное осознание множественности. Имя собственное – это субъект инфинитива в его чистом виде, понимаемого как таковой в поле высокого напряжения».
Торо когда-то писал своему другу: «…рад узнать, что ты изучил озера, разобрался в индейских названиях, то есть еще больше запутал дело…» и т. д. и т. п.
Сэр Хамфри Гилберт писал в «Новом пути к Катайе»: «…доказать, что вышеозначенные индейцы пришли не с северо-востока и что оттуда нет проторенного судоходного пути».
Торо никогда не бывал в горах Адирондак. Его книга о дикой природе и горах штата Мэн носит индейское название «Ктаадн».
Сечение произведения по плоскости автора проходит через множественность; легкие буковки, взметенные взрывом предощущения и осознания, только при условии, когда индивидуальный слух
Каждое имя есть еще лишь один винтик в универсальном механизме движения и изменения вещей
Ступай, проводник, говорят они
Они идут к Суигачи
У меня есть снегоступы и индейские мокасины
Я знаю свое настоящее
я не слышу своей тишины
Что удивляться, что время кончилось
что его не хватило
Из Форта но падает снег
падает падает
лежит две недели
Двое – на Форт, на добычу скальпа
попадая в круг трансцедентальной субъективности
Этимология как данность
грамматика настоящего в прошедшем
Слова нижут слова
–
Изгородь поваленная снежной бурей
темнеет предвосхищенностью захвата
Поле стирающее линию горизонта
эта книга стара как мир
Запах крови в волшебной сказке
–
Это запах страсти
Ты должен смотреть и не видеть
Смотри, не увидь Ничто
И проторить проторить
Застолбить и замерить
Когда ломается лед
на самом севере
на вершинах Адирондак
И пустота пустота
Ступай назад, ищи свое тело
Замкни(сь)
–
Милый век зовется Казаться, не быть, а выбыть
Это закат и солнце садится
Далеких монархий Европы
решетка Европы – разметка на этих Лесах
Тени многих и многих сошлись
невидимы невредимы
в беззаветной Любви
–
Чероки у форта Стануикс
мiр
сигналы Тревоги
и вся Охрана
Отряды отряды
снуют взад-вперед
Не Приятель
Носитель законов предков
Обнаруживая следы
Заметая следы
–
Истинный Зенон
непоколебимой морали
Набеги
всех Пяти Племен
Нарушая наше вето
новых хозяев
Тот же Форт
Неизменно
Обнаруживая следы
Заметая следы
–
К озеру Верхнему на разведку
в этот раз семейства Шэнна и Даллавэй
К дому…я надеюсь, что путь…
Со второй половины…
В Киттанинг
Питаясь одной мамалыгой
Записывая невыразимое
Только заячий след
Да норы полевок в траве
–
На Немецких равнинах
Их старики женщины дети
Из тьмы… я не мог представить себе
Выходят на тропу войны
Я
Часть их набега
да хранит тебя… не оставь…
и чтобы приветно
Светящийся шар в передней
со свечою внутри
–
Санный путь ожидает нас
если мы потеряем бдительность
На краю земли
без крова
Соберемся и похороним
тела и листья
Потеря
Они ничего не скажут
Грозовое молчание мира
и мысли о нем
–
Снег все еще
ледяной пласт
наст в поле
Иней в лесу
Очевидность
заново сотворенного мира
Шаг,
землемер,
Только Шаг
И вышли на Маунт-Вижн
vita nuova[279] после грехопадения
Так много маленьких правд
нетождественных истине
Мы слишком конечны
Мы раздеты, разуты
протяженны в пространстве
и уверены в том, что дойдем
Знанье и вера
Ной и его Арарат
Факты чистого разума
как и жизнь, стремительней мысли
В этот девственный лес
мы явились давать имена
Сны о привале
ни фунта земли не расчищено
Литература и саважизм
заклятие дикостью
Адирондак, отрезанные от мира
Но запущен дурной механизм
все, что есть я – это Вижн,
Видение
–
Первоисточник снега
первоисточник стихов
Капитан индейцев
дело Свободы
Мы лишь щебень, лузга
этих смертных примет
Пограничная жизнь
одиночная группа деревьев
Солнце нам в спину
Это ничья земля
земляные работы, редуты
молодая сосна меж дубов
и дубок среди сосен
Ожидание богоявления
Не отрываясь смотреть
чтобы видеть
Первоисточник Изнанки
перевод на другой язык
–
Оттепель и снег стаял
обнажая лед
Озеро темная корка льда
Сила понуждающая желанье
кочевать с предмета
на предмет
Вновь и вновь заключенное
в Великой цепи причин
Вечная Первопричина
Я простираю руки
требуя автора
И голая эта земля
Мой теплый плащ и палатка
и черная цепь облаков
Летучие эскадроны
Без конца, без числа
Армагеддон у форта Вильям Генри
Закат на мысе Индепенденс
Настоящий Автор
автор в роли проводника
–
Происхождение собственности
ведущей сюда Темная глубина
Сюда ведут индейские имена
Прокрустово ложе общественного порядка
Держим путь на Лост-Понд
психология потери
Первый непрочный рай
позор материализма
Ибо предки мои сорвали
первые листья
сорвали лучшие звезды
И вопли глушили смех
Зима великого Снега
Жизнь в заточенье снегов
Это всего лишь стоянка
всего лишь лубяная избушка
Сосновый пол, бревенчатые лавки
Сосны как тени гигантов
Дитя Адирондак
лазутчик, подмечатель примет
–
Тайна заветной реки
На краю света
Небольшая буря
канун всех святых
и частокол вокруг хижины
Свет на краю весны
Шум высадки
Крики проводников
Это не набег а охота
Подсознание путь к себе
Анахронизм
Вот и запруда
Пунктир первых вырубок
выжжен
Малознакомая топонимика
отброшена как крошечный камень
в изголовье
pivot bravura[280]
–
Долгие прогулки в Эреб
Гранатовое зерно поэзии
Хвоя тсуги, а выше шершавые скалы
В заливах клубится туман
Карты дают некоторое представление
Предощущение как средство изображения
Стоя на уступе Шелвинг Рок
В ту холодную пятницу
холодную как тогда
Свет разлит по воде
День окончился бурей
Мог колодец обрушиться
Без вех… Поживиться… Отряд
Я представляла центр
Глушь более этих мест
Игра воображения в книге
Рассыпан свинец набора
Холодный свинец небес
Св. Лаврентий в кровообращении Канады
Вторник май сего года
–
Элегические фантазии Запада
Тайна сокрытая на краю
возможный простор для деятельности
Просторы неумолчания
которых на карте нет
Элегия как типография души
Природа в нас
вторая натура
реальное бытие идеальное Я
шатровая крона и призрак сухого листа
картография бессознательного
Я разбираю свой компас
Поток бытия где темно
в краю ледяных потоков
Соучастие борется с искуплением