Генерал Романовский оказался прав, он знал «вождей», я же им верил, не зная еще тогда их измены и предательства Царю и России, за которых я готов был отдать жизнь.
Узнав о моем зачислении в резерв, мои офицеры были обижены и не хотели идти на соединение в Корниловский полк, они собирались даже всем батальоном уйти и присоединиться к проходившим немного севернее казакам, но все же генералу Алексееву удалось их уговорить и наутро, под командой подполковника Святополк-Мирского, они явились в Корниловский полк. Теперь уже не георгиевцы, а корниловцы. Все же прежние духом мои питомцы покрыли себя славой в многочисленных боях первого Кубанского похода, оставаясь всегда самой дисциплинированной и твердой частью полка. Подполковник Святополк-Мирский, назначенный командиром Корниловского полка капитаном Неженцевым состоять при нем для улаживания могущих происходить недоразумений между сборными частями полка, отказался от предложенной ему миссии и также был зачислен в резерв чинов. Подполковник Индейкин остался во главе батальона и впоследствии пал смертью храбрых, уже во главе Корниловского полка.
Генерал Корнилов, вопреки необходимости и здравому смыслу, повел свою армию, т. е. горсточку русских офицеров, юнкеров и мальчиков-кадет, через бушующую как море Кубань к ее столице Екатеринодару. Вел он бедных офицеров большими переходами, по открытым степям, не считаясь ни с силами, ни с жизнями своих подчиненных, к чуждому им Екатеринодару, не давшему никаких решительно стратегических выгод для армии. Генерал Корнилов преследовал какую-то свою, одному ему известную, цель, и пусть на память его одного и ляжет ответственность за напрасно погубленные молодые жизни лучших русских людей. Мир праху павших моих соратников, пришедших на мой призыв. Виновником их напрасно загубленных жизней я себя не считаю.
14 февраля 1918 года в станице Хомутовской к нам присоединились ушедшие из Новочеркасска 5 сестер милосердия и ветеринарный врач.
Вот рассказ одной из пяти сестер милосердия А. И. Падчиной.
«Я приехала на Дон в середине января 1918 года и сразу попала в Ростов, в дом Парамонова, где помещался штаб Добровольческой армии. Мне назначили место за столом генерала Эльснера, который представлял санитарное управление. В первых числах февраля я получила приказ сопровождать поезд с раненными в Новочеркасск (мой муж был на Таганрогском фронте в отряде полковника Кириенко). Когда мы приехали с ранеными в Новочеркасск, нам отвели здание Епархиального Училища, еще не приспособленного под госпиталь, и мы усердно принялись за устройство нашего госпиталя.
Город, городские власти и жители очень отзывчиво отнеслись к нашим нуждам, и мы надеялись, что через неделю нашим раненым будет хорошо и госпиталь будет образцовый. Но вот через несколько дней приезжает офицер из Ростова из штаба, и выдает способным двигаться раненым какие-то деньги и советует им смываться подальше и уехал. Нам сестрам ничего не было объявлено, а потом мы заметили, что и врачи наши куда-то исчезли и в городе настроение становилось все тревожнее. Мы узнали, что Ростов оставлен. Мы поняли, что раненые почти все Георгиевского полка, и мы сестры брошены по распоряжению штаба. И мы тогда по своему почину начали развозить тяжело раненных по частным домам – просто, как увидим хороший дом, то подъезжали, звонили и спрашивали, могут ли принять раненого? Отказа не было, и в несколько часов наш госпиталь был опять пуст и мы тогда подговорили тех же извозчиков, на которых мы развозили раненых, угостив их заранее разбавленным спиртом, переправить нас через Дон, а там искать наших. Мы погрузили перевязочный материал и отправились в путь.
При выезде из Новочеркасска, у моста через речонку Кривянку, нас остановили красноармейцы, но мы были в полной форме и мы им сказали, что едем по станицам тиф лечить и указали на перевязочный материал и они нас свободно пропустили. Тяжела была переправа через Дон, везде были полыньи и лед под нами трещал, а когда мы в станице останавливались, прося ночлега, то нас сейчас же окружала толпа с восклицаниями: «А, ростовские защитники, куда тикаете?» и на второй вечер нас только и выручил один старик, пригласив нас войти к нему согреться, потому что толпа уже начала грозно наступать на нас. А главное, мы не знали, где наши, да и спросить нельзя было. Мы обыкновенно останавливались у батюшки, нам приводили больных, и пока наш ветеринар играл роль доктора, а сестры ему подсказывали, я знакомилась с матушкой и через нее старалась узнать, где наши.
Наконец нам удалось добраться до станции Хомутовки и остановились перед кооперативом, и наши извозчики тоже уже не хотели нас везти дальше. Когда мы увидели с пригорка спускающуюся добровольческую часть, радость наша была велика. Но тут нас привел в себя окрик генерала Маркова, это он был в авангарде, «ну, сестры, принимайте раненых», мы увидели во дворе стог сена и соломы. Нам открыли кооператив, он был пуст, и к вечеру уже несколько нужных операций было сделано, и на полу, на соломе лежали довольные раненые, но… мы так и не добились перевозочных средств: сказали, что завтра назначена тут дневка и тогда все устроится. А на утро, при рассвете, вдруг начался сильный обстрел станицы, поднялась паника и пустые тачанки понеслись мимо нас; я попробовала их остановить, но, конечно, напрасно и я была в отчаянии и вдруг вижу, что в экипаже едет генерал Эльснер и я моментально вскочила на подножку экипажа, схватила его за руку и закричала: «В Новочеркасске вы нас бросили с ранеными и здесь вы хотите нас также бросить?! Останавливайте тачанки, чтобы мы могли скорее погрузить раненых, у нас их 30 человек». Генерал сейчас же остановил экипаж и остановил эти несущиеся подводы, и мы быстро погрузили всех раненых, мой муж нашел меня, и мы благополучно дошли до следующей остановки».
Перед выходом из Ростова до меня дошли сведения о Семье Государя Императора Николая II, о переселении Их в Екатеринбург, о плохом содержании и грозящей Им опасности. А почему генералы Алексеев, Корнилов и Деникин повели нас на совершенно ненужный Екатеринодар, а не повели на роковой Тобольск и Екатеринбург, почему? Да потому, что это явилось бы отказом от «учредилки», слепыми и неразумными слугами которой они были. И их трех оказалось достаточным для гибели Царской Семьи и России, и гибели Добровольческой армии, а главное гибели православной церкви.
Несколько дней я находился под впечатлением этого жуткого известия и в первый спокойный день, под вечер, я собрал выехавших со мной из Киева верных офицеров 14 человек и сообщил им имевшиеся у меня сведения о положении Государя и Его Семьи. Все высказались за мое предложение, что надо попытаться спасти Государя и Его Семью и что все пойдут со мной, что бы им ни угрожало. И тут же был набросан приблизительный план: набрать 50 охотников, пристроиться к авангарду колонны и когда в бою с большевиками они по обыкновению побегут в беспорядке, то сняв с убитых большевиков их одежду и овладев их документами, под видом одного из многих большевистских отрядов, пробраться в калмыцкие степи и через них в Сибирь, действуя по обстоятельствам то как красные, то как белые, и прибыв в Екатеринбург, уже на месте составить план освобождения Царской Семьи. Поздно вечером я, подполковник Святополк-Мирский и еще три из моих офицеров пошли к генералу Алексееву и сообщили ему, что мы решили отправиться на спасение Государя и просили его указаний. Генерал Алексеев задумался и затем сказал, что он не может дать свое разрешение на это очень опасное и ненужное дело по причине, что жизни Царской Семьи ничего не угрожает, – там уже находится посланный отряд гвардейских офицеров и чинов конвоя для спасения Государя и что мы, не зная друг друга и не узнав по форме, которую, конечно, придется снять, можем неожиданно столкнуться, произойдет братоубийство и мы не только друг другу помешаем, но все это станет известно большевикам и тогда, действительно, – здесь генерал Алексиев, с каждым словом указывая на меня пальцем, продолжал: «Гибель Государя ляжет на вашу совесть». И тут я совершил еще одну роковую ошибку, поверив генералу Алексееву, которого все считали, в противоположность генералу Корнилову, монархистом и верным Государю человеком. Страх погубить Государя и Его Семью решил все. Мы не пошли.
Теперь я отлично понимаю, что спасение Государя не входило в личные интересы генерала Алексеева, и когда он задумался, то, полагаю, что в его духовном взоре пронесся суд и если не виселица, за клятвопреступление присяги, измену и предательство, несмываемый позор, лишение чинов, орденов, исключение из военной службы и каторга, и он вторично предал Государя, но уже на смерть.
Я и до сегодняшнего дня при встречах расспрашиваю военных, а особенно гвардейских офицеров, которых много встречал за время переселения, но никто не слышал, «что там, как сказал генерал Алексеев, уже находится посланный отряд гвардейских офицеров и чинов конвоя для спасения Государя».
Предавший Императора Алексеев, пользуясь нашим полным незнанием, как произошло отречение и какую роль играл он в этом деле, чтобы вырвать у Императора отречение, и зная и видя наше к себе, Алексееву, полное доверие, как к верному своему Императору генерала, не допустил нас пойти спасать Государя и всю Царскую Семью.
Знаю еще одну попытку идти спасать Царскую Семью: одному моему знакомому офицеру, назвать его фамилию я не уполномочен, я сообщил подробно о моей попытке спасти Государя Императора и всю Царскую Семью. И тут выяснилось, что шпионаж у генерала Алексеева поставлен был широко, особенно где касалось Царской Семьи. Свое сообщение я послал знакомому офицеру в 1952 г. в связи с Храмом-Памятником в Брюсселе и желанием поставить в этом Храме доску с именем Корнилова. От знакомого офицера я получил интересный ответ, он написал, что у них в Полтаве перед Пасхой 1918 года произошел точно такой же случай. Возле губернатора Боговута сплотился кружок офицеров и они разрабатывали план спасения Царской Семьи. И вот на заседании, которое оказалось последним, совершенно неожиданно вошел офицер и представился как адъютант генерала Алексеева и сказал точно те же слова, которые сам генерал Алексеев говорил нам в феврале в походе. И они, поверив генералу Алексееву, тоже не пошли. Да, без шпионов, доносивших все генералу Алексееву, не обошлось и тут. А эти «русские», связанные со штабом генерала Алексеева, вместо того чтобы идти на фронт восстановить старую Императорскую Россию, предпочли грязную шпионскую работу. Не удивительно, что при наличии всего этого Добровольческая армия была разбита.