Через час после смерти генерала Корнилова генерал Деникин, сменивший убитого вождя, уже приказал готовиться к отступлению от Екатеринодара и отдал для этого необходимые распоряжения. По приказанию нового главнокомандующего генерала Деникина армия в первый раз за все время похода оставила в станице Елизаветинской своих раненых соратников. Должен отметить, что этот приказ был встречен в полках с возмущением, оставить своего брата, друга и соратника на издевательства и мучения красным не согласуется с воинским духом, кроме того это оставление раненых сильно понижало дух войск, так как стали опасаться ранений и быть брошенными на смерть.
Армия, вернее, ее остатки, были посажены на повозки и быстрыми переходами, беспрестанно меняя направления и избегая больших станиц, двинулась назад, подальше от Екатеринодара, к которому так упорно пробивалась. Генерал Деникин, умело избегая боев с красными, вывел армию из кольца массы красных, сосредоточенных главкомом Сорокиным вокруг Екатеринодара. Армия двинулась опять на Дон, куда для разведки был послан небольшой конный отряд под командой Генерального штаба полковника Патронова, который благополучно пробрался в Донскую область и немедленно же вернулся и встретил нас в переходе от ее границы. Новости, привезенные полковником Патроновым, были самые утешительные. Донские казаки, ознакомившись на собственной шкуре с прелестями коммунизма, почти поголовно восстали и почти полностью очистили свои станицы от товарищей большевиков. Новочеркасск занят пришедшим с Румынского фронта отрядом полковника Дроздовского, кстати сказать, моего одноклассника и друга по Владимирскому Киевскому Кадетскому Корпусу. Главное особо радостное известие для армии, видевшей себя, чуть ли не с первых дней ее существования, окруженной или врагами или недоброжелателями, что донцы послали на Кубань выборных (делегацию) с приказанием отыскать отряд генерала Корнилова и звать его на Дон, обещая ему всемерную поддержку. Двигаясь уже к определенной цели – к границе Донской области, эти выборные встретили нас и подтвердили все, уже нам известное от полковника Патронова. Армия перешла из Кубанской в Донскую область в Святую ночь Воскресения Христова. В первой же станице были встречены колокольным звоном и почетные казаки в полной форме с погонами и орденами на груди преподнесли генералу Алексееву хлеб-соль и просили его помочь им выбросить из донской земли всю красную нечисть, затем вошли в церковь и отстояли пасхальную службу. 2 мая 1918 г. пришли в станицу Мечетинскую, где и расположился генерал Алексеев.
Поход, названный потом первым и ледяным, был окончен.
Глава XVII
Если вначале мой Георгиевский полк из трехсот человек мог задерживать почти месяц армию Сиверса, и если бы «верховные вожди» побежали спасаться не на Дон, а в другую сторону, например, в близкую им по духу республиканскую Францию, и нас не надули вторично, то мы бы без адъютантов, ячеек и десятков разных отрядов, сплотившись в один кулак, продержались и даже отогнали бы Сиверса и, конечно, дождались бы полковника Дроздовского с его отрядом, а там принудительная мобилизация одного Ростова дала бы десятки тысяч молодых людей, и в июне 1918 года в России был бы порядок и спокойствие и Император Николай II продолжал бы войну.
Но Господь Бог судил иначе. Его святая воля.
Невольно задаешь вопрос: зачем же были эти сверхчеловеческие наши усилия, кому и зачем понадобилось столько загубленных молодых жизней офицеров и юношей, чтобы в результате опять вернуться в места, откуда мы вышли? Ведь ушедшие в Сальские степи казаки всего этого избежали, почему же Корнилову понадобился так не взятый им Екатеринодар, когда уйдя вместе с казаками, мы бы избежали этих совершенно напрасно понесенных жертв? Недомыслие ли генерала, или его намерение заменить состав его войск, состоящих на 90 % из монархически настроенных офицеров, более революционно настроенным кубанским казачеством?! Строгий приказ, запрещавший в рядах армии какие-либо монархические проявления, и полная свобода всякой социалистической рвани, вроде матроса Баткина, устраивать митинги и говорить на них по станицам, заставляют склоняться к переходящей из уст в уста между офицерами фразе, будто бы сказанной Корниловым в ответ на уговоры отказаться от третьего штурма Екатеринодара: «Вы говорите, что Добровольческая армия вся умрет! Ну так что же? зато взяв столицу кубанского войска я (Корнилов) привлеку на свою сторону всех казаков и с ними завоюю всю Россию».
Слава Богу, случайная разорвавшаяся граната убрала упорного, страшного вождя.
Из станицы Мечетинской я поехал в Киев. Генерал Алексеев поручил мне посмотреть, что делается в Киеве, и повидать гетмана Скоропадского и попросить его, чтобы он для нас и для начавшей формироваться армии генерала от инфантерии Иванова, которая открыто была монархической, присылал боевую амуницию. Генерал Деникин боевую амуницию для юго-западной армии генерала Иванова, находившейся на воронежском направлении, не выдавал, чем и принудил, после скорой смерти генерала Иванова, его заместителя перейти в армию генерала Деникина.
В Киеве я ничего утешительного не узнал, по улицам ходили бывшие русские офицеры с русскими орденами, имея «украинско-галицийские» погоны в виде восьмерки. Ко мне подошел «украинский» офицер и сказал, что в их украинском государстве нельзя ходить в русской форме, а я его спросил: «Зачем же вы надели наши русские ордена?» Он сконфузился и сказал, что он комендантский адъютант и ему так приказано. Я спросил его, где находится комендантское управление, и по указанному им адресу пошел туда. Сравнительно молодой комендант имел на себе ордена включительно до Владимира 4-й степени. Я ему заявил жалобу на нетактичность его адъютанта и сказал: «Вот и вы носите русские царские ордена и их не снимаете, так почему же я, приехав на родину, в мой родной Киев и в свое русское государство, из Добровольческой армии по приказу генерала-адъютанта Алексеева к генералу Скоропадскому, должен прятаться и одевать штатское платье?» Комендант был тоже смущен и сказал: «Не обращайте внимания, теперь такое смутное время, что ничего нельзя понять». Тут в наш разговор вмешался старый артиллерийский полковник, фамилию его, к сожалению забыл, который служил в 33-й артиллерийской бригаде в Киеве и я его знал, – он сказал: «В чужой монастырь со своим уставом не суйся», на что я ответил, что этот монастырь мое родное государство, а с ним, самостийником, говорить я не желаю. Комендант обратился к этому самостийнику, сказав: «Прошу не вмешиваться в мой разговор». Задав мне еще несколько вопросов о Добровольческой армии, комендант проводил меня из кабинета до выхода на улицу.
Единственное, что было отрадно видеть, это приезд к гетману Скоропадскому выбранных крестьян от всей Малороссии с просьбой, чтобы все распоряжения, которые им присылают, были написаны по-русски, а не по-«украински», как им до сих пор высылались, потому что «украинского-галичанского» языка они не понимают.
Вернувшись, я не смог увидеть генерала Алексеева, он был очень болен и врач никого к нему не пускал.
Еще по пути из Киева я решил оставить армию Деникина и перейти в монархическую армию генерала от инфантерии Иванова.
Я отправился в штаб, где и получил нижеследующее удостоверение:
«Прохождение службы Полковника Кириенко Ивана Касьяновича:
6 ноября 1917 года с частью офицеров 1-го Георгиевского Запасного полка из Киева прибыл в г. Новочеркасск и с ведома генерала Каледина начал формировать 1-й Георгиевский полк.
21 ноября участвовал в бою под Нахичеванью.
28—29 ноября участвовал с полком во взятии гор. Ростова н/Д.
14 января 1918 года выступил с полком на позицию на Екатериненскую ж. д. (Таганрогский округ).
15 января участвовал с полком в бою у ст. Неклиновка.
16 января 1918 года ст. Ряженово.
17 января взятие ст. Матвеев-Курган.
21 января занял ст. Закадычное.
22 января в бою у ст. Матвеев-Курган.
28 января в бою у ст. Синявской.
9 февраля 1918 г. в бою у гор. Ростова н/Д.
9 февраля с полком выступил в поход.
12 февраля 1918 года остатки полка были влиты в Корниловский полк.
Печать:
Штаб
Добровольческой армии.
31 октября
1918 г.
Правильность прохождения службы полковником Кириенко свидетельствую.
Дежурный Генерал Генерал-Майор Трухачев.
Начальник инспекторского отделения Капитан Яценко».
Этот документ я сохраняю в оригинале и имею заверенную копию, засвидетельствованную архимандритом Антонием (ныне епископ Женевский).
Ввиду того, что в ноябре 1917 г. еще никакой Добровольческой армии, а значит и штаба ее и Верховного главнокомандующего еще не было (генерал Алексеев жил в вагоне), а были только я и часть моих офицеров и солдат 1-го Георгиевского Запасного полка, то прохождение моей службы было составлено впоследствии и имеются пропуски некоторых важных событий в действиях моего 1-го Георгиевского полка: в первой строке после слова «офицеров» должно стоять «и солдат» 1-го Георгиевского полка, прибывших со мной.
В перечислении боев перед «21 ноября…» пропущено:
15—16 ноября 1917 г. ночью разоружил и удалил из Новочеркасска 2 пех. запасных малого состава полка на Хотунке.
18—19 ноября совместно с проводниками от юнкеров казаков под командой поручика Тимофеева сделали набег ночью же на Лежанку. Захватили два орудия, денежный ящик и экипаж. Орудия – первая наша артиллерия, денежный ящик сдали генералу Каледину, экипаж оставили для полка. Это была батарея 39-й артиллерийской бригады в Лежанке.
Все остальное хотя и очень сжато, но правильно изложено.
Подтверждение, что главнокомандующего и штаба в ноябре и декабре еще не было, видно из ответа генерала Алексеева генералу Деникину, приехавшего в декабре 1917 года и просившего издать, как от Верховного главнокомандующего, приказ военнослужащим собираться в Добровольческую армию. Генерал Алексеев ответил, как пишет ген. Деникин в своих «Очерках русской смуты», что он (ген. Алексеев) этого сделать не может, так как не имеет для этого средств.