С удостоверением, полученным из штаба, я поехал к генералу от инфантерии Иванову узнать, что и как там. Армия генерала Иванова была небольшая.
Возвращаясь, я думал по дороге, как бы мне вырвать остатки моих георгиевцев из Корниловского полка и с ними уйти к генералу Иванову. На другой день по приезде в Новочеркасск меня свезли в лазарет – я заболел сыпным тифом. За время моей долгой болезни умер генерал Иванов, а его заместитель перешел в армию генерала Деникина.
Господь судил иначе – Его святая воля.
Глава XVIII
Иуда был, разбойник был,
тебя лишь только не хватало.
Вот эти-то «тебя» и окружили незадачливого «вождя» Деникина неприступной стеной.
Большевик,» родные братья прогрессивных предателей февралистов, систематически продолжали начатое Керенским уничтожение офицеров-золотопогонников, жандармов и городовых, которые были опорой трона и порядка, заменив их милицией. Вот стоит на перекрестке милиционерка-революционерка, стоит с винтовкой в руке, отстранив подальше дуло винтовки, чтобы она не выстрелила, а городовые погибли в неравной борьбе.
ГОРОДОВОЙ
Городовой! Как звучно это слово,
Какая власть, какая сила в нем,
Ах, я боюсь, спокойствия былого
Мы без тебя отчизны не вернем!
Мечтой небес, миражем чудной сказки,
Опять встает знакомый образ твой.
И вижу я, что без твоей указки
Нам не пройти житейской мостовой.
Где б ни был ты, – ты был всегда на месте,
Всегда стоял ты грозно впереди,
В твоих очах, в твоем державном жесте,
Один был знак: «Подайся, осади!»
Бранился ль я с неугомонным Ванькой,
Иль ночью брел по улице с трудом,
Не ты ль мне был защитником и нянькой?
Не ты ли мне указывал мой дом?
Прекрасен вид восставшего народа,
Волнуют грудь великие дела,
Но без тебя и самая свобода
Взволнованному сердцу не мила!
О, появись! С багрово-красным ликом,
С медалями, крестами на груди,
И обойди всю Русь с могучим криком:
«Куда ты прешь?! Подайся. Осади!»
А как наша «интеллигенция» высмеивала ненавистных им городовых! Я еще был кадетом в Киеве, но помню, как сейчас; в маленькой и, конечно, левой газете картинку: «ночь, луна, две пересекающиеся улицы, будка – это деревянные домики, где жили на каждом участке города свои городовые – и стихи:
Из проулка крик несется караул – разбой,
А над будкой греза вьется – спи, городовой».
А отсюда вывод:
Как ни приманчива свобода —
Но для народа
Не меньше гибельна она,
Когда разумная ей мера не дана.
Перед самым крушением России наша обезумевшая, изменившая, предательская часть «передовой знати» и «интеллигенция» и старший генералитет в Ставке и в С.-Петербурге стремились во всем подражать «прекрасной и благородной» Франции, изменившей и предавшей своего спасителя, верного союзника, Россию. О подражании отлично сказано в статье Г. Н. Тальберга «Государь в родной среде», «Русская жизнь» 21/6 1958 года № 4135. Привожу выдержку из статьи:
«…Затем он (академик С. Ф. Платонов) стал говорить об основателе полка (Преображенского) царе Петре, как величайшем преобразователе, не имевшем в мире себе равного. Наследник (Николай Александрович – сын императора Александра III) заметил: «Царь Петр, расчищая ниву русской жизни и уничтожая плевелы, не пощадил и здоровые ростки, укреплявшие народное самосознание. Не все в до-Петровской Руси было плохо, не все на западе достойно подражания».
Вот эти слова и дали толчок неведомым силам и нашим бессмысленным подражателям ускорить во что бы то ни стало революцию в России.
Привожу мало кому известное стихотворение о памятнике Императору Александру III. Памятник Императору Александру III не разрушен, но на нем выгравировано стихотворение Демьяна Бедного:
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел бесславья,
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки свергнувшей ярмо самодержавья.
На другой день на том же памятнике была налеплена бумага со следующими стихами:
Отец мой дал вам суд гуманный,
Мой сын к правленью вас призвал;
И луч свободы долгожданной
При них, пусть слабо, но сиял.
Но не во имя ли свободы
Вы лили кровь своих царей?
И вот теперь, в бесправья годы
На бедной родине моей,
Свершив над ними суд кровавый,
Чего ж, народ, добился ты?
Я ни свободы и ни славы
Не вижу в царстве нищеты.
И пред тобой стою с упреком,
Твой царь, судьбы твоей страшусь,
Страна, покрытая позором,
Великая, былая Русь!
Глава XIX
С очищением от красных Донской области, а через очень короткое время и Кубани, с занятием немцами Ростова, штаб армии с генералами Алексеевым и Деникиным, имели, наконец, обширную и богатую базу для формирования достаточно сильной армии, могущей положить конец большевистской анархии. Но с этой задачей эти генералы не справились, они стали разворачивать армию, по своему старому рецепту, формируя сразу уже не десятки, а сотни ячеек и полков, которые не спешили и до оставления России так и не закончили своих формирований. Ими было уделено слишком много внимания на организации всяких совершенно излишних учреждений и очень мало на формирование, снабжение и усиление действовавших на фронте частей. Из того, что мне лично удалось видеть, я утверждаю, что на одного бойца на фронте приходилось не менее ста бездельников в тыловых учреждениях.
Действующие на фронте части принуждены были пополняться взятыми в боях пленными красноармейцами, из которых вначале получался довольно приличный боевой материал, но потом они увидели, что попали из огня в полымя, так как наши части, не снабжаемые достаточно интендантством, начали грабить и насильничать над жителями. Вследствие чего развивался произвол, падала дисциплина и порядок в воинских частях, стали или разбегаться по тылам, или добровольно опять переходить к красным, из частей которых они все же могли надеяться вернуться в родные деревни, тогда как в белых рядах они этой надежды не имели. К сожалению, должен подтвердить печальное явление, что белая армия, руководимая старшими генералами, поменялась местами с красной, которая, руководимая фармацевтом Троцким-Бронштейном, с каждым днем становилась все более дисциплинированной и хорошо снабженной, тогда как белая все больше и больше стала походить на отдельные банды, связанные только повиновением своему атаману.
Штаб «вооруженных сил Юга России» сначала был в Екатеринодаре, подальше от места, где стреляют, и поближе к морю, где и умер генерал Алексеев, и впоследствии останки его были перевезены в Белград. Неисповедимыми путями Господа русская земля его не приняла.
Потом генерал Деникин перешел в Таганрог, где оставался до созданного им позорного конца.
Если взять теперешнее время и сложить все министерства, парламенты, комиссии, комитеты, ООН, пакты и прочее, то в общей сложности они меньше штаба генерала Деникина. Штаб распух и представлял из себя чудо природы. Ни одно государство, ни одна армия в мире не имели столько учреждений. Чего только не было! Решительно все, что приносило зло, и только не было простого здравого смысла. Особое совещание, всевозможные министры неизвестно чего, комиссии, подкомиссии, совещания, заседания, решавшие, как делить шкуру еще не убитого медведя, отделы снабжения, никого, по крайней мере на фронте, не снабжавшие, красные кресты различных цветов, а раненые на фронте продолжали перевязываться сами, разведки и контрразведки, реабилитационные комиссии, формировочные бюро, пропагандные отделы. Выпускались деньги, знаменитые «колокольчики – единая, неделимая Россия» – гордо звеневшие, но ничего не стоившие, и проч. и проч. Всех учреждений я и не знаю, но знаю одно, что полезных не было. Что же делали эти всевозможные учреждения? А вот: особое совещание слушало, аплодировало и подчинялось Быховской программе и изменническим требованиям Струве и Милюкова, вместо того чтобы повесить их, за их участие в революции.
Деятельность генерала Деникина: министры болтали, канцелярии писали, – необходимое дело стояло, разведки и контрразведки грабили и расстреливали виновных и невиновных, снабжение снабжало только себя и штаб – цветные кресты, красные, белые и голубые больше занимались своими коммерческими делами, а на фронте их не было видно. Вывозили в Константинополь тюки материи, а на фронте ходили без рубах и подштанников. Говорили в Одессе: «Все мы ходим без подштанников и мне, право, все равно, правит нами генерал Санников или же мадам Эно».
Пропагандный отдел? Но за все время я видел только один раз малюсенькую газетку с военной сводкой и ничего не говорящую, – да на станции Харьков или Курск видел рамку под стеклом с налепленными советскими деньгами и стихи: «Обманули комиссары, кучу денег надавали, а теперь за эти знаки ты не купишь и собаки». За добровольческие «колокольчики» тоже ничего нельзя было купить, – вот и все, что мы видели от пропагандного отдела. Формировочное бюро? Там стучали на машинках молоденькие и хорошенькие барышни, но пополнений на фронте, по старому обычаю генерала Деникина, полки не получали. Корпус генерала Кутепова пополнялся сам, пленных красноармейцев тотчас же ставили в строй и крепко-накрепко нашивали им погоны или рисовали их чернильным карандашом. Реабилитационные комиссии? Это было самое страшное и зловредное учреждение, выдуманное на наше горе тем же генералом Деникиным. Пленные офицеры, мобилизованные в красную армию, вначале охотно сдавались и переходили к нам, но вместо того, чтобы обласкать их и сразу поставить в строй, ибо они уже достаточно вкусили коммунизма, генерал Деникин приказал всехь офицеров отсылать в тыл, где заработали реабилитационные комиссии и контрразведки из тыловых «героев».