Злоба на корниловцев – рикошет той ненависти, которую питал Кириенко к Корнилову и возникновение которой было описано выше. А в ненависти к Корнилову автор книги перещеголял даже своих учителей. Поняв, насколько неумно опираться на генерала Флуга как на «неопровержимое доказательство измены Корнилова России» («заброшен австрийским штабом для революции, а не бежал из плена»), Кириенко в своей книге придает больше веса «логическим заключениям», объясняющим то, что Корнилова комфортабельно (на манер участия Кириенко в 1-м походе) привезли чуть ли не на автомобиле к русским позициям и «запустили» на русскую сторону. На чем же обоснованы эти заключения? 1) когда пишут о побеге Корнилова из плена, то не указывают №№-ров, чисел и подписей на приказах о розыске… Довод, похожий на то, как если бы Кириенко сказали: «В Вашей версии нет номера автомобиля, на котором привозили генерала Корнилова». Да и отсутствие «убийственных данных» вызвано не тем, что их нет (они обильны), а недостатком места в наз. статьях. 2) Стиль приказов о розыске бежавшего Корнилова автор книги считает «невоенным» и поэтому поддельным. Выходит, что приказы писали невоенные, а «операцию» вели военные… 3) Наличие у Корнилова перед побегом карты, компаса и 20 000 шил. является тоже доказательством его версии. А ведь в плену скрывали и не такие мелкие вещи (например – знамя одного из полков Варшавской гвардии). Шиллинги же пересчитал и положил в карман Корнилова сам Кириенко, ибо в описаниях побега только говорится об обещании заплатить Мрняку за помощь эти деньги. А при удаче русское правительство заплатило бы и больше… 4) Участие в подготовке побега пяти человек Кириенко не отрицает. Но тогда нужно было бы признать, что и «помощники» были в стачке с австрийским штабом, как равно и Чешское Правительство, наградившее Мрняка за помощь Корнилову очень широко, разрешив ему даже публичные доклады на эту тему в русских кругах Чехии (переводчиком был кн. Солнцев-Засекин). Вообще, логика Кириенко превращается в абсурд, нужный только для игры краплеными картами. Ее нельзя даже назвать «бессознательной», ибо каждый раз, когда в книге идет речь о генерале Корнилове, автор приходит в такое бешенство и льет на него такую грязь, что невольно хочется послать психиатра для его освидетельствования.
Все то, чему его учили во «Владимирском Вестнике», нашло свое повторение в книге, вплоть до сомнительной по чистоплотности «комбинации с письмом покойного генерала Маннергейма». Здесь уместно сказать несколько слов об этом письме. Получено оно было В. В. Ореховым (редактор «Часового»). Во время летучего разговора В. В. Орехова с генералом Архангельским на тему об этом письме в комнату вошел Н. М. Котляревский. Услышав, что речь идет о письме Маннергейма, он попросил разрешения с ним ознакомиться. Предупрежденный о том, что письмо носит доверительный характер, Н. М. Котляревский вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся обратно. Впоследствии выяснилось, что за этот промежуток времени была снята с письма копия и любезно подсунута Якобию для его целей. Генерал Маннергейм, узнав об этом, затребовал свое письмо обратно, что и сделал В. В. Орехов. Последний, встретившись затем с Н. М. Котляревским, бросил ему в лицо эпитет, которым называют обычно людей, дающих «честное слово» и не сдерживающих его. Тут же В. В. Орехов добавил, что «копия» совершенно не соответствует оригиналу. Заявление о таком «несоответствии» было сделано В. В. Ореховым и в печати.
Характерный пример, какими неразборчивыми средствами пользуется теплая компания из «Владимирского Вестника» для достижения своих целей. Для них неважно, что из различного рода разъяснений и опровержений их инсинуаций можно было бы составить целую толстую книгу очень авторитетных свидетельских показаний. Им важны только те, что они находят в мусорном ящике интриг и сплетен. Недаром Кириенко восхищался тем, что после его доклада в Брюсселе к нему подошел какой-то солдат и покровительственно ему говорил: «Да, мы что-то похожее слышали на фронте…» Не знаю, похлопал ли он при этом «генерала» по плечу или нет. Конечно, против такого «авторитета» уж спорить трудно: «Корнилов – изменник, предатель, австрийский шпион!» Все же я рискну привести свидетельство, может быть, и не такого авторитета, как кириенковский солдат и покровитель, но все же свитского генерала Гартман, дополняющего в своем обращении к Ее Императорскому Высочеству Великой Княгине Елене Владимировне ту «массу показаний», из которых, как я писал выше, можно было бы составить толстую книгу. Письмо, помещаемое ниже, нигде в печати опубликовано не было. Привожу его в выдержках:
«Ваше Императорское Высочество!
Г. Котляревский, пером г. Якобия (оставаясь сам в стороне), предъявляет генералу Корнилову три обвинения. Все три не отвечают правде. Разберу их по очереди: 1) Генералу Корнилову ставят в вину, что с первых минут революции он прибыл в Петроград, чтобы отдать себя в распоряжение Временного Правительства и играть революционную роль. Это неверно. Генерал Архангельский, в то время Дежурный генерал Главного Штаба, показывает, что когда начался хаос, то он сам с генералом Верьяновым, генералом Михневичем и начальником Морского штаба советовались, как восстановить снабжение армии всеми видами довольствия, приостановленное беспорядками, что грозило фронту катастрофой, Они пришли к заключению, что необходимо поставить во главе Петроградского военного округа энергичного и боевого генерала. Выбор их пал на генерала Корнилова, овеянного боевой славой. Названные генералы отправились в Таврический дворец и настояли перед Родзянко о посылке телеграммы в Ставку. Родзянко отправил телеграмму Алексееву, прося его вызвать в Петроград генерала Корнилова. Эту телеграмму генерал Алексеев генералу Корнилову не отправил (см. «Очерки Русской Смуты» Ген. Деникина, стр. 76, т. 1), но послал ее Государю Императору. Государю угодно было написать на этой телеграмме «ИСПОЛНИТЬ». Только после этого генерал Алексеев предписал генералу Корнилову ехать в Петроград и принять командование Округом. Все эти события описаны в воспоминаниях генерала Лукомского (гл. 5, стр. 141 и 201). Г. Якобий, ссылаясь на те же воспоминания, об этом факте умалчивает. Генерал Корнилов, приехав в столицу, исполнил лишь волю Государя Императора и приказ своего начальства. О самовольном приезде для принятия участия в перевороте не может быть и речи.
2) Второе обвинение, предъявляемое генералу Корнилову, это награждение унтер-офицера Лейб-Гвардии Волынского полка Кирпичникова георгиевским крестом «за убийство своего офицера». Это опять неправда. Ссылка на заметку в «Ниве». Может быть, это и было напечатано, но разве можно верить тому, что писалось в те дни? Ведь газетное подхалимство было полное. Но у нас есть свидетельство офицеров полка (подтверждаемое генералом Архангельским, коренным Волынцем) о том, что убийцами были два других солдата, а Кирпичников был награжден за другое… Во всяком случае, генерал Корнилов поднял движение, которое спасло честь Русской Армии и спасло много десятков русских жизней, среди которых и покойная Императрица Мария Федоровна и Ваша Августейшая Матушка с Братьями.
3) Третье обвинение самое тяжелое: поведение генерала Корнилова при аресте Государыни Императрицы. После тщательного расследования всех обстоятельств ареста считаю себя вправе утверждать, что и это неправда. Это обвинение основано на данных, якобы изложенных в частном письме фельдмаршала Маннергейма. Действительно, в 1937 году, 20 лет после революции, Маннергейм написал одному из офицеров, проживающих в Брюсселе, письмо совершенно частного характера. Это письмо было показано генералу Архангельскому и о нем узнал г. Котляревский, который списал его якобы для своего частного архива, дав честное слово, что содержание этого частного письма не будет разглашено, как и должно быть между порядочными людьми… Маннергейм, который и в силу своего официального положения (он был главой государства) и в силу присущей ему честности, был глубоко возмущен вторжением посторонних лиц в его частную переписку… Факт, описанный в этом письме (подлинник его был возвращен Маннергейму, когда он узнал о бесчестном поступке Котляревского. – М.Б.), весьма сомнителен. Вы, вероятно, знаете, что мой бо-фрер, Сергей Белосельский и Маннергейм связаны узами тесной дружбы. Во время похода Маннергейма для освобождения Финляндии, Сергей был у него в штабе, они проводили вместе вечера. Маннергейм никогда, ни разу, не упоминал о том, что он видел Императрицу. Тем более, что он сам спасся из столицы и сразу уехал в Киев к своей дивизии (12-й). С другой стороны есть целый ряд сведений о полной корректности в поведении Корнилова в отношении Царской Семьи. Говорила это покойной моей Мэри ее тетка, графиня Бенкендорф, супруга Обер-Гофмаршала, которая допускалась к Ее Величеству… Знаем мы и от офицеров охраны о том, что Ее Величество благодарила Корнилова за то, что он для Них сделал. Коцебу младший (гусар) был одно время начальником охраны и подтверждает, что Корнилов, говоря про Императрицу, не называл Ее иначе как «Ее Величество». Но самое убедительное – это дневник графа Апраксина, где он записывал факты не по дням, а даже по часам… Апраксин присутствовал при входе Корнилова к Ее Величеству. Он не мог сказать приписываемых ему слов: «встаньте!» и т. д. по простой причине. Государыня Императрица приняла его стоя, как принимала вообще всех. Корнилов с возможной осторожностью объявил Ей о решении Временного Правительства считать Царскую Семью арестованной, потом просил всех выйти и остался наедине. Апраксин считает, что беседа касалась возможного переезда в Англию. Когда Корнилов выходил, то Государыня его благодарила. Когда Она осталась одна, то заплакала…
Все эти данные заставляют быть уверенным, что и третье обвинение построено на песке… Обвиняют Корнилова и за самый факт ареста. Спрашивается, было бы лучше, если арест произвела толпа солдатских и рабочих депутатов? Исполнив этот тяжелый акт, генерал Корнилов оградил Царскую Семью от многих обид в те дни. Лица, видевшие Корнилова после ареста (в том числе и генерал Архангельский), свидетельствуют об его сильном нервном потрясении. Я лично за это обвинить его не могу. Как мне ни противны личные пересуды, я не могу кончить это письмо, не коснувшись весьма странной роли во всем этом деле г. Котляревского, моральный облик которого за последние годы совершенно определился. Кому-кому, а ему можно было бы порекомендовать быть поскромнее.