Но прошло много тысячелетий, прежде чем люди научились достигать нужных результатов при помощи машин.
Зато гораздо раньше люди научились пользоваться другим чрезвычайно простым методом, а именно, отбирать у других людей продукты их труда, добывать их, не занимаясь самому неприятными видами труда. Другими словами, продукты добываются при помощи работы не обычной, а военной, которая гораздо приятнее человеку-варвару вообще, а тем паче, когда сопровождается военной добычей.
Но простой военный грабеж есть метод, который не может быть слишком часто повторяем, ибо в противном случае иссякают источники производства продуктов. И тогда люди переходят к более усовершенствованному методу, который гарантирует победителю регулярное получение продуктов и услуг, производимых при помощи неприятного труда другими. Побежденного не только грабят, но и превращают в раба, которого уводят к себе домой и заставляют работать в хозяйстве победителя. Или же побежденного оставляют в его стране, но накладывают на него дань, в форме обязательства поставлять победителю определенное количество продуктов или услуг.
Рабство и крепостной труд, а не сберегающие труд машины, — вот те средства, при помощи которых более сильной части человечества удается обеспечить себя необходимыми продуктами труда, не обременяя себя неприятными работами.
Этим путем господствующие классы стремились избавить себя не от всякого труда, а лишь от неприятных видов труда, сохраняя для себя приятные и возбуждающие, как напр., науку и искусство, охоту и войну, причем в зависимости от социальных условий, они предпочитали то первое, то второе. Рабы же и крепостные вынуждены были ограничиваться исключительно неприятными видами труда, которые и стали с течением времени синонимами работы вообще.
Свободный рабочий мог менять свою деятельность, перемежая неприятные работы приятными, что делало первые более сносными. Подневольные же рабочие всецело отданы во власть монотонности неприятных работ. К этому надо прибавить, что для них теряется и тот импульс, который имеется у свободного рабочего даже при неприятных работах, благодаря тому, что за ним обеспечен конечный результат труда. На рабе лежит лишь работа, пользование плодами труда выпадает на долю другого.
На ряду с противоречием между теми, кто занимается приятными видами труда, и теми, которые выполняют неприятные работы, появляется вскоре еще и другое противоречие: между теми, кто перебивается лишь с величайшим трудом, и теми, кто наслаждается жизнью, полной праздности.
Сюда надо присоединить еще и то, что для подневольного рабочего не существует тех ограничений рабочего времени, которые может себе позволить свободный рабочий. Последний работает лишь до тех пор, пока удовольствие от ожидаемого продукта труда превышает его утомление. Ему незачем подвергать себя изнуряющей работе, если последняя не вызывается его стремлением получить большее удовлетворение от конечного результата труда. Подобного рода ограничения не знает рабовладелец, который сам в процессе труда не участвует. Он заставляет своего раба работать до полного изнеможения, если ему это выгодно.
Чрезмерная работа, монотонность, отсутствие всякого интереса к результатам труда, — все это приводит к тому, что раб и крепостной рабочий ненавидят свою работу, саботируют ее, стараются от нее увильнуть, где только можно, так что их можно удержать за работой лишь при помощи кнута и жестоких наказаний.
Раб — на одном полюсе, ничего не делающий эксплуататор — на другом, вот настоящие ленивцы: один в действительности, другой в своих мечтах. Но это не имеет ничего общего с утверждением Троцкого, что человек — лентяй от природы и нуждается, поэтому, в принуждении к труду. Верно как раз обратное. Человеческая леность является следствием принудительности труда.
Леностью подневольного рабочего объясняется и ничтожная производительность его труда. Он не только работает неохотно и спустя рукава, он и невнимателен, небрежен по отношению к рабочему скоту и рабочим орудиям. Ему можно доверить только самые грубые и простые орудия и инструменты.
Это положение не изменилось до настоящего времени. И подневольных рабочих Советской Республики можно применять лишь для самых примитивных работ, как напр., для рубки леса, торфяных работ, очистки железнодорожных путей и т. п.
Правда, в древности бывали высоко интеллигентные, разносторонне образованные рабы, которым доверялись чрезвычайно важные функции, но их обычно воспитывали, как свободных людей и употребляли не для процесса производства, а для личных услуг, ставя их в исключительно привилегированное положение. Когда Троцкий утверждает, что крепостное право было прогрессом и обозначало повышение производительности труда, то первая половина этого утверждения правильна, но вторая не верна.
Крепостное право и рабство являлись прогрессом постольку, поскольку вызвали к жизни класс, посвятивший себя исключительно науке. Лишь при этих условиях и могла возникнуть наука в собственном смысле этого слова и начать свою работу по расширению и переустройству человеческого мира.
Но как бы высоко мы ни расценивали этот результат, он все же был куплен ценой бесконечной нужды и духовной деградации миллионов трудящихся. И это была не единственная темная страница в развитии тех условий, которые способствовали прогрессу науки.
Принудительный труд масс способствовал развитию науки и искусства, но на нем же вырос и класс, который жил только охотой и войной, получал огромные доходы от войны, и был, благодаря этому, источником все новых и ужасных опустошений.
Но этого мало. Там, где, вытесняя свободный труд, начинают преобладать рабство и крепостное право, там понижается производительность труда, уменьшается и беднеет население, исчезают города, и все общество вырождается или становится жертвой соседних народов, среди которых еще господствует свободный труд.
Почти все культурные народы древности проделали этот процесс, а многие нации пережили аналогичное развитие в новейшее время под влиянием феодализма. Напомним об Испании, Южной Италии, Турции.
В былое время полагали, что для государств, как и для людей существует естественный закон развития, согласно которому они от юности переходят к возмужалому возрасту, затем стареются и, наконец, умирают. На самом же деле, явление «старости» вызывается исключительно принудительным трудом. Возьмем, напр., Китай. В нем никогда не было рабства, и он никогда также не знал сильного развития феодализма. В нем господствовал свободный труд. И Китай не погиб вместе со всем античным миром, как не погиб и вместе с феодальным миром новейшего времени.
Но его свободный труд на основе всеобщей частной собственности на орудия производства мешал его переходу к крупному производству. Китаец, как свободный рабочий, не имеет в себе ни следа «лентяйства», это самый прилежный работник в мире. Но китайский способ производства дошел лишь до сильно развитого разделения труда и высокого развития ручного ремесла. Дальше он не пошел и застыл на мертвой точке. Китай не погиб, как погибли все другие государства древности, но он окаменел.
Для того, чтобы перейти к более высокой ступени развития, необходимо было появление наемного труда свободных рабочих.
г) Наемный труд
Мы вынуждены были бы зайти слишком далеко, если бы захотели обрисовать здесь развитие ремесла. Да и это уже столько раз было сделано другими, что мне не остается сказать ничего нового.
Наемный труд в течение последних трех столетий становится массовым явлением во всех европейских государствах. Процесс этот начался в Западной Европе, в которой наемный труд еще в средние века развился в форме ремесленного подмастерства, а в XVI столетии получил сильное развитие в горном деле. Наемный рабочий является свободным рабочим, так же, как и тот первобытный свободный рабочий, о котором мы говорили до сих пор. Тем не менее, между ними очень большая разница. Первобытный свободный рабочий является обладателем своих средств производства, либо один, либо же в компании с другими частными владельцами. Нынешний же наемный рабочий не имеет сам никаких орудий производства; последние принадлежат другому — капиталисту, которому рабочий продает свою рабочую силу, на фабрике которого он работает, и которому достается продукт его труда.
В этом отношении он приближается к рабу, отличаясь от последнего, однако, тем, что у него имеется собственная семья, что он вне фабрики — свободный человек, по крайней мере, по отношению к управляющему фабрикой, и что он имеет право менять по своему усмотрению, как ту фабрику, в которой он работает, так и место своего жительства.
Благодаря всем этим различиям, производство со времени появления массового наемного труда могло получить такое развитие, которое, с одной стороны, предохраняет от того вырождения, в результате которого погибли государства древности, а в новейшее время феодальные государства, а с другой стороны, устраняет возможность застоя по образцу Китая. Наоборот, современное производство получило возможность, благодаря непрерывному техническому и экономическому развитию, подняться из глубины феодального прозябания на сказочную высоту.
Правда, в начале этого процесса наемный пролетариат находился в худшем положении не только до сравнению с самостоятельным свободным рабочим (ремесленником), но и с крепостным и даже с рабом. Последний, за исключением редких случаев особого изобилия и особой дешевизны рабов, представлял собою для своего обладателя определенную ценность, и последний был заинтересован в том, чтобы, — как это делается по отношению к рабочему скоту, — кормить своего раба и не доводить его до полного истощения, для того, чтобы он не погиб раньше времени. По отношению к свободному пролетарию хозяину не было необходимости обо всем этом заботиться. Он мог его рабочее время увеличивать до бесконечности, а плату уменьшать до самого голодного минимума.
Раба хозяин должен был, опять-таки, как и рабочий скот, кормить даже тогда, когда у него для него не было работы, наемного же рабочего можно просто-напросто выбросить на улицу, когда для него нет работы, и предоставить ему там умереть с голоду.