В самом деле, разве мыслимо большее бесстыдство, чем сомневаться в способности русского пролетариата самого себя вытащить за волосы из трясины? Под волосами, конечно, надо подразумевать диктатора.
В действительности же я сказал следующее:
«Столь же мало, как Мюнхгаузен мог сам себя вытащить за волосы из болота, столь же мало может и рабочий класс, которому не хватает сознательности, жизненной силы, самоотвержения и настойчивости (собственные слова Ленина) сам себе избрать диктатора, который бы его поднял, и которому он бы мог безвольно подчиняться во всех делах, требующих сознательности, жизненной силы, самоотвержения и настойчивости» (Терроризм и Коммунизм, стр. 126).
Об этом заключительном предложении Троцкий не упоминает ни слова, и это доказывает, что он против него ничего не может возразить. А между тем этот пункт является решающим.
Троцкий прав, когда говорит, что на стадности не построишь социализма, но разве диктатура является подходящим средством для превращения стадных натур в свободные и сильные личности? Напротив. Диктатура не терпит таких личностей, ей нужны лишь послушные орудия. Кто проявляет самостоятельность характера, тот становится неудобным и должен уйти с дороги, или же его воля должна быть сломлена. 4 года большевистского режима в ужасающей степени усилили в «простом русском человеке» «стадность и недостаток индивидуальности». А трудовая повинность, если бы ее последовательно проводить, должна была бы еще в невероятной степени увеличить это зло.
Но разве принуждение к труду не вытекает из самой сущности социализма, который говорит, что кто не трудится, не должен есть? Рассмотрим этот вопрос. Указанный выше принцип вытекает из стремления рабочего не работать на другого и не давать ему возможности жить, не работая. Так как при крупном производстве каждый отдельный рабочий не в состоянии присваивать себе произведенный им продукт, то необходимо всю совокупность произведенных продуктов передавать в распоряжение всех работающих, для того, чтобы таким путем были уничтожены все возможности нетрудового дохода за счет прибыли, процентов, земельной ренты. При таком порядке ни один способный к труду человек не сможет получать пропитание иначе, как зарабатывая его своим собственным трудом.
Но вся эта система ни в какой степени не связана с правительственным или полицейским принуждением к труду вообще, или, в частности, к определенной работе в определенном месте.
Правило: «кто не работает, не ест» ни в коем случае не может быть истолковано так, что, кто не работает там, где приказывает военный министр, не должен есть. Тем менее можно из этого правила делать вывод, что тот, кто не выполняет подобные работы, должен быть не только лишен продовольствия, но и подвергнут военному наказанию за нарушение дисциплины.
Троцкий ссылается на конституцию Советской Республики. Там действительно устанавливается, что каждый обязан трудиться, но в конституции нигде не сказано, что бы какие-либо власти имели право принуждать кого-либо к определенному виду работы, как того желает Троцкий.
Параграф 18 конституции 10-го июля гласит:
«Советская республика считает обязанностью всех рабочих трудиться и выставляет лозунг: кто не работает, да не ест».
Этот абзац напоминает Коммунистический Манифест, который среди «средств для переустройства всего способа производства» выдвигает также «равное принуждение к труду для всех».
Это место на первый взгляд как-будто говорит в пользу Троцкого, на самом же деле в нем выражена лишь та мысль, что, поскольку исключены все возможности не трудового дохода, каждый принужден выполнять какую-либо работу. Но его ни в коем случае нельзя понимать так, что каждому отдельному человеку может быть указана определенная работа и определенное место для работы по решению властей.
Впрочем, впоследствии Маркс и Энгельс сами заявили (в своем предисловии от 1872 г.), что они «не придают больше особого значения» тем «революционным мерам», которые были выдвинуты в Коммунистическом Манифесте, ибо они «этот абзац сформулировали бы теперь во многих отношениях иначе».
И в действительности, со времени Коммунистического Манифеста они ни разу и нигде больше не выдвигали требования принуждения к труду, ни в форме общего обязательства для всех трудиться, ни тем менее в формах троцковской трудовой повинности. В том виде, в каком Троцкий понимает социализм, последний превращается в казарму или в каторжную тюрьму.
Но имеется ли на деле другой, «путь к социализму», кроме пути казармы и тюрьмы, кроме «повелительного распоряжения всей рабочей силой страны»? Троцкий утверждает, что иного пути нет. В действительности же эти пути имеются, и их нетрудно найти.
Когда все возможности нетрудового заработка исключены, тогда не может быть недостатка в рабочей силе, и вопрос может идти лишь о их распределении. В одних местностях, предприятиях, отраслях производства может быть рабочих слишком мало, а в других слишком много.
Недостаток рабочих может вызываться двумя причинами. Во-первых, если для данного вида работы нет достаточного количества подготовленных рабочих. В таком случае не помогут и самые суровые законы о трудовой повинности, и рабочему государству никакими средствами «всестороннего подчинения» не удастся превратить ткачей в слесарей.
И в этом случае делу можно помочь, лишь учреждая учебные заведения (курсы) для подготовки нужных категорий квалифицированных рабочих.
Второй возможный случай это тот, что рабочих в определенных местностях или предприятиях не хватает, несмотря на то, что вообще-то в данной отрасли обученных рабочих достаточно. Тогда дело в каких-либо особых причинах, препятствующих нормальному ходу работы, и задача правительства заключается в том, чтобы установить и по возможности устранить эти причины, а не в том, чтобы насильно тащить рабочих на работу. Возможно, что дело в плохих жилищных условиях, неподходящих рабочих помещениях, грубом или дурном обращении со стороны фабричного начальства, или нездоровом климате данной местности. Устранив или исправив то, что поддается исправлению, можно и без насилия вернуть рабочих в предприятия.
Но среди причин, препятствующих притоку рабочих к данным предприятиям, бывают, конечно, и такие, которые либо вообще не поддаются устранению, либо не могут быть устранены при данном уровне техники. Нет таких средств, при помощи которых можно было бы, напр., превратить подземную работу в угольной копи в работу, производимую на чистом воздухе и при свете яркого солнца. А между тем, без угля никак не обойтись. Как же быть? В таких случаях нет иного выхода, как попытаться из ряду вон выходящие неудобства работы компенсировать из ряду вон выходящими выгодами, напр., сокращением рабочего времени ниже обычной нормы или значительным повышением заработной платы, или тем и другим вместе, и т. д.
Во всем этом нет ничего нового; при помощи подобных методов даже капитализму всегда удавалась привлечь в свои предприятия потребное количество рабочей силы, не прибегая к насильственному принуждению. И для социализма было бы жалким свидетельством о бедности, если б он в смысле уважения к личности рабочего оказался позади капитализма. На самом деле все троцковские проекты трудовой повинности и являются свидетельством о бедности, — только не для социализма, а лишь для советского хозяйничанья.
Ибо не «азбука социализма» изродила все эти планы о насильственном принуждении к труду, а только тот факт, что промышленные центры при господстве большевиков превратились в столь непривлекательные места для жизни и работы, что рабочие бегут их, как чумы. И тем, что советское государство стало их насильно мобилизовать, грузить в военные поезда и развозить по предприятиям, оно показало, что не считает себя способным создать в этих центрах сколько-нибудь сносные условия. Трудовая повинность является не необходимым условием социализма, а лишь признанием со стороны большевиков, что та форма, в которой они социализм пытались осуществить, потерпела крушение.
ж) Стимул к работе при социализме
Вопрос о трудовой повинности, как средстве для правильного распределения рабочей силы по стране, не является очень важной проблемой для социализма, и потому теоретики социализма лишь очень мало занимались им.
Гораздо важнее другая проблема, связанная с вопросом о трудовой повинности. Это вопрос не о том, как достать рабочую силу для тех или иных предприятий, а о том, как добиться того, чтобы рабочие, занятые в предприятии, работали усердно и добросовестно.
Какими средствами располагает для этого социалистическое общество, стремящееся сохранить уважение к личности рабочего и не желающее, поэтому, прибегать к внешнему принуждению? Вот эта-то проблема, — вопрос о том, чем заменить принуждение к труду (а не о том, как его организовать), сильно занимала многих социалистов, в особенности, утопистов, внушая им подчас гениальные мысли.
Самым лучшим решением вопроса было бы, если б удалось уничтожить разделение работ на приятные и неприятные и сделать все работы привлекательными. Это было бы мыслимо, если б удалось придать им характер художественного творчества или спорта.
В этом направлении было сделано очень много тонких замечаний, начиная с Фурье и кончая Вильямом Моррисом. Но все они не считаются с машинным трудом, а между тем от последнего нельзя отказаться, если стремиться к общему благоденствию при высоком развитии наук и искусств.
Само собою разумеется, что социалистический режим будет стремится к тому, чтобы каждому виду труда придать возможно более привлекательный характер. Эта задача будет тогда в такой же мере занимать внимание изобретателей, как теперь вопрос о сбережении труда машинами. Трудно заранее предрешить, до каких пределов человечество в этом отношении дойдет. Во всяком случае ясно, что эта тенденция приобретет должную силу только при господстве социализма, и что, поэтому, последнему еще довольно продолжительное время после своей победы придется считаться с нали