Кстати
Леонардо да Винчи одинаково хорошо владел как левой, так и правой рукой. А вот писал он справа налево очень мелкими буквами левой рукой.
Леонардо, вне всякого сомнения, и современники его, и, безусловно, Рафаэль, разделяли неоплатоническую идею о том, что существует всемирный разум, не вселенский, а всемирный разум, всемирный дух. Женское начало было главным, и не исключено, что этот всемирный дух представлен праматерью, прародительницей Анной. Она пра-, она корень всего явления. Возможно, он преподносит нам гипотезу, что земля началась, когда началась на ней вода, что жизнь началась, когда началась на ней вода. Что вот этой проточкой, соединившей землю с безжизненным космосом, является вода, поэтому вдовство Анны, поэтому ее образ на фоне этого ландшафта, а ноги ее в воде. А уже Мария представляет собой образ мифологической идеи «мать-земля», она же и Мария, она же и мать человечества, она же и мать человеческая. Младенец представляет собой человечество, которое по отношению к праматери, к праземле, находится еще в младенческом состоянии ‹…›.
Возможно, «Анна, Мария, Младенец и агнец» в этой форме дают нам представление о его мысли о том, что мы не одиноки в пространстве. Что земля появляется как жизнь тогда, когда появляется вода. И происхождение воды связано с деятельностью мирового разума и мирового духа. Так сказать, с праматерью. А уже Мария — это библейско-христианское, объединенное с мифологическим представление о земле, о матери, о матери человечества, о матери Христа.
Что касается агнца, на вопрос о нем трудно ответить. Потому что агнец может быть как традиционной христианской темой жертвы, абсолютной жертвенности, так может быть и образом животного мира, зооморфическим образом, с которым связан человек. Конечно, земля эта написана Леонардо необыкновенно богато, щедро и абсолютно иначе по манере, чем написан лунный пейзаж.
Все это может быть оспорено кем угодно, потому что это не более чем попытка решить загадку. Точно так же можно увидеть эту же самую формулу в Джоконде, в ее двоесущности, в ее принадлежности двум мирам. Это человек, как бы принадлежащий двум мирам, не земле и небу, а миру земному и Вселенной. «Джоконда» — это всемиф о всечеловеке. Точно так же как никогда нельзя быть уверенными в том, что там, где есть эта кремнистая поверхность, там внутри нет воды или нет жизни, исчезающей или, наоборот, зарождающейся жизни, что и показано в «Мадонне в скалах».
Каким же должен быть Леонардо, если он оставляет нам эти картины? Есть художники, искусство которых совершенно, сама манера их письма совершенна. Леонардо пишет совершенно. Когда автору счастливится побывать в Лувре, он идет смотреть «Анну, Марию, младенца и агнца». Не «Джоконду» и «Мадонну в скалах», смотреть на которую не так интересно. Но очень интересно смотреть «Анну, Марию, младенца и агнца», изучать каждую деталь. Эта картина совершенна, это картина, которая написана так, как современники не писали, она полна воздуха, она наполнена воздухом земли ‹…›.
И вы стоите перед ней и любуетесь ею как произведением искусства. А в ее тайну вам проникнуть очень трудно. И это очень хорошо, потому что обязательно должны быть поэты непрочитанные или читаемые каждым поколением, и обязательно должны быть художники, разгадываемые каждым поколением.
Это и есть настоящая большая культура, художественно-духовная река, которая течет сквозь века, которая течет сквозь народы и которая объединяет всех в едином понимании и единой загадке. И, конечно, прежде всего, Леонардо и есть такой художник.
Талант Леонардо да Винчи был огромный, и если Винчи уступает Рафаэлю богатством композиции, то бесспорно может быть сравнен с ним по искусству изображать благородство и величие в красоте голов Мадонн и по глубокому знанию светотени. Стиль его был строгий, и соединял все условия достоинства. Желание несколько изысканной оконченности подробностей заставляло его впадать иногда в сухость. Колорит блестящий и лучший между всеми художниками того времени. Все картины его, как бесценные произведения ума и науки глубокой, неутомимой и великой, для нас драгоценны.
Альбрехт Дюрер
Альбрехт Дюрер — немецкий художник эпохи Возрождения, чье имя равно имени Леонардо да Винчи по своей значительности, чье имя равно слову «гениальность», воплощение абсолютной человеческой гениальности, чье имя знают все, даже те, кто очень мало интересуется искусством.
Он родился в Нюрнберге в семье ювелира, и до сих пор на торговой площади в этом городе стоит дом Альбрехта Дюрера, и сохранена вся обстановка этого дома — все-все, что касается образа и личности этого человека, художника, ученого, очень таинственного, до сих пор не до конца нами и миром понятого. И до сих пор нет ни одной монографии, которая приоткрыла бы нам тайну, а впрочем, может быть, тайна гениальности и должна оставаться тайной.
Альбрехт Дюрер (Albrecht Dürer)
Немецкий живописец и график, один из величайших мастеров западноевропейского Возрождения. Родился в 1471 году в Нюрнберге. Признан крупнейшим европейским мастером ксилографии (гравюры на дереве), поднявшим ее на уровень настоящего искусства. Первый теоретик искусства среди североевропейских художников, автор практического руководства по изобразительному и декоративно-прикладному искусству на немецком языке. Основоположник сравнительной антропометрии. Первый из европейских художников, написавший автобиографию. Умер в 1528 году.
Современники всерьез считали Дюрера доктором Фаустусом. Они называли его «мастер Дюрер», но и вслух, и шепотом очень часто сопрягали его имя с образом великого ученого и мага доктора Фаустуса, легенды о котором были очень распространены в Европе, особенно на его родине, в Германии.
Мы не станем тут рассказывать о том, какими научными исследованиями он занимался, каким он был врачом, как он сам себе поставил диагноз в смертельной своей болезни. Мы не будем рассказывать, как он занимался оптикой, астрономией, биологией, анатомией. Отметим лишь, что он и Леонардо да Винчи шли всегда параллельно в своих интересах.
Время это было очень необычное, напряженное до бесконечности, вовсе не спокойное, чреватое социальными взрывами, началом Реформации в Германии. В неспокойное время жили эти люди, и жизнь их не была спокойной. И очень трудно сказать о том, как стимулировала раскаленная атмосфера Европы жизнь и энергетику этих людей.
Сначала отец привлекал сына к работе в ювелирной мастерской, однако Альбрехт пожелал заниматься живописью. Хорошо — в 15-летнем возрасте он был направлен в мастерскую ведущего нюрнбергского художника того времени Михаэля Вольгемута. Затем он учился в Швейцарии и в Италии. В 1495 году Дюрер вернулся в Нюрнберг и открыл там собственную мастерскую, где в течение последующих десяти лет создал значительную часть своих гравюр.
Остановимся на одном произведении Дюрера, которое чаще всего сопрягается с его именем, как «Джоконда» — с именем Леонардо. Остановимся на гравюре, которая называется «Меланхолия» и которая очень часто репродуцируется, так что мы ее зрительно, во всяком случае, знаем.
В технике, которая называется «резцовые гравюры на меди», Альбрехт Дюрер выполнил четыре работы. Он выполнил их все последовательно, примерно в одно и то же время. В 1513 году — «Рыцарь, дьявол и смерть». Когда их показывают, почему-то считается, что «Рыцарь, дьявол и смерть» более поздняя, хотя это самая ранняя его резцовая гравюра. Он выполнил гравюру «Блаженный Иероним» и гравюру «Меланхолия», о которой пойдет речь.
Почему именно «Меланхолия» из этих четырех гравюр? «Носорог» — это замечательный космический образ, но это техническая гравюра. Считается, что это структурный символизм. Вообще, по отношению к Дюреру это правильно. Это современный термин, но это очень правильно: он весь структурален и символичен. В качестве главной темы эта гравюра не годится.
Альбрехт Дюрер. Меланхолия (1514). Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
«Рыцарь, дьявол и смерть» — эту гравюру никто не знает. Мы видим только техническое ее содержание, а ее глубинное, духовное содержание может быть как очень простым, так и недосягаемо сложным. Потому что там еще есть образ собаки, лошади. Это вообще астрологическое сочетание. Там много аспектов, которых мы не понимаем. А «Блаженный Иероним» — гравюра биографическая, тоже техническая и бытовая.
Что касается «Меланхолии», то это не просто гравюра, которая может быть одной из высших точек формирования особого дюреровского стиля: сочетание колоссального опыта, труда, немыслимых технических вещей, открытий, которых мы до конца даже не можем назвать. Но, конечно, самое главное — это рассказ, очень многогранный: он и о том, что такое человеческая гениальность, что такое аспекты человеческой гениальности, безграничность и самим человеком поставленные ограничения. И точность. Никакой приблизительности. Точность, аргументированность и опыт.
Но, прежде всего, надо коснуться совсем необычного вопроса. Это вопрос не о графике Дюрера и не о содержании его гравюры «Меланхолия», а о технике. Самое интересное — это техника мастерства. Когда рассматриваешь его гравюры, резцовые гравюры на меди или резцовые гравюры на твердых породах дерева, прежде всего, удивляет невероятное техническое совершенство Дюрера. Уже сама по себе техника исполнения этих работ является фактом абсолютно беспрецедентным. В этой технике уже давным-давно никто не работает. Она, можно сказать, ушла вместе с ним.
Альбрехт Дюрер. Рыцарь дьявол и смерть (1513). Музей искусств округа Лос-Анджелес, Калифорния
Техника резцовой гравюры на меди уникальна, очень сложна, трудоемка и невероятна по своим художественно-техническим параметрам. Это техника, которая практически была создана самим Дюрером.
Суть ее сводится к тому, что человек берет в руки специальный резец и кладет правую руку на специальную подушку, которая для этого шьется. И дальше он не резцом водит по медной доске, а доску поворачивает под резцом. То есть это обратный процесс. И когда рассматриваешь близко эти гравюры, такого рода техническое совершенство кажется невероятным. Откуда взялась эта техника, водить доской на подушке под этим резцом? Наверное, это пошло от обучения ювелирному мастерству, и Дюрер, как гениальный человек, осмыслил ювелирные методы и перевел их в язык другой формы.