Тобольск представляет собой опрятный город с 20 000 жителей и множеством красивых церквей. Одна половина города находится на равнине под горой, другая – на горе; туда ведут крутые романтичные грунтовые улочки. Под горой на небольшой площади стоит множество пушек и относящихся к истории города памятников, оставшихся с того времени, когда казаки завоевывали Сибирь. В последние годы город в материальном отношении немного сдал, но когда он будет связан с Центрально-Сибирской железной дорогой, которая пролегает немного южнее, то опять должен воспрянуть. В городе находится крупная консервная фабрика, основанная в свое время датчанином, хотя нынче она принадлежит русским, у которых очень хорошо идут дела. Они, к примеру, экспортируют консервированную икру по всему миру.
12 февраля я покинул город, чтобы преодолеть 240 верст по пути к Тюмени. Я ехал по большей части на почтовых лошадях, но на многих станциях они были такими истощенными, что использовать их не представлялось возможным, из-за чего мне приходилось прибегать к помощи частных лиц. Множество раз возникали проблемы с проездом. В тот год был голод и неурожай, поэтому нужду испытывали не только животные, но и люди. Предпоследней станцией руководил сосланный финн, очень образованный человек. Я спросил его мнение о Сибири. Ему не нравилась эта земля, где люди только о том и думали, как ограбить и украсть. Я не хотел спрашивать его о том, в чем состоял его проступок, но из его рассказов можно было сделать вывод, что он раньше занимал очень важный военный пост. Для образованного и благородного светского человека должно быть особенно печально проводить свою жизнь в глухой сибирской деревне, где не было ни одного человека, с которым он мог бы общаться на равных.
Между Тюменью и Тобольском находятся десять почтовых станций. Дорога идет через вышеупомянутую татарскую деревню, которая очень красива и не лишена местного колорита. В деревне есть красивая мечеть с позолоченным шпилем и полумесяцем, декорированные крепкие избы и прямые улицы. Своим появлением эта деревня в основном обязана одному богатому татарину. В ней запрещено поселяться русским. На последней станции в качестве лошадей мне дали двух убогих кляч. Двух путешественников, которые появились прежде, чем я покинул станцию, известили о том, что для них не было лошадей, поскольку в деревне их не имелось как таковых – они были забиты на мясо, проданы или находились в плачевном состоянии из-за голода и отсутствия корма.
Можно себе представить, в каком настроении остались эти два путешественника. Если им не удастся найти лошадей прежде, чем два моих скелета вернутся и отдохнут, то им наверняка придется задержаться там на полсуток или около того.
Глава XXДлительное пребывание в Тюмени и окрестностях
Датский часовщик г-н Маркуссен. – Торговый день на тюменском базаре. – Обоз. – Признаки весны в феврале. – Миллионы священных голубей. – Масленица, Чистый понедельник, пост. – Вождение повозки в марте. – Постановление полиции: не гулять с женщинами после 10 ч. вечера. – Хорошо иметь клинок в трости. – Пасха. – Пожар с иконами на чердаке. – Сторожа. – Похоронная процессия. – Панихида. – Татарский праздник. – Ночная встреча. – Тюменский театр. – Чай в сибирской беседке. – Охота на уток. – Татарское кладбище. – Дикие утки вьют гнезда в ветвях деревьев. – Вознесение. – Троица. – Новый поход на охоту. – На озере Карман. – Крупная добыча на охоте. – Насекомые и невыносимая жара. – Рыбацкий лагерь. – Как плавают русские сибиряки. – Народный праздник. – Тюменская ярмарка. – Ужасная эпидемия. – Меня убивает холера. – Посещение кладбища. – На пустыре для переселенцев в Тюмени. – Религиозные шествия. – Болгаро-сербский лагерь. – Прорицание сербки. – Осень и зима. – Преследования евреев. – Захватывающие кулачные бои. – Богослужение на льду Туры. – В Ирбит, трагикомический эпизод с ямщиком. – Ирбитская «ярмарка»
В Тюмени я снимал комнату у часовщика датчанина Маркуссена, который был на редкость услужливым и любезным человеком. Он был женат на красивой и горделивой дочери своего коллеги, от которого перенял фирму и в чьем большом двухэтажном доме он и проживал. Со своей супругой г-н Маркуссен – один из двух датчан, повстречавшихся мне за все мое многолетнее путешествие по Сибири – имел двух детей, которые в соответствии с российским законодательством должны были воспитываться в католицизме[63], хотя сам г-н Маркуссен был лютеранином, родившимся в России, всего лишь несколько раз съездившим в Данию, но чаще бывавшим в Швеции.
Я прожил в Тюмени и ее окрестностях около полутора лет. В один из первых дней после моего приезда в город я пошел на рынок – был торговый день – для того, чтобы осмотреться вокруг. В Тюмени две рыночных площади – одна поменьше, которая почти исключительно состоит из небольших деревянных лавок, и другая большая, открытая, с лавками и широкими пустырями, находящаяся на противоположном конце города. В торговые дни, которые случаются два раза в неделю, на большом рынке такое несметное движение, особенно по утрам, что пробиться туда почти невозможно. Дороги, ведущие к базару, под которым понимаются все отделения рынка, забиты телегами и повозками, а по краям все кишмя кишит пешеходами. Мы с трудом пробираемся вперед и поворачиваем направо, отъехав немного от дороги, где меньше толкотни. Здесь находятся два постоянных ряда лавок, продающих мясо и дичь, за ними идет множество грубо сделанных столов, как правило, без навеса, которые в обычные дни стоят пустые, а сейчас используются крестьянами, продающими домашнее мясо. По краям находятся небольшие лавки с фруктами и бакалеей, а также овощной рынок, который зимой малолюден, однако весной, наоборот, оживляется.
Мы идем по той же дороге назад и переходим ее. Слева множество рядов лавок с галантерейными, жестяными и ткацкими товарами, а между ними находится эпицентр базара – большая толкучка (от слова толковать – «разговаривать», «торговаться»). Неподалеку от деревянных лавок по обе стороны от широких проходов, которые тянутся между ними, продавцы расставляют на голой земле или на постеленной парусине свои разнообразные товары: мебель, кухонные принадлежности, серебряные изделия, а также антиквариат, фарфор, фаянс, ржавые замки, гвозди, бутылки, черепки, парные и непарные, залатанные и целые предметы одежды – в общем, всякую всячину. Внутри потока людей, двигающихся между этими рядами, продираются барахольщики, приторговывающие своим добром с руки. Здесь торгуются – нередко требуя тройную цену за товар – жульничают и воруют. По рынку снуют шайки воров, стремящихся что-нибудь украсть: пока двое или больше делают вид, что торгуются за какой-то товар, третий и четвертый, пользуясь случаем, крадут добычу и исчезают с ней.
С трудом мы пробились к другому концу толкучки – там также проходит проезжая дорога в сторону города. Здесь стоят в толстых овечьих тулупах упитанные мадамы, продающие соленую и мороженую рыбу, а прямо у дороги находятся открытые брезентовые палатки, где бедных сельчан завлекают сладостями и большими ящиками с пирожками, – ведь нельзя же вернуться домой с рынка без гостинца[64]. Мы перешли через дорогу. Здесь находятся харчевки[65] – примитивные крытые или полукрытые сараи, где на открытом пространстве стоят столы с навесами. Там продают национальные блюда: щи (капустный суп с говядиной) и уху с белым хлебом по цене 5–7 копеек за кусок. Здесь также пьют чай с пирожками и черным хлебом в неограниченных количествах. За харчевками расположен рынок, где продаются мука и крупы, а чуть дальше – рынок рогатого скота.
Насытившись и почувствовав усталость от кипучей атмосферы рынка, я отправился домой. По одной из улиц тащился большой обоз. В сани, нагруженные мешками муки и шкурами, были впряжены верблюды. На животных не было никаких намордников, но в ноздри вдеты кольца, к которым киргизские проводники привязали тонкие веревки, прикрепленные спереди к саням. Было очевидно, что животные хотели пить, потому что когда они шли, покачиваясь, они часто наклоняли голову, чтобы слизывать снег с дороги. Обоз пришел из Семипалатинска в Южной Сибири и должен был потом доставить в Тюмень муку, которую потом предполагалось отправить на ярмарку в Ирбите вместе со шкурами. Мука была очень желанным товаром, поскольку как в Тюмени, так и во многих других городах Центральной Сибири еще отчетливо ощущались последствия голода в Малороссии. Сибирь поставила голодающим российским провинциям так много зерна, что сама оказалась в затруднительном положении.
Сейчас конец февраля, и уже начали появляться первые признаки весны. Снег, который до сих пор был сухим и легким, к полудню становится мягким, мальчишки начинают делать снеговиков; в течение зимы они при помощи манков ловили щеглов, корольков и снегирей, а потом продавали их на рынке по 10–40 эре за штуку. С юга уже прилетели галки, которые по мере приближения весны начинают давать звучные концерты. Вечером они в большом количестве пролетают над шпилем церкви и так кричат, что их слышно по всему городу. В сибирских городах много пернатой дичи, в том числе зимой. На торговых площадях и в других местах собираются миллионы голубей, как прирученных, так и полудиких, – их там кормят. Голубей никто не трогает, даже умирающие с голоду, потому что они являются священными птицами, которых грех убивать. Однако зимой, когда спирт в термометре опускается очень низко, а ртуть превращается в лед, на открытых площадях или под коньками крыш можно увидеть замерзших окоченелых голубей и воробьев, прижавшихся друг к другу.
Потом пришла Масленица с гонками на санях и поеданием блинов, а за ней – Чистый понедельник, когда все открывают пост походом в баню. До Пасхи скромно живущее простонародье и бóльшая часть религиозных горожан живет на огурцах, овощах, картошке, пожаренных на постном масле (масло из бобовых), чае и сухом хлебе, изредка – также рыбе. Согласно традици