В Тюмени есть красивая синагога, завершить строительство которой и использовать евреям не разрешается.
Весьма популярной осенней забавой является сибирский бой (борьба). Взрослые и юноши отправляются на ровное поле, встают в две группы и накидываются друг на друга. Схватки часто бывают жестокими, выливающимися в кровавые драки, где человек идет на человека. Одна сторона иногда принимает решение отступить. Однако потом она внезапно останавливается, переходит в наступление и отгоняет противника назад. Таким образом мужчины могут перемещаться очень долгое время, пока стороны не потеряют интерес к уступкам и драка не станет неизбежной. Я множество раз участвовал в этой бессмысленной борьбе в рядах дерущихся, часто возвращаясь домой с синяком под глазом и окровавленным лицом, но никогда не жалел о своем участии в этом представлении, которое начиналось как игра и всегда заканчивалось жестокой дракой, привлекая тем самым много зрителей, не в последнюю очередь сотни молодых девушек. Обычно в кулачном бою с каждой стороны участвуют более ста человек, а ликующие и оживленные крики девушек, свидетельниц отваги своих избранников, не способствуют тому, чтобы бой становился менее жестким.
5 ноября мы смогли переехать реку Тура по льду, однако настоящая суровая сибирская зима началась лишь к середине декабря, когда температура опустилась до –40 °R. И в такой лютый мороз люди стоят целый день под открытым небом и продают на рынках свои товары, лишь ненадолго отлучаясь в ближайшую харчевню, чтобы согреться теплым чаем.
При приближении Рождества я съездил на «Фабрику у Черного ручья», чтобы провести праздничные дни в гостеприимной семье ее владельца. В неделю между Рождеством и Новым годом я вернулся в Тюмень, посетив балы и маскарады городской аристократии.
Пока мелкие лавки были открыты в первый день Нового года, который пришелся на будний день, день Богоявления отмечался как большой праздник Крещения (Представления Господа в храме). На льду Туры из блоков льда была сооружена кафедра, на которую принесли священный огонь и развевающиеся вымпелы с хоругвями. На возвышение вступил поп в рясе, появившийся в сопровождении процессии, в которой несли многочисленные иконы святых. Вокруг расположились тысячи людей. После службы поп прочел благословение над множеством снопов сена, которые были разбросаны по льду и воде реки. Любой желающий мог взять себе оттуда клок для своей лошади или коровы или наполнить освященной водой принесенную бутылку или чан, чтобы при возможности капнуть несколько капель в чай и выпить его за удачу и благословение, а также собственное здоровье. Люди заботились о том, чтобы этой воды хватало до следующего Крещения.
В середине февраля я съездил в Ирбит, чтобы провести несколько дней на тамошней знаменитой большой ярмарке, длящейся с 13 (1) февраля по 12 марта (28 февраля). Путь пролегал по железной дороге до станции Поклевская[72], оставшиеся 90 верст я проехал на санях. Приехав в Поклевскую, я тут же договорился с одним из многочисленных ямщиков, ожидавших пассажиров, о поездке к ближайшей перевалочной станции. Через мгновение я уже сидел в санях, и темной ночью мы отправились в путь. Отъехав более двух миль от станции, сани внезапно остановились, и ямщик повернулся ко мне, вымолвив дрожащим от ужаса голосом: «Я сумлеваюсь [сомневаюсь], барин!» У меня екнуло сердце, и я невольно схватился за револьвер, висевший на нагрудной цепи. Я вспомнил множество рассказов о дурной славе этой дороги, нападениях и убийствах на участке Поклевская – Ирбит, а теперь я так безрассудно оказался посреди ночи, положившись на первого попавшегося ямщика и поехав в путь без проводника. Не зная, было ли что-то плохое на уме у ямщика, или, может быть, он договорился с какими-нибудь бандитами, или он сам почуял неладное и на самом деле охвачен страхом, я, держа оружие наготове, спросил его, почему он остановился. В ответ я услышал лишь те же самые загадочные слова, которые он произносил в ужасе: «Я сумлеваюсь, сумлеваюсь». Я наставил на него револьвер, однако смысла в этом не было никакого, потому что как бы я ни хотел, чтобы он поехал дальше, было очень темно, а ямщик не мог ничего видеть на расстоянии двух-трех локтей, которое было между нами. Я попросил его незамедлительно отправляться в путь. Лошади дергали сани, однако ямщик не собирался двигаться с места. В напряженном ожидании того, что могло случиться, я грозил и умолял его ехать. Ничего не помогало, может быть, этот мужик внезапно сошел с ума? Несколько наводящих вопросов, которые он ранее задал мне, когда мы ехали от станции, только укрепили меня в моем предположении о том, что у него было что-то плохое на уме.
Но нужно было положить этому конец – ямщик все сидел на том же месте на козлах: я залез в сани и всерьез пригрозил ему, требуя немедленно трогаться и ехать вперед или назад или же отдать мне поводья. Не успел я досказать свои слова, как – раз, два, три – я плюхнулся в солому, лошади повернули налево и погнали галопом по дороге туда, откуда мы приехали. Мы перестали гнать лишь на подъезде к станции. Там мы встретили других пассажиров, которые ехали нам навстречу.
Когда кучер присоединился к другим, он тут же сообщил, что на него нашел дикий страх – я, мол, собирался его убить и завладеть его лошадьми. Не более чем за два дня до этого двое пассажиров убили кучера, забрали сани с лошадьми и съехали на боковую дорогу. Когда мы доехали до места, где произошло нападение, ямщика охватил страх, что его ожидала такая же участь.
В конечном итоге мы доехали до первой перевалочной станции, пускай и не так быстро, как могли бы, если бы мой ямщик не «сомневался». На следующий день я без приключений доехал до Ирбита. Как выяснилось, гостиницы в городе были переполнены постояльцами. После более чем часового блуждания я получил ночлег в частном доме, где с меня взяли 100 рублей (203 кроны) в месяц за комнату без питания. Поскольку я собирался провести в городе не более недели, цена на день была высчитана из расчета 3 рубля 50 копеек плюс 1 рубль на еду.
На ирбитскую ярмарку, как этот рынок называют по-сибирски, поступают товары как из Азии, так и из Европы. Здесь встречаются купцы и из-за границы, и из России. Общий оборот составляет приблизительно 150 млн крон. Купцы из Восточной Сибири приезжают, чтобы приобрести товары из европейской части России, которые, как только начинается судоходство на реках, перевозятся на восток в Томск или другой город пароходами, а далее – обозами. Новая железная дорога приведет к перевороту в существующем положении вещей в отношении как ярмарки в Ирбите, так и положения во многих других районах. На ярмарке можно сделать чрезвычайно выгодные покупки, в том числе не в последнюю очередь ценных и во всех отношениях превосходных кожаных и меховых изделий. Важнейшими сибирскими товарами, которые сразу приходят на ум, являются: множество видов шкур и мехов, соленая и мороженая рыба, икра, мороженые ягоды, кедровые орехи, мед, пенька, табак, масло, ковры и др. Ирбитский рынок немного утратил свое прежнее значение, после того как многие восточносибирские купцы предпочли получать товары из самой Москвы или Нижнего Новгорода или же напрямую с крупных фабрик в европейской части России.
Спустя семь дней я покинул этот небольшой суетливый городок с его красивыми кирпичными домами и отправился обратно в Тюмень. Говорят, что в то время, когда ярмарка не работает, Ирбит становится тихим и пустынным местом.
Глава XXIРазрозненные сообщения о двухлетнем проживании в Томске и окрестностях
Из Тюмени в Томск. – Город Томск. – Монастыри. – Меня кладут в больницу в Томске. – В поместье скупой семьи. – В лесах Чулыма, богатых дичью. – Исследование медвежьей берлоги. – 25 рублей за берлогу. – Охота на волков. – Волчьи ловушки. – Князь Долгоруков. – Что может предложить сезон в Томске. – Богослужение на льду реки Томь. – Когда армянин должен был купить строительный участок. – Одна из обкраденных дач. – Фальшивый «объездной». – Поездки. – Захватывающая охота на конного вора-дворянина. – Дачная жизнь. – На идиллической Басандайке. – Датчанин. – В настоящем разбойничьем вертепе. – Я на волоске от удушения
20 июня я сел на пароход «Кормилец» и отправился на нем в Томск. Судно было переполнено людьми. Помимо обычных пассажиров 1-го, 2-го и 3-го классов на борту было 300 переселенцев. 21 июня мы прибыли в Тобольск, где пароход простоял два часа, а 23-го – в Самарово. Затем мы пошли против течения по Оби к деревне Тундрена, где взяли на борт топливо для машин и где меня узнали с моего предыдущего пребывания, тепло поприветствовав. Далее мы прошли Сургут, после чего река заметно расширилась, а ее берега стали значительно ниже. Сначала мы видели множество больших деревень к западу от Сургута, а затем начался отрезок в 500 верст, когда мы плыли мимо заброшенных или малолюдных поселков. Между Сургутом и Нарымом находится крупнейший на земле лесной массив, который спускается к реке. Порой мы могли пройти 30–50 верст, не увидев ничего, кроме пары одиноких хижин на берегу, окруженном лесами. В 200 верстах к востоку от Сургута мы заметили первые остякские и вогульские юрты и чумы. Более чем наполовину русифицированные аборигены шли и тянули невод по сухим, узким, но длинным песчаным отмелям. В 400 верстах от Сургута мы причалили к пристани Серакова для пополнения запасов топлива. Там стояли хижины русских и аборигенных дровосеков. Выше над ними находилась деревня, скрытая от пассажиров на палубе парохода. Не успели мы пришвартоваться к примитивному причалу, как появилось много женщин и детей, вставших на берегу с молоком в черных, как правило глиняных, кувшинах без керамического покрытия или туесах (сосудах цилиндрической формы из бересты), кислыми и сладкими сливками, яйцами, топленым и несоленым свежим маслом, черным хлебом, вареной и жареной уткой, вареным гусем, лесными ягодами, рыбой и другими национальными продуктами. Предполагалось, что пассажиры должны были осуществлять покупки, что они и принялись делать с большим рвением, в результате чего многие из женщин тут же распродали свой товар. Не только переселенцы и пассажиры третьего класса, которые имели доступ к камбузу для приготовления еды, но и многие пассажиры 1-го и 2-го классов сделали шикарные покупки. Обратившись в пассажирскую кухню или к стряпчему, пассажир может договориться, чтобы ему приготовили только что купленную им вкусную и свежую рыбу. По ту сторону Нарыма деревни стали попадаться чаще. Вечером 28-го числа мы приплыли к притоку Томи, от устья которого в Обской губе до города Томск всего 60 верст