Осенний ветер шумит в кронах белых берез, растущих небольшими группами на широком поле, которое тянется от деревни в сторону запада. Бледно-желтые листья, кружась, падают на землю.
Я сижу в конусообразном шалаше, который мы за полчаса возвели под деревом. На верхушке дерева установлен манок на тетерева, приманивающий самок этой птицы, которых оба моих спутника – каждый из них сидит на своем послушном и терпеливом коне – гонят с покошенного овсяного поля. Когда выводок садится у манка или на ближайшие деревья, раздаются выстрелы: один, два, а часто и три – пока оставшиеся от стаи птицы не улетают прочь. Спустя мгновение они, однако, возвращаются. Всадники бросаются за ними, как только они садятся на другое место, – глупые оставшиеся в живых самки не думают, какой опасности себя подвергают, приближаясь к искусственному петушку. За утро или вечер мне удавалось наловить порядка 50 птиц.
В глуши тайги, где гладкие иглы серебристых елей издают тонкий, свежий аромат, обитает наиболее грациозная и прекрасная птица из всего семейства курообразных – маленькая куропатка. Для охоты за этой ценной птицей требуются прекрасное зрение, острейшей слух, а также знание привычек этой птицы и ее склонностей.
Во время охоты на куропаток мы часто замечали медвежьи следы. И вот однажды мы зашли на поле рядом с лесом, где лежали останки лошади, задранной и загрызенной медведем. После успешной многодневной охоты на птиц мы отвезли добычу в Томск и решили на оживленной охотничьей вечеринке снарядиться в экспедицию в урман (самая глухая часть тайги), чтобы поохотиться на Мишку (русское прозвище медведя).
В конце сентября в послеобеденное время мы покинули Томск. Мы взяли в аренду лошадь с повозкой и проехали около 25 верст по направлению к узкой лесной тропе, после чего послали кучера домой, а сами разбили лагерь у небольшого озера, где заканчивалась дорога. В темноте одному охотнику из нашей компании удалось подстрелить утку, которая, крякая, держалась у берега. Мы разожгли костер и сварили суп из утки с рисом, изюмом и сахаром. А после супа русские по обыкновению пьют чай. Они страстно любят этот напиток, как немцы – пиво, а скандинавы – кофе. Котел опрокинули, по новой залили свежей водой и повесили над костром. Один из русских только попил чаю, как из темноты появился всадник. Он подъехал вплотную к нам и, остановившись, потребовал затушить костер, если мы хотели избежать неприятных последствий. К моей большой досаде русские приняли слова лесника к исполнению, вылили содержимое котла на костер, потом еще раз полили его водой из озера, пока тот совсем не потух. Сам я не жалел, что после утиного супа не получил чай, однако я был раздражен тем, что у нас не было полной свободы делать в сибирской тайге то, что нам вздумается. Но хотя бы можно было сказать спасибо, что государство позволяло всем желающим охотиться в своих лесах.
Ночи становились все более холодными. Я лежал в холоде на лугу, немного вздремнул, однако потом проснулся опять. Вдруг я услышал, как вблизи раздался всплеск воды: собака, которая была с нами, начала лаять, и в тот же момент из озера к нам начала приближаться фигура. Это оказался один из моих охотничьих компаньонов, который нечаянно совершил ночное омовение. Он, естественно, трясся и дрожал всю ночь, но не смел зажечь даже лучинку хвороста, что он очень хотел сделать. Я сказал ему, что из сотен тысяч опавших и гниющих деревьев в лесу ему было нужно всего лишь несколько веток, однако он не поддавался на уговоры. Штраф в 25 рублей, конечно же, очень большая сумма для охотника.
Рано утром следующего дня мы продолжили свой путь пешком с тяжелыми рюкзаками на плечах – снаряжения и запасов у нас было собрано на много дней. Пройдя небольшое расстояние, мы встретили множество людей, приехавших на повозках из Томска за грибами, которые в изобилии росли между деревьями.
На земле лежали две рыжие белки. Воскресные охотники зазря подстрелили их ради удовольствия. Пока окраска белки красно-коричневая, ее шкурка не имеет особой ценности. Охота на белок в Центральной Сибири обычно начинается лишь в середине октября.
Вскоре мы полностью ушли от цивилизации.
Лиственные деревья росли все гуще и гуще. Потом они все больше начали уступать место елям, соснам и кедрам, которые придают тайге свой неповторимый колорит. В полдень мои товарищи сообщили, что мы дошли до самого урмана. Между высокими кедрами, густыми пихтами, стройными и высокими соснами со светлыми стволами и темными елями мы пробирались вперед, время от времени тревожа шумно хлопающую крыльями куропатку, кричащую сойку и стучащего дятла. Сухой лес, усеянный еловыми иголками, изгибался между гребнями гор и низинами, а глубоко укоренившиеся в почву огромные столетние деревья повидали на своем веку много невзгод. Внутри леса встречались также ровные болотистые пространства, поросшие лиственными породами, ягодными кустами и зонтичными растениями ростом с человека, и мягкие обширные топи, где в траве росли большие и вкусные темно-красные ягоды. Бывали и места, где путь нам преграждали тысячи упавших деревьев, уже прогнивших или еще свежих. Там приходилось либо лезть по ним сверху, либо проползать под ними, а иногда делать большой крюк, чтобы обойти препятствие. Погибшие и умирающие растения располагались там в самых разнообразных положениях. Но при всем при этом энергичный охотник чувствует себя счастливым и радостным, бродя по этому лесу, где не видно никаких следов человеческой деятельности.
Деревенская улица
Когда стемнело, мы разбили лагерь рядом со множеством родников между двумя горными гребнями. Мы разожгли большой костер – здесь никто не мог нам указывать – и приготовили ужин: куропаток с картофелем и суп. После еды мы разлеглись на мягком мшистом ковре, попивая теплый пунш из рома и вдыхая чудесный аромат хвойных деревьев. Мы развлекались тем, что поочередно делились охотничьими историями, а один из русских рассказал много интересного о жизни ссыльных преступников на острове Сахалин в Тихом океане. Когда два айнца (коренных жителя Сахалина) приветствуют друг друга, они откидывают в сторону свои головные уборы и приближаются друг к другу, согнувшись вперед, потирая ладони и крича: «Орангераты, орангераты!» («Долгая лета!»), пока не сталкиваются носами.
Вечер на природе в самой глуши был необыкновенным.
Когда начало рассветать, мы поели скудный завтрак. Пока русские курили свои самодельные папиросы (сигареты), я решил побаловать себя жареным мясом белки, подстреленной накануне. Но уже первый кусок бельчатины мне не пошел – у него был совершенно отталкивающий вкус. Даже наши собаки не проявили к нему интереса, оставив его нетронутым. Однако говорят, что есть охотники, которые едят беличье мясо.
Еще полностью не рассвело, когда мы продолжили наш поход по чаще. За день мы прошли множество мест, где росло большое количетво сочных, съедобных зонтичных растений с толстыми стеблями. Там же мы увидели следы, безо всякого сомнения принадлежавшие медведям, которые из-за отсутствия ягод были вынуждены питаться зонтичными растениями. Ягоды, которыми обычно осенью изобилует тайга, в этом году не уродились.
Наши собаки не принадлежали к породе гончих – по крайней мере, запаха медведя они не учуяли.
Опять наступил вечер, а мы так и не нашли что искали. Была кромешная тьма, когда мы разбили лагерь. Пока я разжигал костер, подкидывая ветки, старые сухие корни и тяжелые пни, благодаря чему разгорелось яркое пламя, освещавшее пространство между темными деревьями, мои спутники отправились с небольшим котлом на поиски воды для ужина и чая. Собаки последовали за ними, однако все ружья остались стоять у полена рядом с костром.
И тут ко мне пришел медведь, чьего визита я совсем не ожидал в это время суток! В глубине чащи вдруг раздался мощный вопль, пробирающий до мозга костей. Он утих, но потом повторился снова уже на более близком расстоянии – судя по силе звука. Наверняка это мои товарищи пытаются меня испугать! Я думал, что это кричали они, но убедился в том, что был совершенно не прав, когда к ярко пылающему костру прибежали два беспечных медвежонка. Я поспешил схватить свою двустволку, прицелился, будучи готовым спустить курок и выстрелить в ближнего ко мне милого малыша, как в отблесках костра я увидел между деревьями двух огромных взрослых медведей. Долго не раздумывая как поступать, я инстинктивно перенаправил ружье на одного из них и нажал курок, пока они собирались отойти в глубь леса. Когда был произведен выстрел, раздался громкий рык и вой, медвежата моментально исчезли, и я их больше не видел. Тут же пришли мои товарищи с котлом, наполовину наполненным мутной водой из болота. Они услышали крики медвежат и поспешили к костру. Мы осмотрели место, где были медведи, однако так и не выяснили, попал ли я в кого-нибудь.
Когда мы легли спать, никто из нас не забыл положить под голову или рядом с собой ручной топорик, пистолет и ружье. Однако Мишка так и не пришел, чтобы нарушить наш ночной покой.
На следующее утро, как только рассвело, мы пошли в направлении, откуда накануне появились медведи.
Мы не нашли никаких следов ни медведя, ни крови. Однако, как часто бывает в таких ситуациях, нам помог случай. Не ведая того, спустя час затрудненной ходьбы по чаще мы оказались перед берлогой под огромным свалившимся деревом, откуда к нашему удивлению и замешательству, пошатываясь, вылез огромный медведь. Когда он увидел нас, его молнией озарила жажда мести. Рыча, покачиваясь из стороны в сторону, он бросился на меня. Казалось, что он меня узнал и решил мне жестоко отомстить за те ужасные боли, которые я ему причинил, – было очевидно, что зверь был серьезно ранен, – и я наверняка почувствовал бы, каково было очутиться в его мощных лапах, если бы мои товарищи, находившиеся немного поодаль, не успели выстрелить в него, когда медведь был в двух шагах от меня. Пули его не убили – медведь пошатнулся и начал опять собираться с силами для прыжка, но я успел отправить ему последнюю пулю, которая и оказалась для него смертельной.