Мадзини полагал, что для Италии пока закрыт путь мирного прогресса в отличие от других стран, где налицо свобода печати, образования, право ассоциаций и другие средства, благодаря которым можно обойтись без кризисов и конвульсий. Италии же, чтобы выйти из тупика, предстояло, по его убеждению, совершить национальную и социальную революцию, разрушить два главных препятствия на пути прогресса — австрийское господство и духовный гнет папства. «Только разрушив основы деспотизма в центре и на востоке Европы, можно открыть эру наций». Подпольная деятельность «Молодой Италии» в итальянских государствах ускоряла формирование патриотических настроений у молодежи в армии, среди студенчества и горожан — ремесленников, торговцев и пролетариев. Повстанческие выступления, отмеченные печатью самоотверженности их участников, сочетались с широкой публицистической деятельностью Дж. Мадзини и его последователей, раскрывавшей европейскому общественному мнению остроту «итальянской проблемы», нетерпимость превращения Апеннинского полуострова в заповедник реакции.
Помимо мадзинизма, в итальянских государствах, особенно в Неаполитанском королевстве, существовали и другие республиканские и радикально-демократические течения и движения, нередко приобретавшие социалистическую окраску.
Без деятельности мадзинистских и других все еще конспиративно-заговорщических организаций в трудные времена реакции 30-40-х годов вряд ли можно понять взрыв патриотизма и республиканизма в итальянских государствах в 1848–1849 гг., а затем и демократический настрой в обществе в 60-70-е годы, ускоривший создание единого итальянского государства. Вместе с тем круг проблем, который был поставлен Мадзини перед итальянским общественным мнением, подстегнул процесс самоопределения по вопросам единства, независимости и свободы умеренно-либеральных кругов.
Либеральный лагерь Италии (впрочем, как и радикально-демократический) был далеко не однороден по социальному составу и по спектру представленных в нем настроений и течений. Он формировался из представителей дворянства и знатных родов, занимавших высокие правительственные и административные посты, из различных категорий духовенства, принимавших близко к сердцу судьбы родины, из обуржуазившегося дворянства, лиц свободных профессий и т. п. Бóльшая часть их проделала эволюцию от «просвещенного» консерватизма к собственно либеральным воззрениям различных оттенков — от весьма умеренных до радикальных, сближавшихся с демократическими убеждениями.
Одной из начальных организационных форм итальянского либерализма стали девять конгрессов ученых, собиравшихся с согласия властей в 30-40-х годах поочередно в крупных университетских центрах итальянских государств. Поскольку открытые политические дискуссии находились под запретом, конгрессы были использованы для обмена мнениями по актуальным вопросам развития науки в Италии и в Европе, по насущным социально-экономическим проблемам, для налаживания личных контактов между учеными и интеллектуальными элитами итальянских государств и т. п.
Преимуществом деятельности «умеренных» было то, что они действовали непосредственно в Италии, легально, уделяя большое внимание вопросам просвещения и организации школ, библиотек и других очагов культуры. Многие из них, подобно К. Б. Кавуру, старались пропагандировать достижения агротехники и применять их на практике, издавали многочисленные труды и брошюры по социально-экономическим вопросам, например о железнодорожном строительстве, о перспективах и возможностях создания таможенного союза между итальянскими государствами. Что касается политической программы действий, то она была достаточно неконкретной. Реализация планов единства мыслилась в неопределенном будущем, при благоприятном стечении обстоятельств — международных и собственно итальянских. В противовес радикально-революционному проекту национальной революции Мадзини видные идеологи либерализма — Ч. Бальбо, М. Д’Адзелио, В. Джоберти, А. Дурандо и др. — уповали на политическую умеренность, восхваляя ее преимущества и превращая в своего рода теорию «золотой середины».
В противовес мадзинистской концепции народной революции, вершимой народом (с присущей ей переоценкой степени готовности населения Апеннинского полуострова), теоретики либерализма в 40-е годы в разгар реакции в Папской области и других государствах, выдвигали не менее утопические в тех условиях проекты решения итальянской проблемы под руководством государей и при содействии европейских держав, на путях добровольных уступок итальянских государей в интересах Италии и перекройки политической карты Юго-Восточной Европы.
Одним из весьма сложных для идеологов и последователей либерализма был вопрос о совмещении идеалов свободы с приверженностью католической вере. Сторонникам либеральных воззрений на государство и общество в Италии пришлось в процессе становления либерального лагеря включиться в борьбу либералов и «ультра» (ярых католиков), развертывавшуюся в 30-40-е годы во Франции, Бельгии, Швейцарии и других странах Европы.
Показательно появление в Италии течения «католического либерализма», испытавшего сильное влияние воззрений аббата Ламенне, а также его последователей — графа Ш. де Монталамбера и священника А. Лакордера. В основе этого течения, подобно французским его аналогам, лежало стремление совместить признание свободы слова, образования, печати и союзов и социально-политическое обновление мира с религиозным обновлением, добиваться отделения церкви от государства при сохранении духовного примата папы и церкви.
В противовес Франции, Швейцарии и Бельгии, где сторонники либерализма зачастую выступали с откровенно светских позиций, в итальянских государствах «умеренные» в массе своей были практикующими католиками и вынуждены действовать с оглядкой на позицию Ватикана и преобладавшую официальную идеологию. Тем важнее представляется роль В. Джоберти, выдающегося теолога, философа, литературоведа, но вместе с тем основоположника «либерального католицизма». Благодаря его трудам были облегчены переход на патриотические позиции и примирение с либерализмом итальянских «верхов» — монархов и их окружения, высшей бюрократии, дворянства и определенной части духовенства, а также изоляция ультрареакционных кругов, предопределившая их банкротство в решающих битвах за объединение страны.
Крайняя сложность и изменчивость политических и философско-религиозных воззрений В. Джоберти, а также его полная превратностей интеллектуальная и политическая жизнь длительное время затрудняли взвешенный анализ его роли в подлинно духовной революции, которую претерпело итальянское общество в 40-50-е годы. Речь шла о кризисе идеологии Реставрации в процессе формирования подлинно национального либерально-демократического лагеря и переводе в практическую плоскость борьбы за независимость и единство.
Ровесник века (он родился в 1801 г.), В. Джоберти получил духовное образование, а в 1825 г. был посвящен в сан священника. Это не помешало ему тогда же отдать дань республиканским убеждениям. В 1833 г., едва став придворным капелланом при дворе Карла Альберта, нового короля Пьемонта, Джоберти был арестован за принадлежность к конспиративной деятельности и только благодаря «милости» короля получил возможность отправиться в долгое изгнание.
Католик, но либерал, верующий, но философ, приверженный универсализму, но патриот, Джоберти в своих многообразных трудах, с одной стороны, воспроизводил положения предшественников — итальянских и европейских мыслителей, стремившихся примирить либерализм с католицизмом, а с другой — пошел гораздо дальше их в критике концепции «трона и алтаря», выражая убежденность в способности Италии и итальянцев возродиться и внести ценный вклад в развитие цивилизации. Важную роль в этом было призвано сыграть, по его мнению, примирение церкви с прогрессом и свободой, а также союз либерального и национального движения с папством и духовенством. Подобно Мадзини, Джоберти полагал, что итальянской нации предстоят великие свершения, прежде всего потому, что именно на итальянской земле утвердилось христианство (в католическом его варианте). В своих работах, в особенности в труде «О духовном и гражданском первенстве итальянцев», он поставил вопрос о необходимости глубоких реформ папства и тем самым выступил своего рода предтечей широкого движения за реформы в Папской области, развернувшегося после кончины Григория XVI в 1846 г. и перекинувшегося затем на другие государства.
Восстание на Пелопоннесе, начавшееся 25 марта / 6 апреля 1821 г., означало перенесение освободительной борьбы греческого народа на территорию самой Греции. Эта дата во многом является условной и связывается с действиями митрополита города Патры Германоса, который поднял национальное греческое знамя в знак борьбы с турками в монастыре Агья Лавра, что недалеко от Калав-риты. К восставшим присоединились и жители греческих островов — Гидры, Пеары и Спецеса. Повстанцы создали фактически три местных правительства. Первое, базировавшееся на Пелопоннесе, состояло из старейшин и называлось сенат, фактически оно было продолжением существовавшей еще до восстания 1821 г. традиции местного самоуправления. В районах материковой Западной Греции существовало второе правительство, называвшееся также сенатом и возглавлявшееся фанариотом А. Маврокордатосом. Третье правительство — ареопаг — существовало в Восточной Греции и официально возглавлялось фонариотом Т. Негрисом. Несмотря на серьезные взаимные распри и противодействие отдельных лидеров, стремившихся к концентрации власти на всей освобожденной территории Греции в своих руках, Д. Ипсиланти смог убедить представителей трех правительств в необходимости создания единого представительного властного органа. В декабре 1821 г. в Аргосе было созвано Национальное собрание, которое позже переместилось в местечко Пиаду, поблизости от Эпидавра. В соответствии с его решением была составлена временная конституция — «Эпидаврский органический статут», — авторами которой являлись А. Маврокордатос, Т. Негрис и итальянский филэллин В. Галлина. Этот документ был принят 13 января 1822 г. и стал первой конституцией Греции. Дух и принципы статута были во многом созвучны Конституции 1797 г., составленной К. Р. Фереосом, а многие из статей являлись заимствованием из французских Конституций 1793 и 1795 гг. Исполнительная и законодательная власти не были разделены в этой конституции. Однако наиболее важными пунктами «Эпидаврского статута» были те, которые касались провозглашения независимости Греции как государства, и в которых обусловливалось создание республики, во главе которой вставал президент. Однако декларация о равенстве всех перед законом не затрагивала вопроса об избирательном праве. Решение этого вопроса оставлялось на будущее. Не рассматривалась в этом документе и другая проблема — судьба отобранных у турецких переселенцев (фактически колонистов) земель. Этот вопрос имел принципиальное значение для большинства участников восстания, крестьян по своему социальному происхождению.