Наибольшую выгоду от реформы обрели феодалы-землевладельцы. Сохранив отчасти даровую рабочую силу в лице не подлежавших регулированию крестьян, они сильно расширили свои земельные владения. К 40-м годам XIX в. их имения увеличились на 1 млн га, около 50 тыс. крестьянских участков перешло в их руки. Увеличилось число дворян-предпринимателей, стал широко использоваться труд наемных рабочих, внедрились методы интенсивной обработки земли, совершился переход к системе многополья. Многие землевладельцы, привыкшие вести хозяйство по старинке, разорялись, не выдержав конкуренции, и продавали свои земли. Особенно часто это происходило во время аграрного кризиса начала 20-х годов. В дореволюционный период произошло значительное перераспределение земельной собственности, в число землевладельцев вошло немало представителей буржуазии.
Одним из важнейших постановлений, принятых правительством Гарденберга после Венского конгресса, стал закон о таможенных пошлинах 1818 г. Внутренние таможенные границы в Пруссии были отменены, что очень способствовало оживлению торговли и создавало предпосылки для складывания единого внутреннего рынка в стране.
Несколько ранее, в 1814 г., произошло законодательное оформление военной реформы. Воинская повинность стала всеобщей. Армия была разделена на действующую, запас и ополчение. Был установлен трехлетний срок военной службы. Эта система позволяла набрать в армию в случае войны до 500 тыс. человек, тогда как в мирное время на государственном финансировании находилось только 130 тыс. Выгоды такой организации армии были очевидны. Этот закон действовал в прусской армии с некоторыми модификациями весь XIX в. Благодаря деятельности реформаторов Пруссия получила исключительно организованную и боеспособную армию, во многом определившую в дальнейшем рост могущества страны.
Деятельность реформаторов и национально-освободительная война 1813 г. способствовали росту политического сознания народа. Среди прогрессивных слоев прусского общества все чаще раздавались голоса в пользу введения в стране конституции. Учитывая эти настроения, а также стремясь завоевать симпатии населения присоединенных к Пруссии областей, Фридрих-Вильгельм III в ряде манифестов обещал ввести в стране конституцию. В выступлении 22 мая 1815 г. король определил роль национального собрания как консультативного органа, имеющего законодательные права лишь по вопросам собственности и налогообложения. Собрание должно было выбираться сословиями. Изменение соотношения международных сил в пользу реакции повлекло за собой и перемену внутриполитического курса короля. В 1821 г. он отверг принцип конституции. В 1823 г. правительство объявило об организации «провинциальных сословий». Это было собрание 278 представителей дворянства, 182 — городов и 124 — крестьянства, имевшее исключительно совещательные полномочия. Практического значения данное учреждение не имело, так как для представления королю какого-либо пожелания собрания требовалось, чтобы его высказывали все восемь прусских провинций. Первые попытки ввести в Пруссии конституцию потерпели крах.
Реформы 1807–1821 гг. в Пруссии открыли путь капитализму с его свободной конкуренцией, модернизацией экономики и более высокой производительностью труда. Они были выгодны людям из разных слоев общества, обладающим предпринимательской жилкой и имеющим собственность. Бюрократия, проводившая реформы, выступала как выразитель прогрессивных тенденций экономического и политического развития. Она укрепила свои позиции, сохранившиеся даже в период реставрации. Осуществление реформ стало возможным лишь путем компромисса высшей администрации с дворянством, что ослабило их эффективность и увеличило социальные жертвы, неизбежные при ломке старого строя. Половинчатость реформ привела к накоплению противоречий между феодальными пережитками и новой капиталистической тенденцией развития, что в конечном счете вызвало необходимость разрешения наболевших вопросов революционным путем.
Если в области социально-экономических преобразований Пруссия опережала другие германские страны, то в сфере политической демократизации лидировали юго-западные государства, в которых были приняты конституции.
Введение конституций в юго-западных германских государствах. Решение Венского конгресса «ввести сословные конституции» во всех государствах Германского союза осуществилось лишь в ряде южногерманских стран. В Баварии и Бадене конституция была принята в 1818 г., в Вюртемберге — в 1819 г., в Гессен-Дармштадте — в 1820 г. Правительства стремились с помощью конституций решить проблему интеграции и финансового укрепления своих государств. Конституции позволяли обеспечить не только административное, но и национальное, гражданское единство государства. Интеграция действительно осуществилась благодаря этим мерам, причем она была добровольной, местный патриотизм укрепился в сознании подданных. Немалую роль в принятии конституций сыграли и новые общественные настроения, конституционные движения (в Гессен-Дармштадте и Вюртемберге).
Южногерманские конституции, несмотря на ряд различий, в основе своей были однотипными. Они являлись главными законами государства, определявшими его единство и неделимость. Они характеризовались дуализмом монархического правления и ландтага, в котором сохранились сословные элементы. Ландтаги были двухпалатными. Первая палата состояла из представителей знати, высшего чиновничества, военных, а также церкви и университетов. В целом она являлась фактором поддержания стабильности, зачастую блокируя решения второй палаты. Старые права и свободы дворянства были закреплены в конституционной форме. Вторая палата тоже частично строилась на сословном принципе. В Баварии, например, 1/8 часть ее депутатов выражала интересы низшего дворянства и духовенства. В Бадене представительство было наиболее современным — бóльшую часть составляли депутаты от городов и чиновничества. Чиновники играли заметную роль в работе ландтагов. В Баварии в 1819 г. они насчитывали 49 % общего числа депутатов, в Вюртемберге между 1833 и 1838 гг. — половину. Чиновничество ощущало себя «всеобщим сословием», выразителем интересов всего народа. Специфическая черта раннего германского парламентаризма заключалась в том, что чиновники, слуги правительств, в то же время составляли ядро оппозиции им.
Избирательное право было ограниченным, основанным на высоком имущественном цензе; выборы — непрямыми: сначала избирали выборщиков, а те уже — депутатов. В Бадене и Вюртемберге правом участия в выборах обладали 15–17 % налогоплательщиков, в Баварии — не более 6 %. Палаты заседали не часто, но регулярно. Созывался и распускался ландтаг по воле монарха. В конфликтных случаях решение правителя ставилось выше конституции. Каждый закон, касавшийся вопросов свободы, собственности, а также налогообложения, требовал одобрения ландтага. Права законодательной инициативы депутаты не имели, свои предложения им было позволено облекать в форму петиций. Депутаты имели свободный мандат — они не были связаны обязательством представлять интересы определенной группы и могли голосовать согласно собственным убеждениям.
Формирование и роспуск правительства оставались прерогативой монарха, который, однако, уже не мог править абсолютистски. Конституционно закреплена была «ответственность министров». Каждый акт монарха требовал санкции министра, принимавшего на себя ответственность за действия правительства. Таким образом сложилось двойное, монархически-бюрократическое правление.
Южногерманские конституции содержали каталог гражданских прав. В них провозглашалась свобода личности, совести, мнений и выбора профессии, гарантировались право собственности и равенство всех перед законом. Наметилась тенденция к превращению старого сословного общества в общество равноправных граждан.
В целом южногерманские конституции служили компромиссом между «старым порядком» и новыми политическими реалиями. На их основе в Германии развились принципы конституционной жизни. Ландтаги, несмотря на полусословный способ формирования, превращались в буржуазные представительства. В ландтагах начали формироваться правительственный и оппозиционный центры. Правда, возможности парламентской оппозиции были весьма ограниченны. Ее сильнейшим оружием являлось право отклонения налогов, которое использовалось нечасто. Ландтаги стали форумом и школой немецкого либерализма, здесь происходила дифференциация направлений, конкретизация либеральной программы, оттачивалась ее аргументация. Но устойчивого взаимодействия в работе правительства и ландтагов не сложилось. Конфронтации чередовались с временным сотрудничеством, которое случалось все реже. Даже в конституционных государствах под гнетом полиции и цензуры не могла развиваться свободная общественная жизнь. Конституционализм превращался в видимость. В 40-е годы XIX в. умеренные требования либералов вступали в противоречие с оборонительной политикой правительственной бюрократии.
Прогрессивная конституционная система сочеталась в южногерманских государствах с социально-экономическим консерватизмом. Ведущие позиции дворянства в основном сохранились, хотя «реставрации» дворянства в такой степени, как в Пруссии, не произошло. Однако социально-экономические реформы застопорились. Цеховая организация реформировалась очень осторожно. Экономическая политика этих государств была протекционистской, направленной на обеспечение стабильности и устойчивого дохода. Такая консервативная линия усилилась с 30-х годов. В Пруссии, напротив, прогрессивная социально-экономическая политика совмещалась с политическим консерватизмом. Различными путями протекало развитие и других германских государств. Вольные города восстановили свои сословные патрицианские конституции и олигархическое правление. Саксония осталась старосословным аристократическим государством. В обоих Мекленбургах процветало юнкерство. Таким образом развивался раскол в германском обществе, политическая и социально-экономическая модернизация которого проходила столь трудными и различными путями.