Одиссей и сирены
Интересная деталь: в «Одиссее» нет негативных характеристик «от автора». Все, даже ведущие себя непотребно женихи Пенелопы, – богоравные, разумные и так далее. И лишь в характеристиках, вложенных в уста Телемаха, их поведение осуждается. Даже богини Кирка и Калипсо, когда называются «ужасными», то в этом подразумевается сила их чар, а вовсе не внешность.
Основной сюжет, расписанный подневно, – это путешествие Телемаха в Пилос и Спарту и обратно и путешествие Одиссея от острова Калипсо до родной Итаки. Лишь иногда однотипные действия сжимаются, но всегда указывается, сколько дней прошло между значимыми для повествования событиями. Пока Одиссей плывет на своем плоту в море, ничего не происходит. Поэтому Гомеру приходится лишь обозначать длительность этого путешествия.
Мы видим скрупулезное описание реалистичных бытовых деталей, куда вкраплены элементы чудесного, но не невозможного. Чудесное как бы скрыто за тканью реальности и вмешивается в нее так, чтобы не обнаружить себя и остаться тайной, ведомой только главным героям – Одиссею и Телемаху. Более отчетливо сказочное (если его отделить от чудесного) – невероятное, даже с точки зрения публики, очарованной рассказами Одиссея. Публика верит и не верит одновременно, и это ее развлекает. Одиссей прекрасный рассказчик.
И все же целостная поэма такого размера немыслима без записи. Даже если она поздне распалась на устные песни, то собрана заново она были в форме, близкой к исходной – письменной. Из одной письменной традиции сюжет был через устную форму транслирован в новую письменную традицию.
Где же лежал путь приключений Одиссея, о котором он повествует? Обычно считается, что все его путешествие – выдумка. Или же что оно – за пределами рационального, вне известного эллинам мира. Между тем, для неопытного мореплавателя, который не может ориентироваться по звездам и не знает очертаний берегов, все места будут таинственными и опасными. Но опишет он эти места так, что они вполне могут быть узнанными осведомленными слушателями.
У Павсания указано, что в Мегариде прибрежная скала была названа в честь Афины-Эфии (в образе утки-нырка). Вспоминая гомеровский сюжет, можно предположить, что Ино в образе нырка, которая помогла (помогла ли?) Одиссею выплыть к острову феаков, – как раз из тех мест. Догадку подтверждает местное предание, что именно здесь Ино бросилась в море, именно здесь море выбросило на берег ее труп, и она здесь похоронена.
Вполне вероятно, что и остров циклопов был где-то поблизости, поскольку в соседней с Мегаридой земле Коринфа Павсаний обнаруживает алтарь, где приносятся жертву циклопам (киклопам). Здесь же поклонение Посейдону – одно из самых распространенных. А где Посейдон, там и киклопы! Ведь Полифема, с которым столкнулся Одиссей, считали сыном морского бога.
Сирены также могли быть поблизости. Мимо них пролегал и морской путь Ясона, отправившегося за золотым руном. И тогда экипаж легендарного «Арго» спасла песня Орфея, затмившая божественные голоса сирен. Побережье о. Эгины, как отмечает Павсаний, очень опасно подводными скалами, что приводит к гибели кораблей. Здесь, похоже, погиб после Трои Аякс Ойлид, здесь же могли плыть и Одиссей, и Ясон.
Скорее всего, и феаки – вовсе не отдаленно живущее племя, а очень даже близкое к Итаке. Идеальное правление феаков напоминает Крит в период расцвета – так как о нем мог слышать Одиссей из местных преданий. Потом его пересказ трансформировался в описание некоего идеального государства.
Можно сказать, что перед нами дневниковая запись, но никак не миф или сказка. И в то же время она содержит мифы – в виде вставленных рассказов. И сказку – в виде желаемого завершения основного сюжета. Желаемое (месть женихам) становится литературным вымыслом. На это указывает особое сладострастие, которым автор сопровождает сцену уничтожения женихов Пенелопы.
«Одиссея» написана «глазами» Телемаха и Одиссея. Если Одиссей не видел, как лестригоны расправляются с командами кораблей, которые рискнули войти в их бухту, он не живописует этой картины. Он просто бежит, сломя голову, чтобы не попасть в плен кровожадному племени. То, что Одиссей или Телемах видеть не могли, Гомер не домысливает. За исключением дел божественных – диалогов богов меж собой. Надо отметить, что греческая мифология вся состояла из потока частных вымыслов и переиначиваний мифологических преданий. Греки постоянно выдумывали мифологические сюжеты – творили желаемый ими мир богов, отыскивая в них некую духовную истину, которая кристаллизовалась в более или менее устойчивых образах и сказаниях.
«Одиссея», очевидно, незаконченное произведение. В ней не разрешается вопрос о возможной мести родственников убитых Одиссеем, Телемахом и их верными рабами. А это не только жители Итаки, но и соседних островов. Можно сказать, что в одночасье родовые кланы этих островов лишились самой блестящей молодежи. Зная, что массовое убийство не пройдет без отмщения, Одиссей предлагает разыграть свадебную процессию, чтобы из своего дома добраться до дома отца невредимым. И эта операция удается. Но неизвестно, как все-таки отнеслись итакийцы к резне в доме Одиссея. Разрешение противоречия имеется в очевидно добавленном фрагменте, не имеющим отношения к Гомеру.
Также остается без завершения предсказание, которое сулило Одиссею избавление от бедствий, только если он пойдет по свету с веслом на плече. Остановиться ему предлагалось лишь среди народов, которые не знают моря и мореплавания. Опознавательный вопрос, который должен был услышать Одиссей: о том, зачем он несет на плече деревянную лопату. Вот тогда весло должно было быть вкопано в землю, и на этом Одиссей мог считать, что полностью рассчитался с богами по своим долгам. Но это уже другая история. «Одиссея» обрывается, а ее эпилог нам известен из противоречивых постгомеровских произведений.
Павсаний предполагает, что народ, не знающий моря, – это эпириоты, жители Эпира. Они, как утверждает Павсаний, ранее жили в Фессалии, а после общеэллинской экспедиции под Трою решили сменить место жительства. Действительно, Фессалия хоть и просторная равнина, но отрезанная от моря горной грядой, и от этого подверженная «потопам» – наводнениям при сильных ливнях, которые направляют в долину огромные потоки воды с окружающих гор. Но помыслить, что живущие рядом с мореходами эпириоты никогда не видели весла и «не знают моря» (да к тому же еще и соли) – совершенно невозможно.
Одиссей пускает стрелы в женихов Пенелопы
Кстати, вкопанное весло – это знак могилы. Именно так попросил устроить его могилу спутник Одиссея, которому довелось упасть с крыши дома Кирки, где он после пиршества решил прикорнуть и в результате оступился и сломал себе шею. Возможно, весло, воткнутое в землю, – это знак не конца странствий, а конца жизни.
Злой Одиссей
Одиссей до Троянской войны – добрый правитель своего острова. После войны – по сути дела, пират. В его рассказах как само собой разумеющееся поминается нападение на страну киконов (где Одиссей и его спутники, занявшиеся грабежом, получили решительный отпор), потом грабеж повторяется в истории с циклопом Полифемом – в общем-то мирным скотоводом. Заканчивается все плохо – съеденными священными овцами и коровами Гелиоса, что привело к гибели последнего корабля и последних спутников Одиссея – Зевс такого безобразия не стерпел, хотя и мог снизойти до положения морских странников, которые застряли на острове Тринакрия и мучились голодом. Собственно, их там удерживала буря, которая стихла как раз в тот момент, когда стада священных животных были употреблены в пищу. Но стоило Одиссею выйти в море, как Зевс ударил в его корабль молнией.
Судя по сообщению Гомера, численность голов в стадах Гелиоса – 700 штук. Число спутников Одиссея – заметно менее 50. Месяц они питались запасами с корабля и выловленной рыбой. Потом шесть дней ели священных животных. Каков мог быть ущерб стаду за это время? Скорее всего, очень незначительный. Десяток-другой голов, не более. Но Гелиос не стерпел, а Зевс не простил. Предсказание Кирки, о котором Одиссей предупреждал спутников, свершилось. Все они погибли. А Одиссею предстояли новые скитания.
Ослепление Полифема
Заметим, что здесь снова можно видеть достаточно слабую морскую подготовку Одиссея и его спутников. Они не могут плыть без попутного ветра. А целый месяц ветры дуют либо с востока, либо с юга (Евр и Нот), а по отношению к Итаке Одиссей со спутниками находится где-то в западной части Средиземного моря. Они также слабо приспособлены не только к ловле рыбы, но и к ее употреблению в пищу. Им хочется мяса, и они решаются на святотатство, несмотря на запрет Одиссея, объяснившего, чьи это стада. Голод пересиливает трепет перед богами.
Что Полифем сожрал несколько спутников Одиссея – фантастическая выдумка, чтобы оправдать наглый грабеж. Вряд ли Полифем мог быть каннибалом. В его хозяйстве овцы и козы, и он пьет молоко и ест сыр. Греки же предпочитают свиней и коров, чье мясо они в течение всего повествования беспрерывно едят, запивая вином. Лишь однажды в сюжете появляется какое-то иное блюдо: запеченная в желудке кровь, перемешанная с жиром – нечто, напоминающее похлебку спартанцев, вкусовые свойства которой за пределами Спарты как-то не слишком ценили. Молоко и сыр встречаются в «Одиссее» лишь когда Менелай рассказывает о своем пребывании в Ливии. И там в перечне пищевого изобилия (рациона Полифема, добавленного к эллинскому) вино не встречается.
Полифема спутники Одиссея не только ослепили, но и ограбили: сгрузили всех его коз и овец на свой корабль, отплыли подальше, да еще и насмехались над искалеченным. Что Полифем – сын Посейдона, и тот мстит Одиссею за обиду, является неподтвержденной причиной его злоключений. Полифем, взывая к Посейдону, вовсе не уверен, что тот – его отец. В его словах сомнение: «Если я впрямь тебе сын и хвалишься ты, что отец мне…».
Если увидеть за фантастическим рассказом Одиссея реальность, то она такова: он со спутниками напал на Полифема, который убил нескольких нападавших, защищая свой дом. Но его одолели и ослепили, а потом ограбили, присвоив себе все его стадо и обрекая его на мучительную голодную смерть. Да еще потешаясь над его безнадежным положением. За что? В «Одиссее» вполне ясно указано, что Полифем пренебрежительно отозвался о законах гостеприимства, которые диктует Зевс. Зевс ему не указ, его бож