— Кто такие The Smiths? — с невозмутимым лицом спросил Карл.
Парень поспешно исчез.
В Лондоне мы дали интервью гей-журналу под названием «Рывок». Их музыкальный обозреватель, Мэтт Грей, связался с «Фэрнис Рекордз», после того как увидел рецензию на «Жесткие тени». Нам пришлось потратить немало времени, чтобы добраться до офиса журнала в Бэрон-корт из нашего отеля в Тоттенхэме. Хотя Карл прожил здесь год в восьмидесятых, он запутался в каменных лабиринтах подземки. Мы оба маялись похмельем и пребывали в мрачном настроении. Йен решил с нами не ходить. Когда мы добрались, опоздав на полтора часа, нам пришлось ждать в приемной, точно мы пришли на собеседование по поводу работы.
Наконец появился Мэтт: высокий юнец лет двадцати с обесцвеченными волосами и в майке с портретом Кайли Миноуг. Он провел нас в офис, где пол был завален журналами и компактами. Мы сели на диван, обитый искусственной кожей; Мэтт устроился напротив нас на вращающемся стуле. Позади него пустой экран огромного телевизора отражал серое осеннее небо.
— Боюсь, времени у нас маловато, — сказал он. — Значит, «Треугольник». Вы двое — любовники, верно?
Карл пробормотал в знак согласия.
— Устраивайтесь поудобнее на диване, можете даже обняться, я не возражаю. А как насчет вашего барабанщика? Он один из нас?
— Нет, — сказал Карл. — Он один из нас. Мы в первую очередь группа. Тот факт, что…
— Вот что меня больше всего в вас беспокоит, — оборвал его Мэтт. — Вот почему я хотел уточнить, что вы оба открытые геи.
— Вы слишком многое предполагаете, — сказал Карл. — Послушайте, может мы поговорим о музыке?
— Разумеется. На вашем альбоме есть очень гомо-эротическая песня — «Его рот». Об отношениях слуга-господин. Это важно для вас?
— Она скорее о близости и человеческой памяти, — сказал я. — Любовник превращается в икону в твоих воспоминаниях. Ты ищешь в нем какие-то особые черты, и они превращаются в магию.
Мэтт поднял брови, точно удивляясь тому, что получил такой осмысленный ответ от бас-гитариста. Карл ничего не добавил.
— Ммм. Понимаю, о чем вы. Но это единственная настоящая гей-песня на альбоме, верно? Не считая «Загадки незнакомца». И в «Третьем пролете», про парня, которого избивают, это явно про драку геев.
— Вообще-то нет, — сказал Карл. — Она посвящена черному парню, которого чуть не убила банда неонацистов в Бирмингеме в прошлом году. Они охотились за ним в высотном доме, где он жил, и выбросили его из окна его собственной квартиры. Затем спустились за ним по лестнице, а он не смог убежать.
— Вам нужно было поподробнее рассказать об этом в песне. Я хочу сказать, вы использовали эту историю, но не растолковали ее. В ваших песнях есть гомосексуальные темы, но есть и гетеросексуальные в паре песен, в «Дороге в огонь» — у парня есть женщина и ребенок, ждущие его. Это ведь не про вас, верно?
— Ну я был женат. И девушек у меня было больше, чем парней. Кроме того, речь идет о лирическом герое, а не обо мне.
Мэтт возвел глаза к небесам.
— Пожалуйста, приберегите это для музыкальной прессы. Меня вы не убедите. По моему опыту, все так называемые бисексуалы обычно или завравшиеся гетеросексуалы или завравшиеся гомики.
— Вам бы следовало набраться побольше опыта, — сказал я.
Карл рассмеялся.
Мэтт бросил на меня взгляд, а затем снова уставился на Карла.
— Как вы можете говорить, что вы бисексуал, когда у вас такой умненький, хорошенький бойфренд?
Я почувствовал, что краснею. Господи, этот парень знает, как манипулировать людьми. Карл попробовал объяснить еще раз.
— Сексуальность — это всего лишь одна из сторон нашей жизни. В песнях мы пытаемся охватить более объемную картину мира. Если вы признаете, что другие вещи не менее важны, это еще не значит, что вы отрицаете вашу сексуальность.
— Вы сами себе противоречите, — манерно протянул Мэтт. — Если вы на самом деле не голубой, то это всего лишь опыт, почему бы вам не писать песни о гетеросексуальных вещах, вроде пива или футбола? Почему вы заимствуете идеи из гей-культуры…
— Что? — У Карла был угрожающий вид. Какая-то часть меня сочла ситуацию ужасно депрессивной, другая же с трудом сдерживала смех.
— Значит, мне нужно ваше разрешение, чтобы сосать чей-нибудь член?
— Если это не мой, то нет. Все, о чем я говорю, это то, что вы отрицаете гомосексуальность вашей музыки. Это просто обычный инди-рок с добавкой гомосекса. В ней нет истинной голубой чувственности. Нет утонченности или брутальности.
Карл сделал глубокий вдох, затем устало сполз на диване.
— Если хотите знать, какой я гей, просто повернитесь и нагнитесь. Можно я задам вам вопрос? Зачем вы пишете о музыке, если она вас не интересует?
Мэтт посмотрел на часы.
— Я теряю с вами время. — Он встал и старательно расправил свою футболку. — Пойдемте, мальчики, я провожу вас до выхода.
Он вывел нас в приемную, затем пропустил нас вперед на выходе. Когда я проходил мимо него, он похлопал меня по заднице, я с трудом сдержал порыв расквасить ему физиономию.
— Наверно, я не стану использовать этот материал, — заявил он. — Это ваша вина. Вы пришли сюда с негативным настроем.
Мне снова показалось, что это собеседование при приеме на работу, когда на выходе ты понимаешь, что провалился.
По дороге в отель Карл молчал, поджав губы. Коротко рассказав Йену о том, что случилось, мы больше не касались этого интервью до глубокой ночи. Мы вдвоем вернулись в Бирмингем и пили в квартире Карла, слушая альбом Kitchens of Distinction «Любовь это ад». Карл посмотрел на меня поверх пустого стакана, качая головой.
— Я не был враждебно настроен. Это он провоцировал меня всю дорогу. Много ли мостов между музыкальным миром и миром геев? The Kitchens, Husker Du, Том Робинсон. Большинство гомиков слушают дерьмо вроде Эрты Китт и Дани, мать ее, Миноуг. Это все равно что сказать — если ты любишь кого-то, то должен изменить свою внешность, музыкальный вкус, всю личность целиком, вот просто так. Но ты не можешь этого сделать. Он посмотрел на меня и взял меня за руку:
— Я люблю тебя, Дэвид.
— Я тоже тебя люблю, — сказал я, в голове у меня все спуталось от вина и дурных предчувствий. То был первый раз, когда мы сказали это друг другу. Возможно, нам не стоило этого делать. Я купил два номера «Рывка», но интервью в нем так и не появилось.
Мы намеревались провести сентябрь, репетируя и работая на новым материалом для тура. Но мы с Карлом почти ничего не писали. Мне нужны были его тексты, чтобы построить вокруг них свою музыку, а того, что нужно было Карлу, ему найти не удавалось. Мы заказали время для репетиций в «Рич Бич Студиоз» в Эдгбастоне, оно было потрачено на эксперименты с оставшимися треками и альтернативными аранжировками. Одну песню мы записали в то время — «Потерянный вид», вдохновленную одним из наших любимых прогулочных маршрутов в Эрдингтоне: через Уиттон-лейкс к окраине предместья Бруквайл, откуда была видна окраина Спагетти-Джанкшн и через Астон к центру города. «В день, когда твой дом развалился/ Ты бежал по выжженному склону/ Отыскивая обломки/ Но нашел лишь это». Мы решили, что она слабовата и не стали включать ее в следующий сет.
После недоразумения с «Рывком» Карл решил на время завязать с интервью.
— Мы попадаем в ловушку разговора, — сказал он. — Это все чушь из вторых рук. Нам нужно просто играть. Пусть музыка говорит за нас.
Он пил больше, чем когда-либо раньше, но старался скрывать это. Внезапно, посреди дня он начал трястись и весь покрылся потом, он списывал это на желудочную инфекцию, которую подцепил в Амстердаме. Я встревожился и уговорил его сдать анализы на ВИЧ в Центральном госпитале Бирмингема. Он настоял, чтобы мы сделали это вместе, хотя я проверялся в 1991 году, а он не делал этого никогда.
— Нам нужно начать с нулевого уровня, — сказал он. — Чтобы в точности выяснить, где мы оба находимся.
У обоих результаты оказались отрицательными. Но этот опыт настолько сказался на Карле, что он на несколько недель совсем отказался от секса, для меня это было куда более тягостным, чем его неверность. Чтобы компенсировать недостаток секса и сохранить отношения, я попробовал пить наравне с ним, но потерпел крах. Карл никогда не нуждался в сексе так, как я, но я не знал, в чем же он нуждается. В конце сентября он отправился нанести ряд визитов, вкратце объяснив, куда направляется: родители в Ковентри, жена и дочь в Олдбери, друзья в Лондоне и Манчестере. Точно он не мог усидеть на месте, но не знал, куда бежать, ему нужно было ощущение движения, а выпивка его больше не давала. Он сообщил мне, что рассказал о нас своим родителям. Его отец спросил его: «Так кто же из вас мужчина, а кто женщина?» Он не жаждал, чтобы я с ними встречался. Так странно, что мы сделали это. Разнесли в клочья наши жизни, точно это были записи, которые мы сможем перемикшировать позже.
Глава 9Эпизод
Дневной свет коснулся камня,
Воспламеняя твою кровь.
Первые выходные октября я провел у матери в Эксетере. Теперь она жила одна, но у нее было множество друзей и серый кот со странно-неподвижной мордой, как у героев старых немых фильмов. Я вернулся в Бирмингем вечером в воскресенье и позвонил Карлу со станции, чтобы предложить встретиться и выпить. Последний раз я видел его в пятницу утром, после того как провел у него ночь. К нему завалились Стефан и Джеймс, я ушел, оставив его беседовать с ними, и лег спать. Когда Карл присоединился ко мне, он не стал меня будить. Он был неразговорчив в то утро, как и всю неделю до того. Я ушел, когда он еще лежал в постели.
Телефон прозвонил раз десять, но ответа не последовало. Карл ненавидел автоответчики. Мне хотелось повидаться с ним, убедиться, что он в норме. Тур начинался во вторник, нам было нужно еще порепетировать. Обычно помешанный на контроле, Карл выказывал странное отсутствие интереса к делам группы. Возможно, когда он начнет играть с «Треугольником», он з