То есть теперь он больше склонялся к компромиссу, полагая, что, скорее всего, имеются люди, которых называют колдунами и ведьмами за то, что они могут такое, что не под силу обычному человеку. Однако слухи и рассказы об их способностях весьма и весьма раздуты.
Он и в могуществе ведьмака изрядно сомневался. Да, без сомнения, Маньяк и впрямь обладал какими-то свойствами гипнотизера, и достаточно сильного. Сумел же он как-то подсобить той девке со сломанной ногой, когда они зимой возвращались из новгородских лесов – прямо маг и волшебник. А во всем остальном, особенно в его способностях быть при необходимости оборотнем, в умении управлять пчелами, разгонять в небе тучи… гм… извините. Хотя нет, про тучи он убедиться как-то раз успел – была возможность. Да и про пчел тоже – сам просил его показать. А вот в оборотня ведьмак оборачиваться не стал, сославшись на то, что у него тогда на самого князя силенок не останется, чтоб подсобить в случае нужды.
То есть полной веры у него еще не было, но и бодрого отрицания уже не получалось – факты, увиденные собственными глазами, знаете ли, вещь упрямая. Словом, теперь в нем преобладал здоровый скептицизм с определенным допуском веры во все, что он видел воочию. Но не говорить же Маньяку обо всем этом – еще обидится. Тем более что от клятвы своей тот все равно не отступится и свой срок до осени отсидит возле Константина честно, но будет ходить и дуться. А обиженный ведьмак – зрелище еще то.
Это Константин хорошо понял, причем уже давно – имел такую возможность во время своих поездок. Вот, помнится, как-то раз, спустя день с тех пор, как он впервые повстречал Ростиславу… Или это произошло через два дня? Нет, точно через день. Он тогда ляпнул что-то, не подумав, поскольку вообще ни о чем не думал и ничего не соображал. Ох, что было, что было…
Но тут Константин неожиданно поймал себя на мысли, что давным-давно, едва только начав вспоминать любой эпизод той поездки, он четко делит их на два этапа – до и после встречи с Ростиславой. Тверь миновали на следующий день после встречи с нею, Торжок – за день до свидания и так далее.
Вся война с владимиро-суздальскими князьями тоже практически не помнилась, разве что Коломна. А потом сразу его шатер возле Переяславля-Залесского, а в нем неожиданная, но такая долгожданная гостья – ОНА.
И тут же мрачной черной тенью вода Плещеева озера, его отчаяние и его радость. А еще последующее утро. Это было, пожалуй, его самое любимое воспоминание. Да еще ее поцелуй перед отъездом – нежный, страстный и в то же время такой целомудренный.
И вновь в памяти возникали нежные черты лица переяславской княгини, ее тонкий носик, ее изогнутые ресницы, настолько длинные, что таких Константин ни разу в жизни не встречал. А еще глаза. Глаза вообще вспоминались в первую очередь. Впрочем, во вторую тоже. И в третью. И в…
«Да что же это такое, – рассердился он. – Ну когда ж она улетучится из памяти?! Сколько можно терпеть?! Пора бы запомнить, что она жена моего заклятого врага – и точка! Неужели непонятно, что все воспоминания о ней надо собрать в один большой узел и… Ну, пусть даже не выкинуть – все равно ничего не получится, но спрятать подальше. Так сказать, приберечь до лучших времен».
И он грустно вздохнул.
Печальный княжеский вздох Маньяк явно отнес на свой счет и, приободрившись, перешел к изложению сути своего дела.
– Ай и впрямь подсобить бы согласился? – осторожно осведомился он.
«Наверное, денег хочет», – мелькнуло в голове, и Константин бездумно ляпнул:
– Ну конечно.
– Тогда, стало быть, так, – заторопился ведьмак. – Дабы роту, коя мною Всеведу дана, не порушить и мне со всем управиться, я вот чего удумал. Надобно нам с тобой вдвоем пойти в Кривули. Я бы мигом управился. А всем, кто спрашивать будет, скажу, будто ты братан мой двухродный и пришел задницу[59] поделить по-честному. Ну, там, скажем, гривенок пять. Все поверят, не сумлевайся. Так ты, княже, как – согласный?
– Гривны? – очнулся Константин.
Добрую половину речи ведьмака он еще витал в грезах и потому не услышал, но не сознаваться же ему в этом. Обиженный Маньяк – это… Впрочем, он уже говорил.
– А что гривны? – и князь пренебрежительно махнул рукой. – Конечно, согласный я. Об чем речь. И вообще, дружище Маньяк, не в гривнах счастье. Уж ты мне поверь.
– Вот и ладно, вот и славно, – засуетился ведьмак. – Стало быть, завтра поутру и выйдем вместях. Там, правда, Веселый лес на пути встретится, ну да мы с тобой его засветло минуем, чтоб, значится, спокойнее было.
– Стоп! Какое завтра? Какой еще веселый лес? Какое вместях? Ты о гривнах говорил – я их тебе дам, а чтоб вместях – не было такого уговора! – завопил Константин, понявший, что его надули.
– Поздно, князюшка, – радостно осклабился Маньяк. – Ты роту мне дал, а теперь хочешь свое слово назад взять?
– Хочу, – простодушно заявил Константин.
– А я не отдам, – издевательски ухмылялся Маньяк. – Ты слово кому дал, мне?
– Ну.
– А раз так, то оно ныне мое стало. Я сам твою речь слыхал у половецкого хана. Там ты именно так сказывал. Так что теперь я что хочу с твоим словом, то и сотворю. Восхочу – назад верну, а коли нет, то…
– А ты не хочешь? – вопрос прозвучал столь жалобно, почти по-детски – уж больно выходной образовавшийся терять не хотелось, что ведьмак, сокрушенно вздохнув, махнул рукой:
– Да забирай, чего там. Сказал бы сразу, что Веселого леса испужался, а то…
– Ничего я не испужался, – передразнил его Константин. – Просто дел много. И что уж тебе так приспичило?
– Именно что приспичило, – буркнул Маньяк. – Я же давно чую – неладно там. А ныне, прямо с утра самого, и вовсе шибко неладно стало, – и, решив, что еще есть шанс уговорить, зачастил: – А ежели ты про Веселый лес чего думаешь, так я же сказываю – засветло мы его пройдем, а днем там завсегда тихо, – но, подумав, честно уточнил: – Почти завсегда.
– Да не боюсь я твоей нечисти, тем более что не очень-то верю в нее. Может, и есть там, конечно, что-то загадочное, – тут же поправился он. – Но не до такой уж степени, как ты мне тут расписываешь. И вообще, мне что днем, что ночью – все едино. Только дел много. И так не успеваю.
– Так оно все поначалу храбрость свою кажут. Грудь колесом, мол, князь я, не по чину мне страшиться. А как до опушки дойдут, хоть и засветло – глядь, а порты-то мокрые.
– Ну ты и хам, – вынес вердикт Константин.
– Это кто ж такой? – подозрительно уставился на князя ведьмак. – Обозвал ты меня, что ли?
– Ну, это человек… который… который всегда правду в глаза князьям говорит, – нашелся Константин.
– А-а-а, ну это ты верно сказал, я хам, – охотно согласился Маньяк. – А Веселого леса не ты один страшишься – многие пужаются. Я и сам-то его боюсь. Там и тропинки-то почти позарастали – больно мало народу ходит. А еще меньше выходят, – сразу уточнил он. – Так что про пужливость я не в зазор тебе сказал.
– Да ты и мертвого уболтаешь, – не выдержал Константин. – Такие страсти-мордасти напустил, что меня и впрямь интерес разобрал. А сколько тебе дней надо?
– Да три, от силы четыре.
– Три дня, не больше. Согласен, но с условием, что через твой Веселый лес только ночью пойдем.
– И не боишься? – вытаращил глаза Маньяк.
– Сказал же, что нет. Значит, завтра поутру и поедем.
– Токмо до рощицы, – предупредил ведьмак. – А там коней стреножим и чрез лужок аккурат к лесу выйдем. А то ведь в Веселом больно коней не любят. С ими, да еще ночью, чрез Веселый соваться – лучше сразу самому в домовину залезть.
– Хорошо, – согласился Константин и на это условие. – Но гляди, Маньяк. Если ты мне там ни одной ведьмы и ни одного колдуна не покажешь…
– Как это не покажу, – возмутился ведьмак. – Там одна Васса чего стоит. Ох и зловредная баба. Опять же колдун матерый. Я с ним сколь годов ведаюсь. Я с ним бывалоча…
– Я спать пошел, – оборвал его воспоминания Константин. – Завтра рано вставать.
Небольшое сожаление у него, конечно, оставалось. Пропали выходные, как есть пропали. С другой стороны, любопытство разбирало – какими его чудесами Маньяк угостит? И вообще, что это за ведьмы такие и чего они там могут? За всю свою жизнь ему пока что так и не довелось хоть с одной пообщаться. Посмотреть бы – как они выглядят.
Вот про Веселый лес ему почему-то особо не думалось. Ну чего там-то необычного может быть: змеи кишмя кишат, зайцы из кустов на людей прыгают или медведи на деревьях гнезда вьют? Может, и имеются какие-нибудь необъяснимые аномалии, но это такая ерунда, а вот ведьмы – это и впрямь интересно…
– И ежели что, – на ходу инструктировал ведьмак постоянно зевающего князя, когда они, оставив коней у рощицы, уже вовсю топали по лужку, держа курс на чернеющий неподалеку лес. – Так ты не забудь, что ты братан мой, а ко мне заехал, дабы гривны поделить, что нам с тобой от деда достались. Ты взял с собой гривны-то? – Маньяк даже остановился.
Константин в ответ красноречиво похлопал себя по вместительным карманам, которые в ответ откликнулись чем-то мелодичным.
– И сколько там их звенит? – поинтересовался напарник князя.
– Десяток прихватил. Или больше надо было? – встревожился Константин.
– С ума сошел, – даже замахал руками Маньяк. – За глаза хватит. И того много.
Черная полоса леса постепенно становилась все ближе и ближе, неуклонно продолжая увеличиваться в размерах. Покосившись на нее, а затем – с опаской – на своего притихшего спутника, ведьмак решил слегка приободрить его перед предстоящим испытанием. За себя-то он не боялся – хаживал уже через него и не раз, когда днем, но чаще именно ночью, а вот князь мог по первости и глупостей натворить. А глупость в Веселом лесу особого сорта. От обычной она тем отличается, что первая зачастую может и последней стать. То есть допустить человек ее мог лишь один раз. Вторую попросту некому делать будет.