В рамках «освобождения» Бессарабии в КВО 12 июня было объявлено о «возможных действиях наших частей и их соответствующей подготовке». Уже 19 июня в Каменец-Подольск с военно-химического склада № 396 (Белозерье, Черкасская обл.) прибыли люди и имущество головного химсклада № 1755 для 5-й армии. Сутками раньше в Станиславове (ныне это Ивано-Франковск) был создан головной химсклад для 12-й армии (усилиями нового военно-химического склада № 587, только недавно обосновавшегося во Львове). Головной химсклад 9-й армии был образован на ст. Раздельная. К 26 июня на театр военных действий из ПриВО прибыли два огнеметных батальона, чья техника была способна не только и не столько к огнеметанию, сколько к заражению СОВ объектов будущего противника. Они разместились в двух точках: 221-й батальон — в районе Львова, 194-й — в районе Каменец-Подольска. Химические роты и взводы КВО были приведены в боевую готовность вместе со своими частями. Химические роты шести укрепленных районов имели на вооружении 36 БХМ и 39 машин АРС (раньше их называли БХМ-1). Химические роты четырех химических танковых бригад (26-й, 36-й, 38-й и 49-й), имевшие на вооружении 94 химических танка ХТ-26 и 29 машин АРС, с 22 июня были готовы к боевой работе «в атмосфере ОВ». Наступающие части получили, кстати, дополнительно 30 тыс. противогазов с военно-химического склада № 296 в Селещине (ХВО) [364].
Что до уровня самостоятельности частей в применении средств химического нападения, то он определялся указанием, полученным войсками со стороны военно-химической службы: «Применение ядовитых дымов частями фронта — только особым распоряжением фронта» [364]. Не Москвы, а фронта!
Впрочем, и на этот раз обошлось: злокозненная Румыния отдала Красной армии Бессарабию без применения отравы.
Война, известная как «незнаменитая» (в СССР) и «зимняя» (в Финляндии), в исторических хрониках обычно скромно именуется советско-финляндским конфликтом 30.11.1939 — 12.3.1940 гг. Официально считается, что поводом для войны стал инцидент, случившийся 26 ноября 1939 г. на границе у деревушки Майнела. После этого Советский Союз отказался от совместного расследования и просто расторг советско-финляндский пакт о ненападении.
На самом деле готовился тот конфликт загодя. Как пишет в своих мемуарах самый активный участник событий — командарм 2-го ранга К. А. Мерецков (1897–1968) [768], еще в конце июня 1939 г. его вызвал к себе в Кремль И. В. Сталин, дав задание начать подготовку к отпору спрогнозированной «агрессии» Финляндии. Во время той памятной встречи будущий освободитель города Выборга — второго по величине во всей Финляндии — получил от И. В. Сталина задание в течение двух-трех недель подготовить план «контрудара по вооруженным силам Финляндии в случае военной провокации с их стороны».
И в кремлевском кабинете И. В. Сталина он даже был познакомлен с главой правительства будущей «демократической Финляндии» О. В. Куусиненом (1881–1964). Не будем забывать, что уже на другой день после начала войны советские газеты объявили, что «в освобожденном финском городе Териоки сформировано народное правительство Финляндской Демократической Республики». А в конце июля К. А. Мерецков вновь был в Кремле, где докладывал план будущего «отпора агрессорам» уже не только И. В. Сталину, но и К. Е. Ворошилову. Дальше автор воспоминаний любовно описывает многочисленные встречи в Кремле, а также лиц, в них участвовавших, в том числе В. М. Молотова и К. Е. Ворошилова [768]. Фактически вторжение в Финляндию началось не в августе-сентябре, как следовало из пропагандистской песни, заранее подготовленной «группой обеспечения» по заданию организаторов войны, а лишь в конце ноября. Нельзя, впрочем, не отметить, что К. А. Мерецкову [768] все-таки отказала память, причем именно в тот момент, когда от самолетов и танков надо было перейти к разбору химической составляющей «зимней» войны. Однако, прежде чем дополнить забывчивого командарма, обратимся к оценке химической готовности запланированного «агрессора», которому после будущего советско-германского сговора 1939 г. предстояло оказаться в сфере интересов СССР.
Из отчетных данных, подготовленных после той войны, вырисовывается следующая картина. В апреле 1940 г., то есть вскоре после окончания войны, армии Северо-Западного фронта (СЗФ) отчитались перед командованием о фактической стороне дела. Так вот, 9-я армия доложила, что «за период военных действий на фронте 9-й армии средства химического нападения противником не применялись. Ряд донесений о применении ОВ противником после расследования оказывались неправильными». Доклад 8-й армии был более подробен. Оказалось, что за двухмесячный «подготовительный период» (любопытная формула, если учесть, что официально все началась внезапно, причем именно «вероломной» Финляндией) наши «войска людскими противогазами были обеспечены на 100 %». Когда же 8-я армия перешла государственную границу, то обнаружила более чем удивительное: «личный состав частей противника противогазами обеспечен не полностью — ориентировочно на 50–60 %». Так что и эта (8-я) армия не могла не доложить в Москву очевидное: «противник средства химического нападения не применял». Все эти секретные откровения появились, однако, лишь после войны с Финляндией. А вот во время той войны ситуация развивалась совсем иначе.
Со стороны СССР в войне с Финляндией участвовало шесть армий СЗФ, в который был превращен на время зимней войны Ленинградский военный округ — 7-я (направление главного удара, командующий К. А. Мерецков), 8, 9, 13, 14 и 15-я армии. В отношении химического противостояния реальная фабула была такова. 7 декабря 8-я армия во время наступательных боев при переправе через реку Уксун-Йоки применила дымовую завесу нейтрального (так было доложено в Москву) дыма, причем «противник поспешно отступил под моральным воздействием появившегося дыма. Через три дня был перехват финской широковещательной радиопередачи, где финское командование заявило о применении Красной армией в этом районе ОВ».
Таким образом, армия Финляндии не только не собиралась вести против СССР химическую войну, она просто не была к ней готова. Более того, создав надежнейшую в оборонительном отношении линию Маннергейма (на всю глубину от 80 до 100 км это была сплошная линия стальных, железобетонных и бревенчатых орудийных и пулеметных дотов и дзотов; до 30 рядов колючей проволоки; противотанковые рвы и надолбы; населенные пункты, превращенные в укрепленные узлы, и т. д.), армия Финляндии была готова пугаться по таким пустяковым поводам, как обычная дымовая завеса нейтрального дыма. С точки зрения обоснований все остальное было делом пропагандистской техники.
В конце декабря командование СЗФ РККА определило для себя признаки применения Финляндией химоружия. В Москву было доложено, что 24 декабря во время бомбардировки командного пункта штаба 8-й армии финская армия будто бы использовала авиационную бомбу с синильной кислотой (и была та бомба единственной из десяти, которые были применены в тот день). Так это было на самом деле или не так, в наши дни установить уже невозможно: отбор пробы летучего ОВ из той подозрительной бомбы выполнил склад № 1752 (Петрозаводск), очень удаленный от переднего края, причем с задержкой по времени. Да и сам анализ произвела тыловая лаборатория ЛВО.
Из переписки:
«Начальникам химических
войск фронтов, армий.
1. За период боевых действий Красной армии против белофиннов, по донесениям начхимвойск армии, имелись следующие случаи применения противником ОВ: на фронте 8 армии с самолета сброшена одна химбомба, снаряженная синильной кислотой, обстрелян 108 сп химснарядами (4 снаряда) типа фосген (проба не взята), при ведении боя ОРБ-56 обнаружены и уничтожены 7 химических мин с неизвестным ОВ. На участке 1 ск и Карельском перешейке частями Красной армии захвачено несколько ядовитых свечей, снаряженных хлорацетофеноном…
Отсюда наша задача организовать службу ПХО (особенно химическую разведку и наблюдение), так чтобы противник не мог застать нас врасплох и нанести поражение отравляющими веществами…
Начальник химуправления Красной армии
комбриг Мельников, 15 февраля 1940 г.» [357]
Особенно удивителен тот факт, что в химические агрессоры зачислили именно синильную кислоту (XV). Известно, что союзная финской немецкая армия после 1941 г. немало подивилась успехам Красной армии в готовности к применению синильной кислоты — в те годы с точки зрения технической эта проблема была трудно разрешимой, и она не решалась [34]. А в СССР ее решили.
Остается добавить, что средством обнаружения ОВ в полевых условиях служила в те дни сумка химика-разведчика СХР-3. Ее способность выполнять реальные измерения была по достоинству «оценена» начальником химической службы СЗФ после того, как в штаб 7-й (ударной) армии было доложено с переднего края о применении противником синильной кислоты. Проверка показала, однако, что индикаторная бумажка на синильную кислоту (средство обнаружения из той самой сумки СХР-3) на самом деле изменяет цвет не только от действия самой синильной кислоты, но и от таких веществ, как кислород, жидкий дегазатор, а также диметиланилин и пара-диметиламинобензальдегид.
В общем, если учесть, что в индикаторных бумажках на другие ОВ в той сумке СХР-З уже содержались такие пропитки, как диметиланилин и пара-диметиламинобензальдегид, то доклад с фронта об «обнаружении» 24 декабря 1939 г. синильной кислоты финского происхождения вовсе не удивителен. Впрочем, даже если отказаться от высказанного подозрения, то и в этом случае индикаторная бумажка могла изменить свой цвет просто от кислорода, а его в морозную зиму 1939–1940 гг. было на переднем крае очень много.
Успехов на фронте меж тем не было никаких. 14 декабря 1939 г. за развязывание войны с Финляндией Советский Союз был дружно исключен из Лиги Наций (против исключения не проголосовал никто), а через нед