хию»10.
Из этого отрывка ясно, что Варнава не просто пошел домой к Савлу и увидел его там. Какое-то время он потратил на поиски. Ах, если бы Лука рассказал подробнее, как это происходило: как Варнава искал Павла и как убеждал его принять участие в великой миссии. Сколь бесценны оказались бы подобные сведения! А так все, что мы знаем, — то, что два друга встретились, после чего Павел приехал в Антиохию. Пребывание в этом шумном, суетном городе оказалось серьезным испытанием для будущего апостола. Я бы сказал, тяжкой, но полезной подготовкой к проповеднической деятельности.
Интересно, спрашиваем мы себя, как выглядел Павел, прогуливавшийся по улицам Антиохии? Если верить традиции, опирающейся на апокрифическое евангелие второго века под названием «Деяния Павла и Феклы», то мы увидели бы перед собой «мужа низкорослого, лысого, с ногами кривыми, с осанкою достойною, с бровями сросшимися, с носом немного выступающим, полного милости; и то являлся Павел как человек, то ангела имел обличье».
Да уж, прямо скажем, данное описание далеко от идеального портрета апостола, к тому же созданного через много лет. Трудно предположить, что автор таким образом хотел польстить святому Петру. Скорее, это истинное описание живого человека, каким его видели современники.
Известно опять-таки, что когда Павел и Варнава проповедовали язычникам, то те в простоте своей приняли их за богов: Варнаву за Юпитера, а Павла лишь за Меркурия, посланца Олимпа. Это доказывает, что из двух проповедников Варнава обладал более импозантной внешностью. Во Втором послании к Коринфянам мы находим строки, где автор сам себя характеризует: «Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен»11, далее он цитирует своего оппонента, который пишет о Павле: «в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна».
Из этих замечаний мы можем сделать вывод, что известный художник Рафаэль вряд ли избрал бы апостола для того, чтобы изобразить на ступенях Ареопага. Однако следует делать скидку на чисто восточный стиль поведения: тут человек воспитанный и вежливый нередко говорит о себе с подчеркнутым самоуничижением. Например, хозяин дворца говорит, приглашая в гости: «Окажите милость, войдите в мою скромную хижину». А красивый и чрезвычайно популярный оратор может, руководствуясь тем же принципом, сказать о себе: «Простите вашего покорного слугу, страшно уродливого и к тому же заику».
В конце концов, если бы Павел действительно имел внешность столь непритязательную и заурядную, то как объяснить следующий эпизод? Известно, что римский офицер Клавдий Лисий арестовал Павла в Иерусалиме, приняв по ошибке за опасного египетского подстрекателя, который призывал толпы идти на Масличную гору и обещал им продемонстрировать всяческие сверхъестественные чудеса.
Как бы то ни было, а одно известно доподлинно: Павла мучил некий таинственный недуг — «жало в плоть», как он сам говорил, — доставляя ему множество страданий и унижений. Природа этого заболевания интригует многие поколения ученых исследователей. Высказывались предположения, что в качестве этого «жала в плоти» могли выступать эпилепсия, малярия, сильные головные боли, заикание, болезнь глаз или рожистое воспаление.
Гипотезу о малярии выдвинул сэр Уильям Рамсей, который и сам страдал от этого заболевания, подхваченного во время экспедиции в Малую Азию. Он сопоставил собственные переживания с симптомами павловского недуга и изложил свои выводы в книге «Святой Павел, путешественник и римский гражданин».
Данной болезни особо подвержены люди определенной конституции. Всякий раз, как их организм подвергается повышенной нагрузке, он оказывается легкой добычей малярии, которая тут же возобновляется в виде изнурительных и чрезвычайно мучительных приступов. В такие периоды человек полностью теряет работоспособность, оказывается слаб и беспомощен перед лицом грозного заболевания. Вместо того чтобы исполнять свои обязанности, несчастный лежит, обуреваемый дрожью, обливаясь холодным потом. Он испытывает презрение и отвращение к самому себе и подозревает, что окружающие разделяют его чувства.
Мне неоднократно доводилось видеть таких страдальцев на окраинах восточных городов: нищие валялись на грязных подстилках, сотрясаемые лихорадкой так, что зубы стучали. Окружающие предпочитали обходить их стороной, во взглядах читалось не сочувствие, а отвращение.
Епископ Лайтфут провел анализ и предложил список признаков, которым должно бы соответствовать заболевание святого Павла:
1. Болезнь вызывает острые страдания.
2. В результате человек испытывает разительный контраст между возвышенным состоянием духа и беспомощным физическим состоянием; как следствие, страдает его достоинство.
3. Приступы болезни чинят непреодолимые препятствия для успешной деятельности проповедника.
4. Недуг, как правило, обрушивался именно во время чтения проповедей, вызывая насмешки со стороны толпы.
5. Физические недостатки апостола, так или иначе, связаны с этой болезнью.
6. Заболевание носит повторяющийся характер.
Малярия, столь распространенная на Востоке, вполне соответствует представленному списку, может быть, только за исключением пункта № 5. Существует и еще одна — более ранняя, предложенная еще Тертуллианом — гипотеза, согласно которой Павел был подвержен приступам сильнейшей головной боли, во время которых страдало и зрение апостола. Данная гипотеза хорошо согласуется с благодарностью, которую Павел высказывал в Послании к Галатам. Помните, там говорится, что эти галаты стали свидетелями немощи апостола, когда он благовествовал им в первый раз. Павел был тронут их готовностью вырвать собственные глаза и отдать ему, если б подобная жертва помогла справиться с болезнью. Здесь уместно вспомнить замечание сэра Уильяма Рамсея о том, что мучительные головные боли часто сопутствуют малярии.
Доктор У. Ч. Лоутер Кларк в своей книге «Проблемы Нового Завета» высказывает предположение, что «жалом в плоти» Павла служило сильное заикание:
Осмелюсь предположить, что святой Павел стал жертвой нервного расстройства, столь распространенного в наше время. Люди, подверженные нервическим припадкам, знают, что обычно они сопровождаются сильнейшей головной болью, для описания которой как нельзя лучше подходит слово σκόλοψ, буквально — «кол, вбитый в голову». Перечитайте Второе послание к Коринфянам, и сами убедитесь, что автор этих строк — сплошной комок нервов, человек, остро чувствующий, подверженный приступам меланхолии и депрессии. Они накатывают на него вместе с экзальтацией и составляют неотъемлемую часть его существования. Исследуя психику апостола, мы видим, что он вполне мог бы справиться со своими проблемами, если б избрал спокойную, тихую жизнь в окружении понимающих друзей. Увы, такой образ жизни был для него недосягаем. Переживания, описанные в одиннадцатой главе Второго послания к Коринфянам, подрывали его здоровье, «забота о всех церквах» неизменно угнетала его рассудок. Таким образом, мы видим, что физическая и духовная жизнь апостола предъявляли непосильные требования к его ослабленному организму. И об исцелении расшатанной нервной системы можно было только мечтать.
Писатель приводит список «великих заик», оставивших заметный след в литературе. Он называет Чарльза Лэма, Чарльза Кингсли и Льюиса Кэррола, от себя добавим еще и Арнольда Беннета.
Сколь бы ни были интересны все эти предположения, они останутся не более чем предположениями — неудовлетворительными и недоказательными. Нам так и не удастся разгадать тайну «жала», терзавшего плоть Павла.
Более полезной мне видится та побочная информация, на которую мы наталкиваемся при исследовании вопроса о болезни апостола. Вот что пишет доктор Стокер в «Словаре Апостольской церкви» Дж. Гастингса: «Нам достаточно знать, что вся эта удивительная работа проделана не физически крепким и уверенным в своих силах мужем, а, напротив, человеком, измученным, болезненным, застенчивым и сомневающимся».
Святые Павел и Варнава прибыли в Антиохию приблизительно в 47 году. Это был весьма примечательный период в мировой истории. Мягкий и добродушный император Клавдий, который вот уже три года правил Римской империей, осуществил неожиданно геройский поступок — вторгся со своими легионами в Британию. В 43 году, когда Павел только готовился к своей первой миссии, Клавдий отправил армию на север с наказом срочно вызывать его из Рима, едва враг ударится в бегство. В назначенный час он прибыл в Британию во главе преторианской гвардии, а чтобы довершить деморализацию островитян, еще присовокупил отряд боевых слонов. Экзотическая процессия промаршировала через весь Кент, пересекла Темзу и встала лагерем на холме, на месте нынешнего Колчестера. После столь впечатляющей демонстрации Клавдий снова вернулся в Рим — через полгода отсутствия, из которого лишь шестнадцать дней пришлись на непосредственные маневры в Британии.
Эхо этих героических деяний несомненно доходило до Павла во время его пребывания в Антиохии. Прогуливаясь по мощеным мрамором улицам, он наверняка прислушивался к язвительным шуточкам и откровенно злобным пасквилям на эскападу императора. А в том, что горожане именно так отозвались на британские события, сомневаться не приходилось — это была типовая реакция злоязычной Антиохии на все, что происходило в мире. Возможно, кто-нибудь из столичных жителей рассказывал Павлу о пышном триумфе, устроенном Клавдию в Риме: там проходили торжественные процессии, жертвоприношения, шествия пленников и гладиаторские игрища в цирке. Павел узнал, что в ознаменование блистательной победы Клавдия наградили титулом «Британик». Возможно, его собеседник выудил из своего кошелька и продемонстрировал окружающим отчеканенную по такому поводу золотую монету: на одной стороне красовался портрет императора, а на другой — триумфальная арка со словами «De Britt».