[830]. Но ведь и в Западной Европе капитализм сможет «охватить все общество» не раньше начала XIX столетия, а то и позже. На уровне технического развития разрыв между Западом и будущим «третьим миром» возник лишь в середине XIX века в результате промышленной революции. В 1830 году соотношение производства на душу населения между двумя группами стран составляло примерно один к двум, а к 1913 году — уже один к семи[831].
Почему же к концу XVIII столетия соотношение сил радикально изменилось, почему в складывающемся глобальном разделении труда роль «центра» миросистемы досталась Западной Европе, а не Индии и Китаю?
Господствующее положение Запада в мире не может быть и приписано индустриальной революции. «Европейская, и в особенности британская, гегемония над Востоком установилась еще до того, как индустриальная революция преобразила мировую торговлю, — отмечает Вашбрук. — В Южной Азии конкуренция Ланкашира не чувствовалась до 1820-х годов, а к тому времени Ост-Индская компания давно уже была здесь господствующей экономической силой. Как раз наоборот, способность британской индустриальной революции изменить характер мировой торговли до известной степени может быть объяснена доминирующим положением, которое Британия завоевала значительно раньше. Это господствующее положение Англии позволило ей устранить любые препятствия, которые сдерживали ее экспорт и соответственно рост ее промышленности»[832].
Андре Гундер Франк уверен, что причиной всему — серебро Америки. Благодаря ему европейцы «украли» первое место у Востока. Однако поток серебра, пошедшего в Старый Свет из Америки, должен был бы сам по себе лишь усилить процесс накопления капитала в странах Азии и увеличить ее преимущество перед Европой. Произошло же как раз обратное. И не только потому, что позитивный торговый баланс сам по себе еще не является доказательством экономического преобладания. В период после окончания Крымской войны Россия вывозила в Англию товаров в три раза больше, чем получала оттуда. И наоборот, в конце XX века Соединенные Штаты имели отрицательный баланс почти со всеми основными своими торговыми партнерами. В Индии и Китае просто отсутствовал тот механизм накопления капитала, который сформировался в Европе. Потому серебро, поступавшее в обмен на пряности, шелк и позднее чай, не превращалось в капитал, закладывая основу нового капиталистического производства, а тратилось на потребление или на финансирование текущих операций.
Этот механизм накопления обеспечивался в Европе не только деятельностью самой буржуазии, но и ее взаимодействием с государством. Западное государство в конечном счете позволило превратить преимущества буржуазного способа производства в источник новой глобальной мощи, с помощью которой можно было изменить соотношение сил между странами и регионами, сформировать новое разделение труда и в итоге подчинить ресурсы большей части человечества задачам развития капитализма.
Не отсталость стала причиной экономической и политической зависимости, а напротив, периферийная интеграция стран Азии, Африки и Латинской Америки привела к растущему отставанию от Запада. К концу XVII века капиталистическая миросистема складывается преимущественно в Европе и Северной Америке, а к концу XVIII века она уже обеспечивает массированное перераспределение ресурсов «периферии» в пользу буржуазных обществ формирующегося «центра».
Ни Индия, ни Китай не строили вокруг себя миросистему — ни сознательно, ни даже бессознательно. А Испания, Голландия Англия — строили, и не только стихийно, бессознательно, но в значительной степени и сознательно. Благодаря сознательным и длительным усилиям по организации нового порядка Британская империя превратилась в могучую мировую державу. Иными словами, наличие имперской гегемонии было необходимым условием для формирования капитализма как глобальной системы, а не наоборот. Другое дело, что эта гегемония регулярно оспаривалась, но оспаривалась не со стороны «периферии», не со стороны государств, сопротивлявшихся интеграции в глобальную буржуазную миросистему, а изнутри самой этой системы, изнутри «центра».
Вызов гегемонии со стороны «периферии» и полупериферии стал возможен только много позднее, когда революционными движениями XX века был поставлен под вопрос сам капитализм.
АЗИЯ: КУЛЬТУРА ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Оценивая дебаты историков о причинах азиатской «отсталости», английский исследователь Д. Вашбрук ехидно заметил: «Социальная и экономическая история Южной Азии писалась для того, чтобы объяснить, почему этот регион не развивался как Европа или, быть может, вообще не развивался, а не для того чтобы изучить процессы, которые там на самом деле происходили»[833]. При более пристальном взгляде обнаруживается, что буржуазное развитие имело место не только в Европе, но и в Азии, хотя порой и в несколько иных формах. Купечество было хорошо организовано и вполне способно отстаивать свои интересы перед лицом местных правителей, а население мобильно в достаточной мере, чтобы сформировать эффективный рынок труда, обеспечивающий динамичное развитие производства.
В плане хозяйственной культуры Турция, Персия или Индия никогда не были однородны или жестко оторваны от Запада. Когда английские купцы обосновались в Калькутте, они нашли там заметные армянские и еврейские общины, активно занимающиеся предпринимательской деятельностью. Представители этих общин сразу стали естественными партнерами европейцев, которые, в свою очередь, были отлично осведомлены об их образе жизни, культуре и хозяйственном значении[834].
Индия переживала в XVII веке «те же социальные процессы, которые имели место в Западной Европе. То же самое можно сказать про Оттоманскую, Иранскую и Китайскую империи — исследования показывают, что во всех них происходили однотипные сдвиги»[835].
Принципиальное отличие Востока от Запада состояло в том, что Восток был богаче и не испытывал дефицита ресурсов. Парадоксальным образом именно успешное развитие и эффективность существующей экономики, по мнению позднейших историков, обрекали империю Великих Моголов на социальный застой: «у Моголов было слишком много денег, потому у них не было необходимости ограничивать права торговцев, а затем предоставлять им за деньги монополии и привилегии, как это делали в Европе»[836]. В империи Великих Моголов годовой доход правителя в 1600 году был в 20 раз больше дохода английского короля[837]. Точно так же не было здесь и острого кризиса социально-экономической системы, подобного тому, какой переживал европейский феодализм начиная с конца XIV века. Китайское правительство тоже «функционировало достаточно хорошо, так что не возникало и потребности что-либо менять в существующих структурах»[838]. Иными словами, ничто не заставляло власть и общество идти по пути радикальных преобразований.
Предпринимательская культура, сложившаяся на Востоке, явно не уступала западноевропейской. Кредитные связи восточных купцов, по словам Броделя, «были столь эффективны, что комиссионеры английской Ост-Индской компании (которые имели право заниматься торговлей „из Индии в Индию“ как за свой личный счет, так и от имени компании) непрерывно прибегали к кредиту серрафов, так же как голландцы, а до них португальцы делали займы у японцев в Киото, а испытывавшие затруднения христианские купцы — у мусульманских и еврейских ростовщиков Алеппо или Каира»[839]. Европейские компании в Азии работали, опираясь на местные банковские и торговые сети, без которых они просто не смогли бы в такой короткий срок развернуть столь масштабную деятельность. Оборотной стороной этой ситуации был рост коммерческого долга британской Ост-Индской компании, который несмотря на все политические успехи англичан, вырос почти в 6 раз с 1786 по 1832 год[840].
Хотя спорадическое и порой довольно жесткое вмешательство местных правителей, безусловно, имело место, торговля в Южной Азии была относительно свободна. Государство в большей степени было вовлечено в организацию сельского хозяйства там, где требовалось поддерживать сложные ирригационные системы или помогать голодающим в случае неурожая. Как отмечают современные исследователи, в хозяйственной жизни Индии — если не считать вопросов ирригации — империя Великих Моголов «играла минимальную роль»[841]. Торговля и ремесло «в целом развивались в условиях свободы», поскольку доход государства формировался за счет налогов, выплачивавшихся крестьянами[842]. Крестьяне отдавали государству (или представлявшим его местным правителям) от трети до половины урожая. В то же время таможенные платежи не превышали 5 % стоимости товара, что по европейским понятиям было просто поразительно[843]. Торговые корпорации и гильдии, которые в Европе были тесно связаны с государством, здесь были основаны исключительно на добровольном согласии участников. Государство настолько не вмешивалось в жизнь купцов, что даже соблюдение заключенных договоров было в основном частным делом, основываясь прежде всего на заботе предпринимателей о своей репутации, а не на правительственном принуждении. Короче говоря, если считать, что низкие налоги, свобода торговли и невмешательство правительства в дела бизнеса являются главными условиями для успешного развития, Индия Великих Моголов должна была бы стать передовым буржуазным обществом задолго до Англии и Голландии.