Просидел я в этом леске два дня. Живот мой в себя пришел почти сразу же. По крайней мере после того первого раза больше подобных попыток избавиться от добросовестно съеденной пищи не делал. Ну и отлично! Нечего попусту полезные продукты переводить.
Ну и по уже устоявшейся привычке ближе к ночи второго дня оседлал своего двухколесного коня и покрутил педали в сторону хутора.
М-да, моего повторного и такого эффектного появления явно никто из сельчан не ожидал. Наказывать за вызов полиции никого из них не стал, люди в своем праве были. Зато глаз порадовали два перевязанных, но явно живых тела. Выспрашивать, оклемался ли от моего удара тот, с поврежденной гортанью, не стал. Не интересно. Да и вины своей совершенно не ощущаю, не я первый махаться начал. Но вот мешочек, тоже уже свой, продуктами свежими наполнить приказал. Той же молодухе. Ну а что? Не по новой же начинать кому-то свои объяснения? А этой только намека хватило, да брошенного на стол пустого мешка. Враз сообразила и сразу же метнулась выполнять неявный приказ. Похоже, что тем самым надеется от моего присутствия поскорее избавиться…
Пусть старается. Ну а почему бы ей не наполнить мешок? Почему бы и не поделиться едой с голодным путником? Когда он об этом довольно-таки вежливо просит? Ну, то, что у него при этом заряженное ружье в руках, так что из этого? У меня вот ружье, а у вас то вилы, то дубины, то оглобли. У кого что имеется, тот тем и пользуется. Так что все нормально.
Потом всех вежливым жестом из дома наружу выпроводил и опять же вежливо пригласил к свинарнику отойти. Ну а что? Я же не ругаюсь, не кричу. Подумаешь, ружьем демонстративно пригрозил. По-другому бы вряд ли поняли. А тут сообразили все сразу и пошли, куда стволами указал. И внутрь сараюшки этой вошли. А я за ними еще и двери прикрыл на засов. Так оно мне спокойнее.
Ждал недолго. Испугалась за своих молодуха – мешок в один момент собрала, на улицу вынесла и тут же привязала его к велосипеду, после чего отошла в сторону. Покосилась на закрытый свинарник, но промолчала. Ну а я взгромоздился на велик и выехал со двора, провожаемый в спину недобрым взглядом селянки. Злится, наверное…
Пришлось вернуться, определить ее в компанию к родственникам. Пусть там злится да о жизни своей скорбной думает…
На знакомом перекрестке свернул направо. Потом, уже в явных сумерках, на следующем перекрестке свернул еще раз направо. И почти сразу же остановился. Слишком темно, ничего не видно. Пришлось осторожно пробираться к лесу и устраиваться на ночлег. Ну да, темно и сыро, плюс место незнакомое. Будет холодно, но одну ночь можно и потерпеть. Зато точно не просплю…
Промерз, это да, до чертиков, но зато на дороге я оказался с самого раннего-прераннего рассвета. Правда, совершенно не выспался, но это не страшно. В город въехал часика через четыре, велосипед свой и ружье с патронами сразу продал на первом же окраинном рынке. На вырученные деньги снял меблированную невеличку-комнатенку тут же совсем рядышком с рынком, в крайнем пригороде, и продолжил приводить себя в порядок. Уверен, что подобной наглости с возвращением от меня не ждут, да и вряд ли ищут именно меня. Насколько я понял, после ничего не давшего допроса на меня, скорее всего, махнули рукой. Если бы было по-другому, то вряд ли меня перевели в простую тюрьму и вряд ли выпустили из-под надзора и присмотра просто так. И искали бы сейчас ого-го как. А прессинг в камере… Так это обычная история. Все делается по-накатанному, на автомате, по давным-давно отработанной схеме. Просто так принято и так всегда привыкли делать…
Так что нужно просто лишний раз не нарываться на неприятности и постараться не привлекать к себе внимание.
Прожил я на этой квартирке почти две недели. Пришел полностью в себя, поправился, наел мяска на кости. А то исхудал до такой степени, что только кости и остались. Вот как немного подъелся, так и расстался с хозяевами, распрощался с ними по-доброму. Нельзя мне на одном месте долго оставаться. Вопросов мне никто лишних не задавал, главное – чтобы деньги за проживание вовремя платил. Ну а то, что язык слабо знаю… Так город-то портовый, тут таких, как я, много… Так что с одной квартирки съехал и тут же в другую заселился. Нашел новое жилье почти сразу же, всего лишь через несколько улиц от первой, но с противоположной стороны рынка. И нашел за точно такие же деньги. Война, инфляция…
В чем преимущество подобного жилья? А из-за его расположения господа полицейские в подобные трущобы весьма редко забредают. Соглядатаи свои, конечно, у них везде есть, но мне пока повезло в этом смысле. Никто из служивых меня за эти дни не побеспокоил.
А дальше я сменил одежду на более городскую, посетил парикмахера, окультурил бороду и усы. В общем, превратился в порядочного горожанина. Новое жилье, новый имидж. И только теперь приступил к поискам хоть каких-то следов своего самолета.
Потребовалось на это дело немного времени – в три дня уложился. Но ночевать всегда домой возвращался, хоть порой приходилось изрядно ногами поработать. Общественным транспортом по понятным причинам не пользовался, извозчиков не нанимал по ним же, вот и пришлось рассчитывать только на свои силы. Сто раз пожалел о проданном велике…
Пожалел не пожалел, но ноги не подвели, и через три дня я выяснил все, что хотел. Увы, нет больше моего самолета. Разобрали его на части. Расстраиваться особо не стал. Понятно же было, что просто так его не оставят – будут изучать, копировать. Все почему-то только на китайцев во всем мире грешат за подобные дела, а на самом-то деле китайцы всего лишь более успешно переняли чужой опыт и теперь просто идут вслед за другими. Или нет, уже давно не так… Обогнали они всех значительно. Стоп! Что-то я времена попутал. Пока еще не обогнали, пока еще все у них впереди. А на самом деле первыми в этом деле оказались островитяне. Они же со всего мира все полезное к себе в королевство тащили.
И что теперь делать? Выбираться с острова по воздуху вряд ли хорошая идея, не получится ничего. И охрана на всех разведанных аэродромах усиленная, как я успел заметить, и явно она не дремлет. Да и не только на этих столичных аэродромах, так полагаю, а повсеместно…
И морем вряд ли получится выбраться. Несмотря на некоторые внутренние беспорядки, сама государственная машина продолжает отлично работать. Опять же у них с германцами вроде бы как война продолжается. Пусть и вялотекущая, но бдительность от этого у населения не уменьшилась. Судя по тому, как меня быстро хуторяне вычислили и обнаружили. С поимкой, правда, немного не рассчитали… Да и господа полицейские довольно быстро среагировали на сигнал. Поэтому больше чем уверен, что и в портах все отходящие суда тщательно досматривают. Тогда что остается? А ничего. Пешком отсюда на материк не уйдешь. Мне что, теперь всю жизнь по этому острову мотаться?
Лежу на кровати, в потолок над головой пялюсь. Мыслей ноль. Не вижу пока никакого способа отсюда выбраться…
В этот раз первую скрипку в разговоре играет Николай Александрович:
– Николай Степанович, вы отдаете себе отчет, что сейчас от вашей уверенности в своих словах зависит судьба империи?
– Так точно, ваше императорское величество. Самолет находится на одном из аэродромов Лондона. Полностью разобранный. По нашим данным, англичане сейчас возятся с моторами, стараются разобраться в составе металла. Но это дело долгое, деталей в этих моторах много. Следов полковника нами пока нигде не обнаружено, – генерал прервал свой доклад, сделал короткую паузу, во время которой сдавленно откашлялся в платок. Промокнул губы, покосился в сторону стола на графин с водой, сглотнул тугую слюну и убрал накрахмаленный лоскут ткани в карман. – Сложно работать в той обстановке.
– Работу продолжайте, но людей берегите и попусту на рожон не лезьте.
– Что делать с самолетом?
– А вы что-то сможете с ним сделать?
– Можно попробовать устроить диверсию в мастерских. Например, пожар…
– Не слышу уверенности в вашем голосе. Поэтому никаких проб! Если бы это было настолько нам важно, мы бы этот самолет вообще никуда за границу не посылали. Рано или поздно, а все равно подробные чертежи конструкции утекли бы за границу. А так получилось как нельзя лучше – из двух приманок сработали обе. Так что постараемся в полной мере воспользоваться этой ситуацией. И воспользоваться именно в своих целях…
– Я понимаю, ваше величество. И все помню о ваших планах. Но и прощать подобную наглость не хотелось бы…
– А мы и не собираемся прощать! – Николай Александрович распрямил плечи и приподнял подбородок. И резко развернулся к Джунковскому. – Владимир Федорович, немедленно начинайте действовать! Вот и посмотрим на результаты вашей многодневной работы. Действительно ли все настолько хорошо, как вы нам об этом докладывали.
– Будем брать всех? – подобрался жандарм.
– Конечно, – чуть удивился император. – Иначе и не стоило бы затеваться.
– А что будем делать с задержанными? Позвольте еще раз уточнить… Может быть, все-таки высылать, так сказать, за пределы?
– Нет! Делаем, как решили!
– И без суда?
– Владимир Федорович, мне непонятны ваши сомнения в последний момент. Вам не кажется, что это сейчас не то что неуместно, а позволяет усомниться в вашей преданности Отечеству и Престолу?
– Ваше величество, мои сомнения продиктованы именно заботой о вас и об Отечестве. Может быть, все-таки перед отправкой проведем суд? Хотя бы один? Чисто символический? Возможен международный скандал…
– С каких это пор жандармы стали опасаться скандалов? – впервые в кабинете прозвучал голос Марии Федоровны. – Вашему ведомству к ним не привыкать! Да и не скандалов сейчас опасаться нужно. Ведь так, Николай Николаевич? Армия готова выполнить свою задачу в случае обострения обстановки?
– Мы уже оговаривали это не один раз, – на бесстрастном лице главнокомандующего не промелькнуло ни од