Ю.В. Андропова, - глубоко вникать в проблемы религии».[101]
Хотя это и сказано уже после того как…, но нет особых сомнений что примерно так это и было, если не считать перегибов, которые, конечно, тоже были. Иногда были потому, что партийные органы давали соответствующие указания КГБ.
Много критики раздавалось в адрес КГБ в связи с этой деятельностью. Особенно, почему-то доставалось Русской Православной Церкви за ее якобы усиленное сотрудничество с органами госбезопасности. «…Сотрудничество с КГБ — давний аргумент критиков Московской патриархии».[102]
Сотрудничество, конечно же, было, но РПЦ не была единственным объектом интереса органов КГБ. Автор настоящей книги знал это даже по работе своих коллег из небольшого управления КГБ Таджикской ССР по Курган-Тюбинской области. Больший интерес там уделяли мусульманским фундаменталистам.
Но, по всей стране, не меньший, а, пожалуй, и больший интерес представляли иные религиозные конфессии, особенно нетрадиционные. Они ведь были новые и обычно западного происхождения. Об этом критики почти не говорили, сосредоточив основной удар на агентов в системе РПЦ. С чего бы это такое внимание к РПЦ? Николай Рыжков назвал это настоящим моральным террором.[103]
Заметим, что ранее{31} уже говорилось, что сотрудничество сотрудничеству рознь. А теперь есть возможность ознакомиться с высказыванием митрополита Виленского и Литовского Хризостом, который сказал: «Я хотел, чтобы комиссия выявила тех, кто предавал, клеветал, доносил на прихожан: такие духовники действительно заслужили наказания — изгнания из наших рядов. Сам я контактировал с КГБ, но стукачом не был. А контактировать, я был вынужден: такова была система. Я уверен, что подавляющее большинство архиереев вынуждены были вступать в контакты с органами. Весь вопрос в том, каков был стиль этих контактов: одни выслуживали и делали все, что им велели. Другие могли спорить, не соглашаться, отстаивать свою правду, как это делал я. В самих же контактах с КГБ я ничего предосудительного не вижу? Это был орган государства, а мы — его граждане».[104]
6.3.2.1. В стране существуют так называемые традиционные религиозные конфессии. Это, прежде всего православие, ислам, буддизм и иудаизм. Но после 1990 года усиленно рвались на сцену новые нетрадиционные верования.
«Старым» это не нравилось. «Сектанты, поддержанные определенными зарубежными силами, враждебными России и православию, стремятся не допустить возрождение нашей Державы, — говорил епископ Владивостокский и Приморский Вениамин. — Они бросились к нам, как в пустыню, с большими долларами для проведения политики расчленения нашего народа на множество сект разных толков. Они, как бациллы, как моль, как ржавчина, разъединяют государственность и единство русского народа. Против них надо применять специальные духовно-государственные средства, точно так же, как мы применяем средства от моли, ржавчины или бацилл».[105]
Ладно, это мнение архиерея Русской Православной Церкви. Можно сказать, лица заинтересованного. Этой традиционной конфессии новые секты не нужны как конкуренты. Но это же говорили и некоторые убежденные атеисты.
Обратимся к мнению компетентных специалистов из системы госбезопасности. Тот же Ф.Д. Бобков написал: «Власти должны видеть опору в религиозных центрах России, которые пережили вместе со всем русским народом немало испытаний и сохранили лучшие свои традиции.{32} Что касается зарубежных центров, они, возможно, пропагандируют гуманистические цели, но отнюдь не способствуют сплочению верующих, а значит, не будут служить и народу России».[106] Заметим, что у написавшего этого был очень большой практический опыт в деле религиозной политики. Тем более, что в коммунистические времена единственное косвенно разрешенное инакомыслие было религиозным. Но те времена прошли, наступил другие, которые принесли свои проблемы для Русской православной церкви.
В этой ситуации Валерий Зорькин предлагал: «Исторически сложившиеся традиционные религиозные культы должны всемерно приветствоваться и поддерживаться поскольку они способствуют нравственному оздоровлению общества и помогают противостоять удушливой волне пошлятины, упакованной в блестящую обертку «масс-культуры». По понятным причинам эта поддержка Русской Православной Церкви должна оказываться на общегосударственном уровне, а остальным религиям (исламу или буддизму, например) — на региональном».[107] Однако такой поддержки не было.
Хотя о необходимости православия говорили и позже. «…В России доминировать должно именно православие, поскольку именно православная церковь была тысячу лет на Святой Руси, именно православная вера заложена в русском народе на уровне генов. Кому-то кажется, что это не так, что всякая вера из народа вытравлена за время Советской власти, но это, скорее всего, будет нерусский человек, над колыбелью которого не молилась бабушка, которого не таскали в церковь тайком от отца-коммуниста, который сам не бегал и не смотрел, затаив дыхание, на крестный ход в Пасху…Да, конечно, нынешнее влияние православной веры несравнимо с тем, каким оно было до революции, но оно восстанавливается и крепнет год от года. А надо бы резко ускорить этот процесс. Надо!».[108] Заметим, что написано это было в 2003 году, а в середине 90-х годов бал правил религиозный плюрализм.
Разноголосица религиозного влияния подрывала идейное спокойствие населения. Но выглядело как еще одно проявление плюрализма. Тем более, что законом о свободе совести эта самая свобода и была провозглашена. Свобода совести. Красиво сказано. Умеем же написать, если захочем. Вот только красивые слова не всегда приводят к красивым делам. Нередко новые религии несли и новые проблемы, а порой и скандалы.
«Закон о свободе совести, отменивший ответственность за религиозную пропаганду, при всей прогрессивности своей поднял на щит разнообразных жуликов, психически больных и просто людей злонамеренных. Некоторые из объявившихся пророков, «учителей» и экстрасенсов удивительным образом совмещают в себе черты всех трех категорий…
Наиболее уязвимое место у всех сект — это, как правило, отсутствие чувства меры. Достаточно послушать, как сам себя величает любой из «великих учителей», «мессий» или «живых богов», чтобы услышать за этим или плохо прикрытую фальшь, или безумие, или то и другое вместе», — написал еженедельник «Новое время»,[109] который, кстати сказать, никогда не относился с симпатией к красно-коричневым.
А вот как выразился тот же Бобков: «Серьезные осложнения русской православной церкви принес закон о свободе совести, принятый Верховным Советом СССР. Он признал возможность регистрации религиозных общин с предоставлением им права юридического лица. Тем самым была подорвана централизация русской православной церкви, ее историческое положение как единой конфессии…
Надо было быть безнадежным простаком, чтобы не понимать: спецслужбы Запада не преминут использовать такие крупные козыри, которые мы сами, своими неразумными действиями даем им. Помимо великолепно поставленной пропаганды эти службы регулярно засылали резидентов-церковников, которые призывали верующих к неповиновению власти и другим подрывным действиям более агрессивного характера».[110] Автор настоящей книги не станет спорить с бывшим первым заместителем председателя КГБ СССР. Ему должно быть видней.
А вот сам автор понимает трагедию сербского народа, который изначально принял православие, но в ходе борьбы с могущественными соседями, некоторые слабые духом сербы предпочли перейти в другие веры, исповедуемые этими соседями. Что ни сделаешь, ради лучшей жизни.
В результате вместо одного народа, появилось три: православные сербы, католики хорваты, мусульмане боснийцы. Все они, по сути дела, говорят на одном языке (сербскохорватском), но между ними пролито столько крови (и еще без сомнения прольется), что трудно поверить в существование когда-то единого народа. Вот, что сделала свобода совести в средневековом варианте и какие последствия стали ощущаться через века. И без сомнения, наш так называемый просвещенный век, ничего существенного в этой проблеме не изменилось. А вы говорите: свобода совести. Красиво звучит, плохо получается, но зато все по европейским стандартам. Однако это все общие рассуждения. Перейдем-ка к конкретному случаю.
6.3.3. В начале 1995 года вспыхнул скандал вокруг японской секты «Аум синрикё». Это был скандал мирового масштаба, но более всего он касался двух, казалось бы, разных стран Японии и России. Курилы мы не смогли поделить, а вот секту «поделили».
Когда создавалась настоящая книга, имя этой японской секты уже несколько позабылось. Поэтому начнем с самых официальных данных. Из энциклопедического словаря: «Аум синрикё (от японского, «путь к истинной энергии познания»), синкретическая секта, в основном базирующаяся на буддизме ваджраяны. Основана японцем Сёко Асахарой (в миру Тадзуо Мацумото) в 1987 году. В догматических положениях секты утверждается, что близится конец света (1999–2003), когда мир погибнет в атомной войне между Японией и США. С 1995 деятельность Аум Синрикё запрещена во всех странах мира, включая Российскую Федерацию».[111]
6.3.4. «На территории бывшего СССР появление приверженцев религиозной секты «АУМ синрике» отмечено с 1991 года, говорится в аналитической записке думского комитета по безопасности…