Но Испания отказалась заключать торговый договор без уступок США в других областях. Что ещё более важно, после окончания войны Испания закрыла порты Гаваны и Нового Орлеана для американских товаров и лишила американцев доступа к реке Миссисипи.
Из всех европейских стран Франция была наиболее открыта для американской торговли, но этот канал не оправдал ожиданий. Джефферсон сменил уважаемого Франклина на посту министра во Франции в 1784 году — «отличная школа смирения», — размышлял он позже, — и горячо выступал за расширение торговли с Францией.[96] Космополитические вкусы, католические интересы и аристократические манеры виргинца сделали его достойным преемником, а также хитом при дворе. Он считал, что если Соединенные Штаты переключат свою торговлю на французскую Вест-Индию и откроют свои порты для французских товаров, то британское господство в американской торговле может быть нарушено. С присущим ему вниманием к деталям Джефферсон изучил возможные предметы обмена, убеждая французов перейти на американский китовый жир для своих ламп, а американских рисоводов — выращивать сорта, которые предпочитают французы. Французские чиновники, в том числе Вергеннес, приложили немало усилий для поощрения торговли, направив консулов в большинство американских штатов и открыв четыре порта для американских товаров. Реагируя на внутренние и колониальные интересы, французы также закрыли французскую Вест-Индию для основных экспортных товаров США, таких как сахар и хлопок, и ввели тарифы на импорт американского табака. Джефферсон настаивал на уступках. «Если Франция хочет, чтобы мы пили её вино, — настаивал он, — она должна позволить своим островитянам есть наш хлеб».[97] Но барьеров на пути торговли было больше, чем уступок с каждой стороны. У французов не хватало капитала, чтобы предоставить американским купцам кредиты, необходимые для импорта их продукции. Франция отказывалась адаптировать продукты к американским вкусам и не могла производить другие в количестве, необходимом для удовлетворения американского спроса. Несмотря на активные усилия обеих стран, торговля по-прежнему ограничивалась небольшими партиями предметов роскоши, вина и бренди.
Ещё одним препятствием на пути торговли стали так называемые берберские пираты. В течение многих лет североафриканские государства Марокко, Алжир, Тунис и Триполи получали прибыль, грабя европейские корабли, выкупая или обращая в рабство пленных моряков и вымогая у мореплавателей солидную ежегодную плату за безопасный проход через Средиземное море. «В их Коране, — наставлял Адамса и Джефферсона триполитанский дипломат, — написано, что все народы, не признающие их власти, грешны, что их право и обязанность — вести с ними войну, где бы они ни находились, и что каждый [мусульманин], который будет убит в бою, непременно попадёт в рай».[98]
Европейцам обычно было дешевле заплатить, чем покорять пиратов силой. Американцы, будучи частью империи, пользовались защитой Великобритании и получали значительную прибыль, продавая муку, рыбу и древесину в порты Средиземноморья. Джей безуспешно пытался добиться включения в мирный договор положений о защите американских кораблей и моряков. Получив независимость, американцы должны были сами заботиться о себе, а торговле мешали нападения со стороны Берберских государств. В конце 1783 года Марокко и Алжир захватили три корабля и удерживали экипажи для выкупа. «Наши страдания не поддаются ни нашему выражению, ни вашему представлению», — сообщал Джефферсону один из пленников.[99] Конгресс выделил 80 000 долларов на освобождение пленников и покупку договора. Это была большая сумма, учитывая состояние американской казны, но её было недостаточно, чтобы удовлетворить похитителей. Как и европейцы, Адамс считал, что дешевле заплатить, чем воевать. Джефферсон стал «одержим» пиратами, предпочитая «по частям» разделывать это «мелкое разбойничье гнездо».[100] На самом деле у Конгресса не было ни денег, ни желания делать что-либо ещё. Он безрезультатно обращался за средствами к штатам. Дипломату Томасу Барклаю удалось без дани заключить договор с императором Марокко, главным образом потому, что этот правитель недолюбливал британцев. В остальном проблемы со средиземноморской торговлей были оставлены на другой день.
В период Конфедерации новое государство добилось определенных успехов. Небольшие уступки, сделанные некоторыми европейскими государствами, были весьма необычными с точки зрения торговой политики XVIII века.[101] Соединенные Штаты заключили соглашения со Швецией и Пруссией, основанные на либеральных принципах Модельного договора 1776 года. Предприимчивые купцы активно искали новые рынки. В августе 1784 года после шестимесячного плавания «Императрица Китая» стала первым американским кораблем, достигшим порта Кантон, где она обменяла у китайских купцов шкурки и «зелёное золото» — легендарный корень женьшеня, который, как считалось, восстанавливает мужскую силу, — на чай, специи, фарфор и шелк. Плавание принесло прибыль в 25 процентов, а возвращение корабля в Нью-Йорк в мае 1785 года впервые пробудило в американских купцах надежды на захват предположительно богатого китайского рынка. Китайские купцы, поначалу неспособные отличить американцев от англичан, также были воодушевлены перспективой торговли с этими «новыми людьми», увидев на карте размеры новой страны.[102] Американские грузоотправители продолжали совершенствовать тонкое искусство обхода европейских торговых ограничений. Особенно в Вест-Индии они использовали различные хитроумные схемы, чтобы обойти британские приказы, развивая процветающий нелегальный трафик, который не смог остановить даже блестящий молодой морской офицер Горацио Нельсон. В эти годы торговля неуклонно росла, и Соединенные Штаты выходили из депрессии, но торговля так и не достигла тех высот, на которые рассчитывали американцы. Многие лидеры считали, что решение проблемы заключается в усилении федерального правительства, наделенного полномочиями регулировать торговлю и принимать ответные меры против тех стран, которые дискриминировали Соединенные Штаты.
Второй крупной послевоенной проблемой стал выигрыш, который страна получила от Англии по договору 1783 года, — миллионы акров малозаселенной земли между горами Аппалачи и рекой Миссисипи. Этот щедрый дар мгновенно превратил Соединенные Штаты в великую державу, однако установление контроля над ними и управление ими было сопряжено с огромными трудностями. Многие штаты обладали противоречивыми правами на западные земли; полномочия Конгресса были в лучшем случае неопределенными. Коренные американцы, уже вынужденные продвигаться на запад под натиском колониальных поселений, также претендовали на земли на трансаппалачском Западе и были полны решимости бороться за них. Они заручились поддержкой англичан, которые держались за форты, предоставленные Соединенным Штатам по договору 1783 года, и испанцев на Юго-Западе. Проблема осложнилась, когда американцы после обретения независимости хлынули на запад. По одной из оценок, в 1775 году население Кентукки составляло всего 150 человек. Пятнадцать лет спустя оно превышало 73 000 человек. «Семена великого народа ежедневно прорастают за горами», — заметил Джей в 1785 году.[103]
Среди главных достижений правительства Конфедерации — установление федеральной власти над этими землями и создание механизмов для заселения и управления новой территорией. Вопрос о федеральном контроле по сравнению с контролем штатов был решен во время войны, когда штаты уступили свои земельные претензии национальному правительству в качестве условия принятия Статей Конфедерации. В 1780 году Вирджиния предложила, чтобы земли, приобретенные национальным правительством, были «образованы в отдельные республиканские штаты, которые станут членами федерального союза и будут иметь те же права суверенитета, свободы и независимости, что и другие штаты».[104] Опасаясь разрастания малонаселенных и слабых штатов, слабо связанных с Конфедерацией, Конгресс в Северо-Западном ордонансе 1787 года, своём самом важном достижении, поставил заселение и экономическое развитие выше создания штатов. Ордонанс не разрешал немедленного принятия в Союз, но ставил новые поселения в зависимость от «колониальных принципов», как признал виргинец Джеймс Монро. Однако он гарантировал жителям территорий основные права и свободы американских граждан, а в перспективе — принятие в Соединенные Штаты наравне с другими штатами. Она стала средством, с помощью которого территория за Миссисипи была включена в состав Союза.[105]
Одно дело — планировать управление и присоединение этой территории, совсем другое — контролировать её, и здесь правительство Конфедерации преуспело куда меньше. Продолжающееся быстрое заселение Запада и эффективное использование земель требовали защиты от индейцев и европейцев и доступ к рынкам. Правительство не могло обеспечить ни того, ни другого, что способствовало росту недовольства и даже сепаратистских настроений среди поселенцев на западных территориях.
Правительство штата и страны сначала решило «проблему» индейцев, устроив массовый захват земель. Американцы рассудили, что, поскольку большинство индейцев перешло на сторону британцев, они проиграли войну, а значит, и свои претензии на западные земли. Штат Нью-Йорк отобрал 5,5 миллиона акров у племени онейда, Пенсильвания — огромный кусок у ирокезов. Федеральные переговорщики отказались от тщательно продуманных ритуалов, которыми были отмечены предыдущие переговоры между предположительно суверенными субъектами, и вместо этого обращались с индейцами как с покоренным народом. Британцы не сообщили индейцам о своих территориальных уступках американцам. Ироке