Великая депрессия после 1931 года разрушит самоуспокоенность конца 1920-х годов. Вместе со Второй мировой войной она изменит мир до неузнаваемости и в конечном итоге потребует от Соединенных Штатов тех смелых мер, которые послевоенные комментаторы считали необходимыми в 1921 году.
12. Великая трансформация:Депрессия, изоляционизм и война, 1931–1941 гг.
«Наши международные торговые отношения, несмотря на их огромную важность, по времени и необходимости вторичны по отношению к созданию здоровой национальной экономики», — провозгласил Франклин Делано Рузвельт в своей инаугурационной речи 4 марта 1933 года. «В качестве практической политики я выступаю за то, чтобы все было на первом месте».[1193] Действительно, в этой речи, обращенной к нации, опустившейся на дно в результате экономической катастрофы, Рузвельт сосредоточился исключительно на внутренних программах и призвал американцев к самодостаточности. Внешней политике он посвятил лишь одно длинное и весьма туманное предложение — меньше, чем Гровер Кливленд в 1885 году. Эти наблюдения о национальных приоритетах, являющиеся явным признаком времени, также отличают 1930-е годы от предыдущего десятилетия. В 1920-е годы Соединенные Штаты активно участвовали в решении международных проблем. После 1931 года участие без обязательств уступило место всепроникающей и глубоко эмоциональной односторонности наряду с гарантиями Конгресса против вмешательства в войну.
Только к концу этого бурного десятилетия, когда реальность войны, казалось, вот-вот коснется Соединенных Штатов, неохотно идущая вперёд нация во главе с самим Рузвельтом изменила курс. Шокирующе быстрое падение Франции под нацистским блицкригом в июне 1940 года вызвало значительные изменения в отношении к тому, что теперь называлось национальной безопасностью.[1194] Впервые со времен ранней республики многие американцы опасались, что в мире, сжатом воздушной мощью, их безопасности угрожают события за рубежом, и пришли к выводу, что оборона других стран жизненно важна для их собственной. Пылающие обломки флота в Перл-Харборе 7 декабря 1941 года стали наглядным визуальным образом, ознаменовавшим конец одной эпохи и начало другой.
I
Основной причиной хаоса 1930-х годов стала Великая депрессия — экономический кризис, охвативший мир на протяжении большей части десятилетия и послуживший серьёзным стимулом для конфликтов и войн. Столкнувшись с резким экономическим спадом после 1931 года, паникующие правительства по всему миру, чтобы спастись, пошли на такие меры, как повышение тарифов и манипулирование валютой. В тесно взаимосвязанной мировой экономике такая тактика оказалась губительной.[1195] Крах крупного австрийского банка в 1931 году вызвал банковский кризис в Германии, который, в свою очередь, нанес сокрушительный удар по Франции. В XIX и начале XX века Британия принимала меры в случае экономических кризисов. В начале 1930-х годов, по меткому замечанию экономиста Чарльза Кинделбергера, «британцы не смогли, а Соединенные Штаты не смогли».[1196] В сентябре 1931 года ослабленная Великобритания отказалась от золотого стандарта, к принятию которого её подтолкнули Соединенные Штаты в середине 1920-х годов. Во всём промышленно развитом мире банки потерпели крах, производство резко сократилось, а безработица выросла до беспрецедентного уровня. С 1928 по 1932 год мировая торговля упала на треть. Международная экономика зашла в тупик.
Экономическая катастрофа вызвала сейсмические политические потрясения, разрушив до основания шаткую конструкцию мира, сколоченную великими державами в 1920-х годах. Чтобы справиться с беспрецедентным по своим масштабам кризисом, правительства отказались от сотрудничества. Их эгоцентричные попытки оживить собственную экономику спровоцировали новые конфликты между потенциальными соперниками и бывшими союзниками. Даже причины депрессии стали предметом ожесточенных споров: европейцы указывали на Соединенные Штаты, президент Герберт Гувер, что более точно, обвинял Европу. Экономический кризис вызвал глубокие и повсеместные политические волнения. В среде нервной и все более озлобленной общественности экстремизм сменился умеренностью, осторожность уступила место авантюризму. Хрупкие демократии в Испании и Германии уступили место фашистским диктатурам. Япония отказалась от сотрудничества с западными державами ради перевооружения, милитаризма и стремления к региональной гегемонии. В тот самый момент, когда послевоенная система оказалась под серьёзным вызовом, демократии были менее всего склонны поддерживать её. Поглощённые внутренним кризисом и все ещё преследуемые горькими воспоминаниями о Великой войне, они сокращали вооружения и искали защиты в химере умиротворения. Расколотая внутри себя, временами, казалось, находящаяся на грани гражданской войны, Франция передала Великобритании ответственность за поддержание мирового порядка. Значительно ослабленная и не имеющая желания поддерживать свою традиционную международную позицию, чрезмерно усиленная и не уверенная в Соединенных Штатах, Британия металась от «агитации к агитации», по словам премьер-министра Рамзи Макдональда (), не вырабатывая всеобъемлющей политики.[1197]
Боксерский афоризм «Чем они больше, тем сильнее падают» применим к экономике США в 1930-х годах. Признанная мировая экономическая держава 1920х годов, Соединенные Штаты были опустошены депрессией. Поскольку экономика страны была менее регулируемой и, следовательно, более волатильной, у неё было меньше подушек безопасности от потрясений. После кратковременного подъема в 1930 году она оказалась на дне из-за европейского кризиса. В период с 1929 по 1932 год валовой национальный продукт упал на 50%, производство — на 25%, строительство — на 78%, а инвестиции — на ошеломляющие 98%. Безработица выросла до 25%. В условиях растущего голода и бездомности традиционный американский оптимизм уступил место отчаянию. Интернационализм, конкурировавший с более традиционными взглядами в 1920-е годы, сменился новым изоляционизмом.[1198]
Основные тенденции международной политики 1930-х годов были наглядно продемонстрированы во время Маньчжурского кризиса 1931–32 годов, ставшего первым шагом на пути к войне. Маньчжурия, в полтора раза превышающая по площади Техас, стратегически расположенная между Китаем, Японией и Россией, с начала века была очагом конфликта великих держав в Северо-Восточной Азии. Малонаселенная, плодородная в сельскохозяйственном отношении и богатая сырьем и древесиной, она как магнит притягивала к себе внешние державы, особенно Японию, чьи мечты о национальной славе требовали внешних ресурсов. Маньчжурия традиционно была частью Китая — ведь последняя династия происходила оттуда. Однако по мере того, как императорский Китай переживал трудные времена, великие державы все чаще вторгались в его дела. Конфликт из-за Маньчжурии спровоцировал русско-японскую войну 1905 года. В 1907 и в 1910 годах две страны разделили её на сферы влияния. Защищенная этими соглашениями, Япония установила в южной Маньчжурии главенствующую экономическую и политическую власть.[1199]
Революционный Китай начал оспаривать внешнее влияние в Маньчжурии в конце 1920-х годов. Контроль Чан Кайши над собственно Китаем оставался в лучшем случае непрочным, но он часто использовал нападения на иностранные интересы для мобилизации внутренней поддержки, и Маньчжурия казалась особенно привлекательной целью. В 1929 году Чан начал короткую и в конечном счете провальную войну против советских интересов в Северной Маньчжурии. Не успокоившись после поражения, он последовал за ней, предприняв менее явное провокационное нападение на Японию, поощряя китайцев к эмиграции в Маньчжурию, устраивая бойкоты японских товаров и призывая местных военачальников к строительству железнодорожной линии, параллельной контролируемой японцами Южно-Маньчжурской железной дороге.[1200]
Вызов Чанга вызвал серьёзное беспокойство в Японии. Депрессия принесла островному государству экономическую катастрофу, что усилило экономическое значение Маньчжурии. Япония зависела от Маньчжурии в плане продовольствия, многих жизненно важных сырьевых материалов и примерно на 40% от объема своей торговли. Хотя Япония пыталась решить нарастающие трудности в отношениях с Китаем путем переговоров, даже умеренное правительство, находившееся тогда у власти, считало Маньчжурию крайне важной. У элитного офицерского корпуса Квантунской армии в Маньчжурии были свои планы. Встревоженная китайским вызовом и кротким ответом Токио, опасаясь потерять важный плацдарм на азиатском материке, армия увидела возможность укрепить позиции Японии и свои собственные в Маньчжурии, возможно, захватить контроль над правительством у умеренных и осуществить далеко идущие экспансионистские планы в Азии. Квантунская армия рассматривала международную ситуацию как благоприятную для смелых действий. Западные державы были озабочены нарастающим экономическим кризисом, Советский Союз, казалось, вряд ли что-то предпримет. Поэтому в сентябре 1931 года в Мукдене на юге Маньчжурии армия взорвала участок собственной железной дороги, свалила вину за взрыв на китайцев и, тщательно спланировав и хорошо выполнив свой план, использовала этот инцидент как предлог для уничтожения китайского сопротивления в Маньчжурии.[1201]
Запад отреагировал так, как и предполагала Квантунская армия. Обращения Китая к Лиге Наций, Соединенным Штатам и Великобритании остались неуслышанными. На низком этапе депрессии европейские державы были поглощены внутренними проблемами, их лидеры были политически неуверенны и находились в обороне.