Кризисная атмосфера 1949–50 годов привела, прежде всего, к появлению СНБ–68, радикального заявления о политике национальной безопасности США и одного из самых значительных документов холодной войны. В конце 1949 года Трумэн приказал пересмотреть военную политику в связи с потерей ядерной монополии. Давно разочарованный упорным сопротивлением президента и министра обороны Луиса Джонсона увеличению военных расходов, Ачесон использовал это исследование, как он позже выразился, чтобы «заставить массовый разум „высшего правительства“ потратить деньги, необходимые для адекватной обороны».[1590] Проект СНБ–68 был подготовлен Нитце, который сменил Кеннана на посту главы Штаба планирования политики. Инвестиционный банкир с Уолл-стрит, по характеру такой же интенсивный, как и его наставник Джеймс Форрестал, Нитце превосходил Ачесона в своём мрачном мировоззрении. В его исследовании была срочно сформулирована идеология национальной безопасности. В нём провозглашалась необходимость защищать свободу во всём мире, чтобы сохранить её дома. Написанное в самых суровых черно-белых тонах, оно давало наихудшее представление о советских возможностях и намерениях. «Одушевленный новой фанатичной верой», — предупреждал он, — СССР стремился «навязать свою абсолютную власть остальному миру». Советская экспансия достигла той точки, дальше которой ей нельзя позволить зайти. «Любое существенное дальнейшее расширение территории, находящейся под контролем Кремля, приведет к тому, что не удастся собрать коалицию, способную противостоять Кремлю с большей силой».[1591]
В этом контексте мира, разделенного на два враждебных блока, хрупкого баланса сил, игры с нулевой суммой, в которой любой выигрыш для коммунизма автоматически оборачивался проигрышем для «свободного мира», СНБ–68 наметил ослепительный набор мер — то, что Ачесон назвал «тотальной дипломатией» — для борьбы с советской угрозой.[1592] В нём предлагалось укрепить оборону Западной Европы, восполнить дефицит доллара и распространить сдерживание на Восточную Азию. Он призывал расширить программы военной и экономической помощи, тайные операции и психологическую войну. Прежде всего, он требовал огромного увеличения расходов на оборону, чтобы поддержать масштабное наращивание ядерных и обычных вооружений. Цель заключалась в достижении военного превосходства и создании того, что Ачесон назвал «ситуацией силы». Конечной целью была победа в холодной войне путем отсоединения Восточной Европы от советского блока и принуждения к смене советского правительства. Чтобы убедить порой апатичную общественность пойти на необходимые жертвы, СНБ–68 предложил программу просвещения населения с использованием простого, жесткого языка — того, что бывший заместитель государственного секретаря Роберт Ловетт назвал «предложениями Хемингуэя», — чтобы угроза, по словам Ачесона, была «яснее правды».[1593] По-прежнему отказываясь от финансовых обязательств, которые предлагал Нитце, Трумэн положил документ на полку весной 1950 года. События в Северо-Восточной Азии вскоре вернут его на стол переговоров.
В июне в Корее, стране, географически далёкой от Соединенных Штатов, но на протяжении многих лет являвшейся очагом соперничества в Восточной Азии, разразилась горячая война. Являясь результатом ожесточенного внутреннего конфликта между корейцами, а также холодной войны, корейская «полицейская акция» продолжалась более трех лет. Она имела глубокие глобальные последствия, усиливая напряженность холодной войны и приводя к расширению обязательств США в Европе и Восточной Азии. Она сделала возможной полную реализацию NSC–68, включая огромное наращивание военной мощи, экономическую мобилизацию и ряд глобальных обязательств.
Как и в Германии, конфликт в Корее возник из-за оккупационных зон, поспешно созданных в конце войны. Накануне капитуляции Японии чиновники армии США низшего звена, работавшие с картами National Geographic, установили разделительную линию между американской и советской оккупационными зонами на 38-й параллели, удобно оставив столицу Сеул и две трети населения в руках США. Как и в случае с Германией, усилия по объединению страны натолкнулись на соперничество времен холодной войны. В каждой зоне возникли режимы, носящие отчетливый отпечаток оккупационной власти. Соединенные Штаты поддержали консервативное южное правительство во главе с Сингманом Ри, давним изгнанником, выпускником Принстонского университета и протеже Вудро Вильсона. В 1945 году Рее было семьдесят лет, он был красив, обаятелен и яростно независим. Его правительство состояло в основном из богатых землевладельцев, некоторые из которых сотрудничали с японцами. На севере страны Советский Союз поддерживал левый режим, возглавляемый тридцатиоднолетним фанатиком коммунизма Ким Ир Сеном. Ри и Ким страстно желали объединить Корею — на своих условиях. В 1948–1950 годах на полуострове шли бои. Левые партизаны строили заговоры с целью подорвать авторитет Ри, а армии обеих зон вели спорадические войны по 38-й параллели. Погибло до ста тысяч корейцев, из них тридцать тысяч — в затяжных боях на острове у побережья Южной Кореи.[1594]
Соперничество времен холодной войны сделало возможным полномасштабные военные действия. Соединенные Штаты были обеспокоены тем, что амбиции Ри могут втянуть их в войну, которую они не могли себе позволить в регионе, имеющем второстепенное значение. Поэтому администрация Трумэна вывела свои вооруженные силы из Кореи в 1949 году. В широко разрекламированной речи, произнесенной в январе 1950 года, в которой точно излагалась политика США, но было сказано гораздо больше, чем следовало, Ачесон оставил Южную Корею за пределами американского «оборонительного периметра». В то же время, после падения Китая, администрация все больше понимала, что по соображениям внутренней политики она не может позволить себе потерять дополнительные азиатские владения в пользу коммунизма. По мере того как Япония приобретала все большее значение в глобальной стратегии США, Корея становилась важным буфером против Китая и Советского Союза и рынком сбыта для японского экспорта.[1595]
Признаваясь в бессоннице в своём стремлении объединить Корею, неутомимый Ким упорно добивался от Сталина разрешения на решительные действия. Много раз получив отказ, он, наконец, добился квалифицированного согласия в апреле 1950 года. Видимо, убежденный отказом администрации Трумэна спасать Чанга, выводом войск из Южной Кореи и, возможно, речью Ачесона в том, что Соединенные Штаты не будут реагировать, Сталин одобрил вторжение через 38-ю параллель при условии, что Ким будет настаивать на быстрой победе. Ким также намекнул, что он может обратиться к Мао, и Сталин не хотел, чтобы он оказался на пути распространения революции в Восточной Азии. Единая Корея укрепила бы позиции СССР в Северо-Восточной Азии и оказала бы давление на Соединенные Штаты в Японии. Война в Корее, возможно, рассуждал Сталин, тесно свяжет Пекин с Москвой и устранит любые шансы на сближение с Соединенными Штатами. Советский лидер, правда, предупредил Кима, что «если вам дадут по зубам. Я и пальцем не пошевелю». С условного благословения Сталина и якобы в ответ на южнокорейские провокации Ким 25 июня 1950 года направил в Южную Корею стотысячную армию, поддержанную танками, артиллерией и авиацией.[1596]
Хотя администрация Трумэна была застигнута врасплох, она, к шоку Сталина и его союзников, отреагировала быстро и без лишних споров. Официальные лица Соединенных Штатов ошибочно полагали, что Москва спровоцировала нападение в рамках своего грандиозного плана по установлению мирового господства. Они живо вспоминали Маньчжурию и Мюнхен, а также нереагирование Запада, которое, по их мнению, привело ко Второй мировой войне. Если они ничего не предпримут, рассуждали они, нервные европейские союзники потеряют веру в свои обещания, а коммунисты получат стимул к дальнейшей агрессии. Организация Объединенных Наций участвовала в создании Южной Кореи, и американские чиновники также рассматривали северокорейское вторжение как испытание для зарождающейся всемирной организации. Таким образом, уже через несколько дней после нападения 25 июня администрация начала войну. Президент неразумно отказался запрашивать разрешение Конгресса, опасаясь создать прецедент, который мог бы связать его преемников, что свидетельствует о том, насколько холодная война уже разрушила традиционные взгляды на подобные вопросы. Воспользовавшись отсутствием СССР в Совете Безопасности, администрация заручилась поддержкой ООН для военных действий в Корее. Она направила воздушные, морские и сухопутные силы США на защиту охваченной войной Южной Кореи. В качестве важного шага, который разрушил все надежды на примирение с Китаем, администрация разместила Седьмой флот между Тайванем и материковым Китаем. Она увеличила помощь Франции в Индокитае. Широкой полосой, протянувшейся от Японского моря до Сиамского залива, Соединенные Штаты распространили на всю Восточную Азию политику сдерживания, уже применявшуюся в Европе.[1597]
В первые шесть месяцев Корейской войны судьба повернулась вспять, что редко встречается в истории войн. Оккупационные войска Соединенных Штатов, спешно переброшенные из Японии и не готовые к бою, не смогли остановить натиск Северной Кореи. К концу лета войска ООН оказались в изоляции в Пусане на юговосточной окраине Кореи и едва не были согнаны в море. В этот момент командующий войсками ООН генерал Макартур разработал смелый, но опасный план амфибийной атаки на северо-западный порт Инчхон, чтобы ослабить давление на Пусанский периметр и поймать перенапряженные северокорейские силы в смертоносные клещи. План был опасен при самых благоприятных обстоятельствах. Коварные приливы и отливы делали гавань судоходной только один день в месяц, да и то всего на несколько часов, что позволяло бдительным защитникам предугадать время вторжения. Возможно, чтобы подчеркнуть собственную гениальность в случае успеха, властный Макартур назвал операцию авантюрой с коэффициентом 5000 к 1 и отменил предостережения Объединенного комитета начальников штабов.