[1649] Постоянная угроза военного вмешательства США — в основном блеф — похоже, помогла администрации в Женеве вырвать некое подобие победы из почти несомненного и полного поражения. Даллес выступил с кратким и бурным заявлением, более хмурый, чем обычно, и вел себя, по словам одного биографа, с «прищуренным отвращением пуританина в доме дурной славы», даже, как сообщается, отвернулся, когда китайский делегат Чжоу Энь-лай протянул руку в знак приветствия.[1650] Чтобы сдержать возможное вмешательство Китая и повлиять на исход конференции, Соединенные Штаты поддерживали возможность военного участия. Американская угроза, возможно, помогла прийти к соглашению. У китайцев и Советов были свои причины для прекращения войны. Они вынудили неохотно соглашающихся лидеров Вьетминя принять гораздо меньшие условия мира, чем, по их мнению, позволяли их успехи на поле боя. Следуя прецедентам холодной войны, которые были плохо применены в Германии и Корее, Женевские соглашения от 21 июля 1954 года временно разделили Вьетнам по 17-й параллели и назначили на 1956 год выборы, чтобы объединить страну.[1651]
Большинство наблюдателей считали, что Вьетминь Хо Ши Мина легко победит на выборах и объединит страну, но у Соединенных Штатов и ярого антикоммунистического лидера Южного Вьетнама Нго Динь Дьема были другие идеи. «Главное, — настаивал Даллес, — не оплакивать прошлое, а воспользоваться будущей возможностью и не допустить, чтобы поражение в Северном Вьетнаме привело к распространению коммунизма на всю Юго-Восточную Азию и югозападную часть Тихого океана».[1652] Несмотря на мрачные перспективы успеха в Южном Вьетнаме, Соединенные Штаты пошли на авантюру, решительно поддержав в конце 1954 года властного Дьема и поддержав его, когда он чуть не потерял власть в следующем году. Нарушая букву и дух Женевских соглашений, Соединенные Штаты поддержали отказ Дьема участвовать в национальных выборах. С помощью масштабных усилий по государственному строительству они стремились создать на юге Вьетнама независимое, некоммунистическое государство, которое могло бы стать оплотом против дальнейшей коммунистической экспансии в важнейшем регионе. Для дальнейшего сдерживания возможной агрессии Даллес в ходе длительных переговоров в Маниле осенью 1954 года помог создать Организацию договора Юго-Восточной Азии (SEATO) — альянс восьми стран, призванный защищать регион от коммунизма.[1653]
Кризис 1954–55 годов в Тайваньском проливе стал ещё одним серьёзным испытанием для массированного возмездия и имел огромные долгосрочные последствия для отношений США с Тайванем и Китаем. Китайско-американское противостояние представляет собой классический пример того, как отсутствие прямой связи, неправильное восприятие и просчеты повышали угрозу прямого конфликта во время холодной войны, в данном случае за территорию, не представляющую реальной ценности. В начале сентября 1954 года, несмотря на предыдущие усилия США по сдерживанию, китайцы начали обстрел Квемоя и Мацу, крошечных и стратегически неважных островов у юго-восточного побережья материкового Китая, все ещё находившихся под контролем националистов. Эйзенхауэр и Даллес признали, что острова ничего не стоят. Они не хотели войны. Но они также не хотели выглядеть слабыми перед лицом китайского вызова. Они также понимали, что Чан Кайшик может попытаться воспользоваться кризисом, втянув Соединенные Штаты в войну с Китаем. Ошибочно рассматривая обстрелы как прелюдию к захвату островов Китаем или даже к нападению на Тайвань, они экспериментировали с политикой сдерживания через неопределенность, «заставляя врага гадать», по словам Эйзенхауэра, чтобы предотвратить агрессию, не ввязываясь ещё глубже в отношения с Чаном. Эта политика имела эффект, противоположный задуманному, побудив правительство Мао в январе 1955 года захватить один из Дачэнов, ещё один набор прибрежных островов, в уверенности, что Соединенные Штаты ничего не предпримут.[1654]
Кризис быстро перерос в грань ядерной войны. Мао почувствовал опасность дальнейших действий и больше ничего не предпринимал. Администрация Эйзенхауэра, опять же неверно понимая намерения Китая, рассматривала захват Дачэна как прелюдию к нападению на Куэмой, Мацзу или даже Тайвань. «Красные китайцы выглядят совершенно безрассудными, высокомерными, возможно, самоуверенными и абсолютно безразличными к человеческой жизни», — предупреждал президент.[1655] Чтобы успокоить Чанга и сдержать Мао, администрация подписала договор о взаимной обороне с Тайванем (который не включал шельфовые острова), а в январе 1955 года добилась от Конгресса принятия резолюции по Формозе, дающей президенту полномочия отвечать на китайскую «агрессию». В ней рассматривались упреждающие военные действия, возможно, даже применение ядерного оружия против китайских войск на островах. Считая войну возможной, если не вероятной, она, по словам Даллеса, поставила перед собой задачу «создать более благоприятные условия для применения атомного оружия».[1656] Эйзенхауэр повысил ставки и вызвал тревогу в стране и за рубежом, публично высказав 16 марта 1955 года предположение, что Соединенные Штаты могут применить ядерное оружие «так же, как вы используете пулю или что-либо ещё».[1657] Чтобы убедить Чанга отказаться от Квемоя и Мацу, Соединенные Штаты предложили блокировать пятьсот миль китайского побережья напротив Тайваня — акт войны — и разместить на острове ядерное оружие. По иронии судьбы, Чан сорвал эту самую рискованную эскалацию, отказавшись отдать острова. Напряжение ослабло в апреле, когда Чжоу Энь-лай в Бандунге ошеломил мир примирительными жестами. Под давлением нервных союзников и встревоженной общественности Соединенные Штаты ответили добром на добро. Вскоре две страны начали спорадические переговоры послов в Варшаве, чтобы помочь ослабить напряженность.
Позднее Даллес настаивал — и некоторые историки поддержали его утверждение, — что кризис в Тайваньском проливе ознаменовал победу массированного возмездия. Конечно, Соединенные Штаты избежали войны, и Тайвань был в безопасности. Но китайцы привлекли внимание к Тайваню, что было одной из их главных целей, а также получили некоторые националистические территории. Туманные ядерные угрозы Эйзенхауэра не сдержали нападения на Куэмой, Мацзу или Тайвань — такие нападения никогда не планировались. Соединенные Штаты могли бы спровоцировать войну из-за бесполезной недвижимости, если бы не упрямство Чанга. Угрозы президента мало способствовали укреплению доверия к США. Более того, они, похоже, укрепили решимость Китая и заставили Пекин начать собственную ядерную программу. Вызвав протесты внутри страны и среди союзников, они также поставили под серьёзный вопрос жизнеспособность массированного возмездия как ключевого элемента оборонной политики «Нового взгляда». Что ещё более зловеще для долгосрочной перспективы, кризис укрепил связи США с Чангом и привел к более жестким обязательствам США по защите Тайваня, создав непреодолимые долгосрочные препятствия для любого примирения с пекинским режимом.[1658]
Авторитет Соединенных Штатов также подвергся серьёзному испытанию кризисом в Восточной Европе. Во время предвыборной кампании 1952 года Даллес отказался от сдерживания в пользу «взрывной и динамичной» политики «освобождения» пленных народов, и освобождение поначалу стало краеугольным камнем политики администрации в отношении Восточной Европы. Эйзенхауэр убедился в ценности психологической войны (psywar), будучи командующим войсками союзников в Европе. Он привел в Белый дом советника по пропаганде военного времени К. Д. Джексона из Time-Life и одобрил его предложение сделать пси-войну «настоящей сутью» американской политики в отношении Восточной Европы. Джексон расширил и усовершенствовал программы, начатые администрацией Трумэна. Над регионом стали рассылать все больше и больше листовок на воздушных шарах, тонко замаскированных под метеорологические аэростаты, — всего шестьдесят тысяч шаров с тремястами тысячами листовок в период с 1951 по 1956 год. Радио «Свободная Европа» (РСЕ) и «Радио Освобождение», преодолевая яростные помехи, транслировали передачи на Восточную Европу и сам Советский Союз. Такая пропаганда сатирически высмеивала коммунистические порядки и нравы, разглашала имена оперативников тайной полиции и открыто призывала диссидентов к восстанию.[1659] Подобные пси-операции не вызвали, но определенно стимулировали серию восстаний в Восточной Европе в 1950-х годах. Джексон едва успел занять свой пост, когда тяжелые экономические условия в Восточной Германии в июне 1953 года вызвали протесты в Восточном Берлине, которые вскоре распространились по всей стране, привели к призывам к всеобщей забастовке и в конечном итоге вызвали широкомасштабные беспорядки. Восстание застало Соединенные Штаты врасплох. Даллес и другие американские чиновники надеялись использовать советские проблемы в Восточной Германии. Но их отвлекала Корея, где освобождение военнопленных Ри поставило под угрозу мирное соглашение. Внимание также было приковано к Западной Европе, где пытались укрепить оборону НАТО и начать перевооружение Западной Германии. Эйзенхауэр настаивал на том, что сила не может быть использована. Ни Даллес, ни кто-либо другой не смогли придумать, как использовать советские проблемы. В конце концов Москва подавила восстание с помощью двадцати тысяч солдат и 350 танков. Все, что смогли сделать Соединенные Штаты, — это получить пропагандистское преимущество благодаря программе помощи, в рамках которой было предоставлено пять миллионов продовольственных посылок — «пакеты Эйзенхауэра» — которые накормили треть населения Восточной Германии. Восточногерманский кризис оказал отрезвляющее воздействие на концепцию освобождения, и даже Даллес пришёл к выводу, что силовые меры рискуют уничтожить свободный мир. СНБ–174 от декабря 1953 года придерживался концепции отката как долгосрочной цели, но жестко ограничивал её, утверждая, что Соединенные Штаты не будут провоцировать войну с СССР и будут стремиться предотвратить «преждевременные» восстания в Восточной Европе.