[1878] Западный альянс был существенно ослаблен дезертирством Франции и растущим экономическим давлением.
Цена гегемонии ярко проявилась в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Разрядка и война во Вьетнаме иногда беспокоили азиатских союзников Америки, но они также обеспечивали рычаги для вымогательства уступок со стороны Вашингтона. Один лишь намек на изменение политики США в отношении Китая, а также дипломатические успехи Пекина в 1964 году и особенно его ядерное испытание глубоко встревожили лидеров Тайваня. Соединенные Штаты быстро отвергли предложения Чан Кайши уничтожить китайскую ядерную программу и начать военное наступление на юге Китая — «Гимо и мадам едят-спят-любят-мечтают о „контратаке“», — размышлял американский посол.[1879] Администрация также отклонила его предложение о создании регионального военного альянса и вежливо отказалась от его предложения о предоставлении боевых частей для Вьетнама. С другой стороны, чтобы успокоить Чанга, Соединенные Штаты отправили ему современную военную технику, включая истребители. Лидер националистов умело использовал поглощенность LBJ Вьетнамом. Националистические войска принимали участие в тайных операциях ЦРУ. Американские войска использовали тайваньские базы в качестве перевалочных пунктов для операций во Вьетнаме, а Тайвань получал огромные прибыли от гражданских контрактов. Таким образом, война во Вьетнаме ужесточила американо-тайваньские связи.[1880]
Война привела к серьёзному обострению отношений Америки с её главным союзником в Восточной Азии, Японией. Японцы продолжали настаивать на возвращении Окинавы. Минимизируя угрозу во Вьетнаме, они в целом выступали против войны и особенно опасались, что могут быть втянуты в неё. Американские чиновники не хотели отдавать «тихоокеанский ключ», особенно в условиях войны, бушующей в Юго-Восточной Азии. Американцы возмущались тем, что Япония пользовалась «зонтиком» обороны США, внося лишь минимальный вклад в обеспечение собственной безопасности. Поскольку экономика Японии росла семимильными шагами, а торговый баланс сильно изменился в её пользу, американцы добивались более широкого доступа к её рынкам.[1881]
Отчаявшись получить помощь во Вьетнаме, Л. Б. Джей вынужден был неоднократно идти на уступки Японии. Сын пивовара и протеже послевоенного лидера Ёсиды Сигэру, премьер-министр Эйсаку Сато был искусным политиком и дипломатом, который умело маневрировал в условиях обескураживающего внешнего и внутреннего давления. Две страны достигли расплывчатого соглашения о возвращении Окинавы «в течение нескольких лет», при этом Соединенные Штаты должны были сохранить права на базирование.[1882] Япония слегка приоткрыла дверь для американского импорта. Сато оказывал символическую поддержку во Вьетнаме, в основном поставляя медикаменты и корабли под флагом США для прибрежных перевозок в Южном Вьетнаме. Япония предоставила базы для американских воздушных операций. Тем временем, как заметил один японский журналист, Япония, «подобно фокуснику, удовлетворила и свою совесть, и свой кошелек».[1883] Сато терпел народные протесты против войны. Вьетнам помог Японии превзойти Соединенные Штаты в качестве крупнейшей экономической державы в регионе. Японцы продавали американским вооруженным силам на сумму около 1 миллиарда долларов в год все — от пива до мешков для трупов. Страны Юго-Восточной Азии использовали огромные американские расходы для покупки японских потребительских товаров. Япония, возможно, стала единственным победителем в войне во Вьетнаме.[1884]
Другие тихоокеанские союзники предоставили свои войска для участия в войне, но большинство из них заключили очень жесткую сделку. Некоторые из них разделяли с Соединенными Штатами озабоченность китайской экспансией в ЮгоВосточной Азии. Некоторые зависели от американских гарантий безопасности. Большинство воспользовалось возможностью выторговать уступки в обмен на скромное количество войск. Только Австралия предоставила значительные силы за свой счет. Новая Зеландия, чтобы не обидеть Соединенные Штаты и не вызвать критики войны внутри страны, отправила небольшую артиллерийскую батарею. Южная Корея предоставила около пятидесяти тысяч боевых единиц, но обеспечила себе солидные субсидии, значительную дополнительную военную помощь и расширенные обязательства по обеспечению безопасности. Филиппинец Фердинанд Маркос извлек максимальную выгоду из минимальных инвестиций. В дополнение к небольшому инженерному подразделению он предложил мобилизовать десять батальонов войск за счет США, а затем оставил их у себя дома для собственной безопасности. Поняв, что его провели, LBJ предупредил своего помощника: «Если ты ещё раз приблизишь ко мне этого человека, я заберу твою голову».[1885]
VI
Даже больше, чем в Азии, на постоянно нестабильном Ближнем Востоке администрация Джонсона подвергалась манипуляциям со стороны близкого друга, имевшего влиятельный электорат в Соединенных Штатах и амбициозную внешнеполитическую программу. Следуя примеру Кеннеди, Джонсон предпринял шаги по развитию того, что теперь называлось особыми отношениями. Как и многие американцы, он давно восхищался мужественной защитой Израилем своей территории. Будучи сенатором, он преданно поддерживал новую нацию. Он понимал важность еврейских голосов для Демократической партии и влияние израильского лобби. Среди его близких друзей среди американских евреев было несколько его советников в Белом доме. Действительно, его помощник Гарри Макферсон однажды предположил, что «где-то в крови Линдона Джонсона» было «очень много еврейских телец».[1886]
Став президентом, Джонсон расширил поставки оружия в Израиль. Конечно, он признавал важность арабской нефти, и его все больше возмущала оппозиция еврейской интеллигенции войне во Вьетнаме. Как и Кеннеди, его беспокоили ядерные амбиции Израиля, и он отклонил неоднократные просьбы о предоставлении истребителей-бомбардировщиков F–4, способных нести ядерное оружие. Он предпочитал, чтобы оружие поставлялось через третьи стороны, такие как Западная Германия, а не напрямую из Соединенных Штатов. Но обычно он был на стороне Израиля, будь то истребители A–4 Skyhawk, первые боевые самолеты для Израиля, танки M–48 или бронетранспортеры M–113. Такое оружие считалось необходимым для противодействия советским поставкам арабам и для умиротворения Израиля, когда Соединенные Штаты поставляли его умеренным арабским государствам, таким как Иордания. Американские чиновники также выдавали желаемое за действительное, полагая, что удовлетворение потребностей Израиля в обычных вооружениях отвратит его от создания ядерного оружия. Администрация пыталась увязать военную помощь с правом на инспекцию ядерных объектов Израиля, но израильский хвост часто виляет собакой сверхдержавы, и Тель-Авив упрямо и успешно сопротивлялся условиям США.[1887]
Ближневосточный кризис 1967 года, классический пример того, как эскалация порождает войну, возник в результате возобновления взрывоопасного арабоизраильского конфликта. Уверенные в том, что Израиль вскоре обзаведется ядерным оружием, радикальные арабы усилили своё давление. В феврале 1966 года власть в Сирии захватил баасистский режим, который при поддержке СССР вознамерился «изгнать Насира Насира».[1888] Действия Сирии подтолкнули египетского лидера к действиям, чтобы не потерять свои позиции среди более воинственных арабов. Насер незамедлительно потребовал вывести миротворческие силы ООН, размещенные на Синае в качестве буфера между Египтом и Израилем. Удивившись, что ООН подчинилась, он ввел войска вдоль израильской границы и пригрозил закрыть залив Сидра, спасительный путь Израиля к внешнему миру. Тем временем вновь созданная Организация освобождения Палестины (ООП) совершала смертоносные террористические атаки на Израиль с баз на Западном берегу и Голанских высотах. Окруженные и все более зажатые, не уверенные в поддержке извне, нервные израильтяне опасались за существование своего государства.
Лихорадочно пытаясь успокоить напряженность с обеих сторон, Соединенные Штаты, похоже, предоставили Израилю свободу реагировать так, как он считает нужным. Официальные лица Соединенных Штатов осознавали опасность ближневосточной войны, особенно возможность конфронтации сверхдержав в то время, когда они увязли во Вьетнаме. Ещё больше они опасались дальнейшего советского проникновения в жизненно важный регион и успешной освободительной войны арабов. Многие открыто симпатизировали Израилю. Выбрав аналогию, рассчитанную на то, чтобы зацепить ухо президента, советник Джон Рош назвал «израильтян Техасом, а Насера — Санта-Аной».[1889] Администрация предложила создать международные военно-морские силы — так называемую «Регату Красного моря» — для прорыва блокады Насера, но не получила поддержки со стороны Конгресса и ключевых союзников. Поначалу президент пытался отговорить Израиль от первого выстрела, неоднократно повторяя и внушая, что «Израиль не останется один, если не решит действовать в одиночку». Но он также обещал применить силу, чтобы открыть проливы, и со временем передал через своего закадычного друга Эйба Фортаса и других сигналы, которые, казалось, давали Израилю зелёный свет для нанесения упреждающего удара. В любом случае, находясь под угрозой с двух сторон и изнутри и будучи уверенным, что лучшая защита — это хорошее нападение, Израиль, вероятно, все равно начал бы в