[2090] Унижение, разочарование и гнев, охватившие администрацию после падения Сайгона, проявились и в её реакции на инцидент, произошедший в Сиамском заливе менее двух недель спустя. Заявив, что американское торговое судно Mayaguez вторглось в его территориальные воды, новое революционное правительство Камбоджи захватило судно и его экипаж из сорока человек. Страдая от послевьетнамской травмы и преследуемые воспоминаниями о захвате Северной Кореей судна Pueblo в 1968 году, Форд и его советники согласились, что нужно действовать решительно: В этом месте «не было ни одного голубя», — вспоминал один из чиновников.[2091] Озадаченный президент увидел шанс доказать свою силу. Как всегда, Киссинджер стремился восстановить пошатнувшийся авторитет США. Администрация никогда всерьез не рассматривала возможность переговоров с коммунистическим режимом, который она не признавала. Она осудила камбоджийское «пиратство», потребовала возвращения судна и экипажа, мобилизовала военные силы в этом районе и горячо обсуждала, стоит ли бомбить саму Камбоджу.
Соединенные Штаты вернули корабль и экипаж, добились своего и даже испытали момент триумфа, но в результате неудачной и дорогостоящей операции, которая не принесла реального улучшения их международного или внутриполитического положения. Ошибочно полагая, что экипаж удерживается на острове Кох Танг у южного побережья Камбоджи, американские морские пехотинцы высадились 15 мая, встретили неожиданно ожесточенное сопротивление местных камбоджийских сил и понесли большие потери в ходе первого штурма: Восемь вертолетов были сбиты, восемнадцать морских пехотинцев погибли — а ведь все могло быть гораздо хуже. В основном в качестве карательной меры, продиктованной политическими соображениями, Соединенные Штаты также провели бомбардировку камбоджийского материка — «Будем выглядеть свирепо», — фыркнул Киссинджер — шаг, который не повлиял на исход.[2092] Флот вернул «Маягуэс». Как раз в то время, когда морские пехотинцы высадились на Кох Танг, Камбоджа добровольно отпустила экипаж, позволив администрации заявить о победе, что было редкостью в те мрачные дни. Показатели Форда выросли. Конгресс в кои-то веки оценил его решительность: «Приятно выиграть для разнообразия», — воскликнул представитель Кентукки Кэрролл Хаббард.[2093] Твёрдый ответ президента, вероятно, помог добиться освобождения экипажа, но бомбардировки и вторжение в Кох Танг, очевидно, не возымели никакого эффекта. Цена, которую тщательно скрывали от американской общественности, была высока: в общей сложности девяносто жертв, включая сорок одного убитого, трое из которых были оставлены морскими пехотинцами и казнены. Администрация, возможно, продемонстрировала свою готовность применить силу, но слава была мимолетной, и ничего не изменилось в её пошатнувшемся мировом имидже и шатком контроле над внешней политикой.[2094]
Позже в этом году Конгресс вновь заявил о себе в связи с Анголой — наиболее показательным примером дипломатии времен холодной войны в эпоху разрядки и внешней политики в годы Форда. Одна из последних имперских держав, смирившихся с деколонизацией, Португалия в 1975 году наконец-то предоставила независимость своей ангольской колонии на юго-западе Африки. Как и в случае со многими другими новыми независимыми государствами, пьянящая реальность свободы оставила нерешенным вопрос о том, кто будет стоять у руля. За власть боролись три основные фракции, разделенные как по племенному, так и по идеологическому признаку. Как это часто бывало во времена холодной войны, локальный конфликт быстро перерос в региональный, а затем и международный кризис. Заир и ЮАР поддерживали группировки в ангольской гражданской войне, как и Советский Союз, а затем Куба, Китай и США. Хотя Ангола была богата нефтью и полезными ископаемыми, ни у США, ни у СССР не было там серьёзных интересов. Однако страх перед китайско-американским сотрудничеством, которого на самом деле не было, в поддержку фракции Национального фронта освобождения Анголы (ФНЛА) подстегнул увеличение советской помощи Народному фронту освобождения Анголы (МПЛА). Куба, похоже, вмешалась по собственной инициативе и в ответ на действия США, хотя, несомненно, консультировалась с Советским Союзом, в итоге направив пятнадцатитысячный контингент. «Американской ставке не угрожало советско-кубинское вмешательство с другой стороны, — заметил писатель Раймонд Гартхофф, — она была создана им».[2095] Вашингтон все больше опасался победы МПЛА. Форд и Киссинджер считали, что Соединенные Штаты после Вьетнама должны решительно противостоять советскому авантюризму и ясно заявить о своей готовности применить силу. В июле 1975 года администрация тайно и без согласования с Конгрессом одобрила выделение 32 миллионов долларов на тайную операцию ЦРУ в сотрудничестве с ЮАР, чтобы поддержать ФНЛА и Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА) и предотвратить победу МПЛА.
У Конгресса были другие идеи. Когда осенью 1975 года стало известно о вмешательстве США в дела Анголы, эта тема быстро стала взрывоопасной. ЦРУ только что получило клеймо «слона-изгоя» от следственного комитета Конгресса, возглавляемого сенатором от штата Айдахо Фрэнком Черчем, за ранее проведенные тайные операции и заговоры с целью убийства. В это время она была в серьёзной опале. Сотрудничество Соединенных Штатов с Южной Африкой вызвало громкие протесты. Конгресс увидел ещё одну возможность бросить вызов внешней политике администрации. В качестве раннего примера того, что впоследствии назовут «вьетнамским синдромом», либералы выступили с грозными предупреждениями о том, что кажущиеся незначительными и невинными вовлечения в такие отдалённые регионы, как Ангола, могут привести к возникновению вьетнамской трясины. Так, в декабре 1975 года Конгресс солидным большинством голосов принял закон о прекращении помощи Анголе. Форд и Киссинджер были возмущены этим вопиющим вызовом их власти, но у Конгресса было достаточно голосов, чтобы преодолеть вето, и они согласились. Впервые Конгресс остановил секретную операцию.[2096]
Ангола имела множество важных последствий. Она стала ещё одним драматическим примером того, насколько устала нация от участия в холодной войне и насколько Конгресс стремился взять на себя ответственность за исполнительную власть. Она выявила совершенно разные советские и американские взгляды на разрядку. Кремль считал, что он действует так же, как Соединенные Штаты в Чили и на Ближнем Востоке, продолжая расширять своё влияние и одновременно стремясь к разрядке. Официальные лица Соединенных Штатов рассматривали советское участие в делах Анголы и особенно использование, по их мнению, кубинских марионеточных сил как выход за допустимые пределы разрядки. Публичное подчеркивание Киссинджером советско-кубинского участия в Анголе и последующая победа МПЛА послужили боеприпасами для тех американских консерваторов, которые хотели более жесткой линии в отношениях с Москвой. Ангола не имела реального значения для Соединенных Штатов. Дополнительная американская помощь не изменила бы результата, а выход из страны не нанес бы существенного ущерба американским интересам. Но с этого момента Форд и Киссинджер оказались все больше зажатыми между либералами, которые хотели ограничить участие страны за рубежом, и консерваторами, стремившимися покончить с разрядкой, наращивать военную мощь США и решительно противостоять советской экспансии.[2097]
В последние полтора года своего недолгого президентства Форд терял позиции как внутри страны, так и за рубежом. Его похвальные усилия по ослаблению напряженности холодной войны превратились в политическую обузу, препятствующую его попыткам добиться избрания на свой пост. Тон задала крайне политизированная история с русским писателем Александром Солженицыным летом 1975 года. Блестящий, но вспыльчивый романист, рассказывавший о преступлениях советской власти против собственного народа, получил Нобелевскую премию по литературе, всемирную славу самого красноречивого диссидента режима и в итоге был выслан из страны. Жесткие антикоммунисты в Соединенных Штатах сразу же приняли его как героя. В июне 1975 года, незадолго до запланированной встречи с Брежневым в Хельсинки, группа правых во главе с сенаторами Джесси Хелмсом из Северной Каролины и Стромом Турмондом из Южной Каролины в откровенно политической манере объявила Солженицына почетным гражданином США и потребовала от Форда принять его в Белом доме и посетить широко разрекламированный ужин в его честь. Послушавшись Киссинджера, предупреждавшего об угрозе предстоящему саммиту, а не своих политических советников, Форд отказался от встречи с Солженицыным, сославшись на плотный график, хотя и направил открытое приглашение после его возвращения из-за границы. Заставив Форда поставить дипломатическую целесообразность выше принципов, Хелмс и Турмонд сняли этот вопрос, и Солженицын так и не добился визита. Отказ президента от встречи с писателем не принёс ему пользы в Хельсинки и дал сторонникам жесткой линии на родине ещё одну палку для порки.[2098]
Саммит в Хельсинки 30 июля – 1 августа 1975 года — это классический пример ключевого события, краткосрочные и долгосрочные последствия которого были поразительно разными и даже противоречивыми. Хотя в конечном итоге он сыграл решающую роль в прекращении холодной войны, его непосредственные последствия привели к дальнейшему ослаблению разрядки и нанесли ущерб Форду внутри страны. Конференция, ставшая одной из крупнейших в истории, включала представителей тридцат